Учитывая все обстоятельства, это было весьма оптимистичное утверждение со стороны Кобб-Хардинга. Какой нахал!

– Я слышал из очень надежных источников, что у этой богатой наследницы совсем другие планы, – сказал Валентин, стараясь, чтобы хозяин не заметил, в какой он ярости.

– Похоже, так оно и есть. Кому и знать об этом, как не вам.

– И то, правда. В таком случае, что бы вы сказали, если бы я заплатил вам разумную сумму за долговые расписки Кобб-Хардинга, а вы переписали бы их на меня?

Дайкен прищурил глаза.

– Насколько разумную?

– Скажем, пятьсот фунтов.

– Восемь сотен позволили бы мне спать спокойнее.

– Шесть сотен фунтов в руках позволят вам спать лучше, чем восемь, которые вы, наверное, никогда не увидите.

Хозяин долго жевал губу.

– Согласен, – сказал он, наконец. – Шесть сотен наличными. И больше никаких расписок.

– Договорились, – кивнул Валентин, отсчитывая банкноты. Если и дальше дело пойдет таким же образом, придется ему заехать в банк за наличными. – А бумаги?

Бывший боксер подписал векселя и захлопнул гроссбух.

– Вы оказали бы мне большую любезность, если бы сообщили мистеру Кобб-Хардингу, что здесь его примут только в том случае, если у него будут наличные.

– С удовольствием сделаю это. Спасибо, мистер Дайкен.

– Приятно иметь дело с таким понимающим джентльменом, как вы, милорд.

Выйдя из клуба, Валентин засунул в карман долго вые расписки Кобб-Хардинга и, свистнув, подозвал кеб.

– Клуб «Будлз», пожалуйста, – сказал он извозчику, бросив ему шиллинг.

Побывав в «Будлз», «Уайтс», «Сосайети», «Нейви» и еще дюжине так называемых клубов, больше похожих на воровские притоны и публичные дома, Валентин заплатил более тринадцати тысяч фунтов и выкупил на двадцать три тысячи двести восемьдесят шесть фунтов долговых расписок Кобб-Хардинга.

Большинство бухгалтеров, владельцев клубов и хозяев игорных заведений были счастливы, продать ему эти расписки. Похоже, что никто из них не надеялся, что с ними расплатятся. Но к некоторым Кобб-Хардинг недавно заглядывал и заверял, что скоро у него появятся средства, чтобы расплатиться с долгами, из-за чего Валентину приходилось платить им больше. Вместе с этим росла и его ярость.

Общая сумма долга потрясла его. Он и сам играл, и время от времени проигрывал, однако никогда эта сумма не превышала того, что он мог позволить себе спустить, – правда, такое случалось не так уж часто. Судя по всему, Кобб-Хардинг как игрок и в подметки ему не годился. Неудивительно, что сын баронета решил, что пора жениться на деньгах. Но то, что он сделал в попытке заполучить богатую невесту, более консервативные друзья Валентина назвали бы поступком, переходящим всякие границы. Сам Валентин, в конце концов, почувствовал, что просто… взбешен. Погубить репутацию невинного человека для того, чтобы исправить результаты собственной глупости, – это выходило за все границы. А тот факт, что в данном случае речь шла о репутации Элинор Гриффин, делал его поступок, с точки зрения Валентина, преступлением.

Его бухгалтер был не очень-то доволен тем, что маркизу потребовалось сразу так много денег. Однако поскольку он и его отец в свое время разумно пополняли семейный капитал, изъятие такой суммы было, по существу, незаметно. В любом случае игра стоила свеч.

Когда Валентин заполучил в свое распоряжение долговые расписки, у него появилось большое искушение отправиться к мистеру Кобб-Хардингу и снести с петель его входную дверь. Хотя было бы весьма заманчиво избить сукина сына и приказать ему либо заплатить долги, либо бежать в Америку, Валентин отказался от этой идеи. У него был план, которого он должен придерживаться. Он скупил эти расписки ради защиты репутации Элинор Гриффин.

Ох уж эта любительница приключений… Валентин достал из кармана часы. Половина двенадцатого. Ялики уже выстраивались в линию на Темзе. Он не очень беспокоился о безопасности Элинор. Фицрой был, конечно, придурком, но девушка это знала. Если она со вчерашнего дня не потеряла разум окончательно, то ни за что не сядет ни в одну из этих узких лодок.

