– Так они… Спасибо. Мне нужно написать несколько писем; я буду в гостиной.

– Хорошо, миледи. Прислать вам чаю?

– Да, спасибо.

Ее братьев даже нет дома? Что-то здесь не так. Утром перед приездом Стивена Мельбурн более двадцати минут донимал ее наставлениями, ставил под сомнение ее здравомыслие, спрашивая, чего она добивается, проводя время с охотником за приданым, как будто каждый холостяк с ограниченным доходом обязательно является именно таким аморальным типом. А теперь они даже не потрудились узнать, вернулась ли она домой в целости и сохранности.

Элинор уселась за письменный стол и с вздохом достала из ящика лист бумаги. Так, значит, их нет дома. Она надеялась, что это следует понимать в том смысле, что они, наконец, всерьез восприняли ее «декларацию» и поняли, что с ней шутки плохи.

Дверь неожиданно распахнулась, и она вздрогнула, немедленно приготовившись к бою.

– Можно было хотя бы постучать, – сказала она, пожалев, что не начала писать письмо и поэтому не может пожаловаться, что ее прервали.

– Я забыла, – раздался милый детский голосок Пенелопы.

– Извини, Пип. Я не думала, что это ты. – Она повернулась к племяннице. – Что я могу для тебя сделать?

– Миссис Бевинс разрешила мне устроить чаепитие, – сказала в ответ девочка. – Я хочу позвать тебя.

– С удовольствием принимаю твое приглашение.

– Спасибо. – Пип потянула ее за руку. – Дядя Закери собирался прийти, но дядя Шей заставил его поехать на ленч.

– Заставил? – переспросила Элинор. Это уже интересно.

– Да. Дядя Шей сказал, что папа приказал им уйти из дома.

– Вот как? – Это могло означать многое, но, прежде всего то, что Себастьян что-то замышляет.

– Дяде Закери, наверное, не хотелось идти, потому что перед уходом он произнес несколько плохих слов, – сказала Пип.

– Такой уж он, твой дядя, – сказала Элинор и, взяв племянницу за руку, стала подниматься по лестнице в детскую. – Должна ли я надеть на чаепитие шляпку?

Пип отмахнулась свободной рукой.

– Мисс Хулиган и Лютик будут без шляп, так что тебе тоже не обязательно надевать. К тому же я не люблю носить шляпы – ленточки царапают подбородок.

– Я тоже не люблю. Насколько я поняла, кукла, и ослик тоже приглашены? А одета я подобающим образом?

– На чаепитие каждый надевает то, что хочет. Я не щепетильна, – заявила Пип.

Боже милосердный! Элинор вспомнила, как сама в шестилетнем возрасте устраивала чаепития, приглашая на них братьев, каталась верхом на лошадях и прыгала р озеро в одной сорочке. Ей тогда и в голову не приходило, что всего через несколько лет она этих удовольствий лишится. Элинор сжала ручку Пенелопы.

– Это будет очень приятное чаепитие.

– Великолепное чаепитие, – поправила ее Пип.

– Да, конечно, дорогая, – улыбнувшись, согласилась Элинор.

Если Мельбурн ожидал, что Валентин обеспечит круглосуточное наблюдение за его сестрой, то его ждало горькое разочарование. Скрестив руки на луке седла, маркиз наклонился вперед и наблюдал, как Элинор, оставив Кобб-Хардинга на подъездной дорожке, скрылась за дверями Гриффин-Хауса.

Он сосчитал до десяти, потом, сочтя свой долг на сегодняшний день выполненным, повернул Яго в сторону «Иезавели». Если ему удастся немного выиграть, то можно считать, что его прогулка была не совсем пустой тратой времени.

Он ушел из «Иезавели», выиграв достаточно, чтобы расплатиться за поздний ленч и бутылку отличного кларета, и, вполне довольный собой, поехал домой, чтобы переодеться к ужину.

– Есть какие-нибудь новости? – спросил он у дворецкого.

– Вам пришло письмо, доставленное частным курьером, милорд, – сказал Хоббс, подавая конверт на серебряном подносе.

Валентин взял конверт. От кого бы это? – подумал он. Может быть, от леди Мэри Куэнтон? Или от Лидии?

Он развернул письмо и свободной рукой отдал Хоббсу бутылку кларета.

– Открой, – сказал он, направляясь в свой кабинет, чтобы прочесть письмо без посторонних.

Письмо, написанное размашистым четким почерком, было по-деловому кратким:

«Деверилл! Согласно календарю Элинор, она приняла приглашения на следующие мероприятия…»

Маркиз потянулся за сигарой.

– Ты, видно, шутишь, Мельбурн, – пробормотал он, опускаясь в кресло. Дальше следовал подробный перечень мест, дат, времени проведения мероприятий. Герцог вовсе не шутил. Он был чрезвычайно серьезен.

«Большая часть этих мероприятий не требует твоего присутствия, но, как ты сам видишь, в промежутках между ними остается много неучтенного, времени. Именно это ты и должен принять во внимание.

Мельбурн».

Сначала Валентин хотел разорвать записку на мелкие части и швырнуть в огонь. Но внизу страницы крупными буквами Себастьян нацарапал: «ТЫ ДОЛЖЕН МНЕ».

Слава Богу, Хоббс выбрал имение этот момент, чтобы постучать в дверь и войти со стаканом кларета на подносе.

– Что-нибудь еще, милорд?

– Да. Принеси мне всю бутылку. – Когда дворецкий вышел, Валентин пробежал взглядом по перечню мероприятий. – Ну, черт возьми, после этого попробуй только не разорвать мою долговую расписку, Мельбурн, – проворчал он, отхлебывая глоток.

Пробелы в ее расписании займут все его свободное время и даже больше. А, кроме того, ему придется следить за ней так, чтобы она этого не заметила. Если Элинор поймет, что он выступает в роли ее ангела-хранителя, она никогда его не простит – а это почему-то казалось ему очень важным.

Поскольку, согласно ее календарю, мероприятием на сегодняшний вечер был ужин с леди Барбарой Хаусен и ее семьей, ему было нужно до бала у Хэмптонов решить, что делать дальше. И конечно, присутствие на этом весьма банальном мероприятии лишит его возможности побывать на более интересном суаре лорда Белмонта, назначенном на тот же вечер, с присущей ему атмосферой греховности.

Он вдруг неожиданно улыбнулся, подумав, что Элинор завтра вечером, несомненно, продемонстрирует миру еще одно творение мадам Констанцы. Он надеялся, что оно будет в красных тонах.

– Нелл, уже почти восемь часов! – послышался из-за двери ее спальни голос Закери. – Ты готова?

Элинор снова повернулась перед зеркалом. Платье доставили всего час назад, а ей нужно, по меньшей мере, в десять раз больше времени, чтобы привыкнуть видеть себя в нем.

– Силы небесные! – пробормотала она, проводя пальцами по краю глубокого декольте, едва скрывавшего упругую девичью грудь. – Я чувствую себя буквально голой.

– Вы не хотите слушать моих возражений, миледи, – сказала Хелен, набрасывая серебристую шаль на ее плечи. – А что скажут ваши братья?

Она уже подумала об этом. Несмотря на договоренность, они не позволят ей выйти из дома, пока не увидят, что на ней надето. А когда она скажет, что они не сопровождают ее на бал, будет еще хуже.

– Пора, наверное. Пожалуйста, скажи Закери, что мы испробовали холодные компрессы, но у меня по-прежнему ужасно болит голова, и я никуда не поеду.

– Вы хотите, чтобы я сказала ему это? – удивилась Хелен.

– Я это сделать не могу, – шепнула ей Элинор. – И поторопись, пока он не выломал дверь.

Хелен сделала то, что приказали. Считая, что с братьями обо всем договорилась, Элинор решила, что может теперь беспрепятственно выходить из дома в чем угодно, садиться, в чей угодно экипаж, не давая никаких объяснений, при условии, разумеется, что готова отвечать за последствия. Но, по правде говоря, она хорошо понимала, что эта «декларация» – всего лишь клочок бумаги, что братья за двадцать один год ее жизни привыкли вести себя по отношению к ней покровительственно и что этого уже не изменишь. Так что лучше не искушать судьбу и не заставлять их принимать крутые меры.

Хелен закрыла дверь и, повернувшись, прислонилась к ней спиной.

– Я попаду за это в ад, – пробормотала она.

– Вздор! – сказала Элинор. – Когда я прибуду на бал, они поймут, что это я заставила тебя солгать. Я просто пытаюсь избежать ненужных, неприятных разговоров.