Однако она будет там одна – в поисках приключений, в окружении джентльменов, которые охотятся за ее деньгами. Причем любой из них может оказаться таким же доведенным до отчаяния типом, как Кобб-Хардинг. Без гроша в кармане, но с мечтами о богатой наследнице.

Надо бы предупредить ее об этом, если она еще сама не догадалась. Ведь Элинор отличалась сообразительностью, привыкла делать собственные выводы. Это делало ее непредсказуемой. Ему обычно не нравилась излишняя самостоятельность в поступках женщин. Всех – кроме Элинор.

Расплатившись с извозчиком, он бросился бегом к краю пирса. Она стояла там, в толпе зрителей и махала платочком первой группе отплывающих яликов.

– Где ваши братья? – спросил он, когда, остановившись, приблизился к ней. Сердце его учащенно билось, но совсем не потому, что он бежал. Солнечные лучи добавили бронзы к темно-каштановому цвету, волос Элинор, а сквозь тонкий, зеленый с желтым, муслин ее платья его зоркий глаз различал белую сорочку.

Она взглянула на него через плечо.

– Мне кажется, что они расположились дальше по берегу и криками поддерживают Фицроя. Вообразили, наверное, что я буду участвовать в гонках.

– Как это могло прийти им в головы?

Элинор пожала плечами. В глазах ее вспыхивали озорные искорки.

– Я не говорила об этом ни слова.

– Они беспокоятся о вашей безопасности, и вы это знаете.

– Знаю. И потому просили воздержаться от гребных гонок, хотя и оставили решение за мной.

– Я бы тоже попытался вас отговорить. Она вопросительно взглянула на него.

– Поймите, это не имеет отношения к свободе. Просто я не хочу, чтобы вы утонули. – Он улыбнулся. – Но у меня есть одна мыслишка насчет приключения, для которого не потребуется присутствие на берегу Темзы.

– Что бы это могло быть?

– Пообедайте со мной, – предложил он, надеясь, что, высказанное из его уст, это предложение уже приобретает привкус авантюризма.

– Пообедать? Отличная мысль.

– Да? Вот и хорошо. В таком случае – вперед.

– При условии, что мы не станем сообщать моим опекунам, куда идем.

Боже милосердный, она снова рискует.

– Мы могли бы поставить братьев в известность и пойти с их ведома, – сказал он.

– С каких это пор вы стали таким благонравным? Очень хороший вопрос.

– С тех пор как вы попросили меня о помощи. К тому же я не хочу, чтобы братья Гриффин побили меня за причинение ущерба вашей репутации.

– Значит, ваше беспокойство вызвано исключительно соображениями собственной безопасности?

Он усмехнулся.

– Кажется, вы уже называли меня головоломкой. Элинор вздохнула.

– Называла. Может быть, просто оставим им записку? К удивлению и немалому облегчению Валентина, она согласилась.

– Отличная мысль. Меньше шансов обидеть кого-нибудь.

К счастью, у него нашелся листок бумаги, оставшийся после операции с выкупом долговых расписок Кобб-Хардинга. Достав из ридикюля карандашик, она написала братьям, что в гребных гонках не участвует, а обедает с маркизом Девериллом.

Покончив с этим, Валентин нашел кеб и отослал записку в Гриффин-Хаус. Он чуть было не нанял экипаж и для них с Элинор, но слишком уж велики были шансы, что кто-нибудь увидит, как они садятся в закрытый кеб без дуэньи. Вся эта чушь, касающаяся соблюдения правил светского этикета, его бы не волновала, если бы не его обязательства перед Мельбурном.

– Куда мы идем? – Элинор, очевидно, пришла к тому же выводу и взяла его под руку.

Возможно, нормы приличия все-таки имели право на существование. По ее серым глазам было видно, что ситуация и развлекает ее, и тревожит. Как видно, случай с Кобб-Хардингом не прошел даром и, наверное, послужил хорошим уроком, показав, что не следует подходить слишком близко к краю пропасти. Валентину не хотелось бы, чтобы она приобретала житейский опыт такой ценой.