Папа внимательно смотрит на меня, уголки его губ чуть-чуть приподняты, из глаз тоже катятся слезы.

И я тихо произношу:

– Ты умрешь. Раньше меня. Раньше Кристи. Раньше Тома. Как и должно быть.

– Кристи, я не буду посещать группу поддержки! – возмущаюсь я и развожу руками. Стоя в пижаме в дверном проеме с кружкой кофе, я собиралась снова зарыться в одеялах и простынях и уснуть. Просто уснуть.

– Эмили, у тебя депрессия после последнего происшествия. Ты уже целую неделю пропускаешь занятия. – Кристи так и норовит схватить меня и потянуть за собой, вниз по лестнице.

– Нет у меня никакой депрессии, – насупившись, приговариваю. – Обычные головные боли – симптомы влияния опухоли, доктор ведь рассказывал об этом, – говорю.

С тех пор, как Кристи завела этот разговор, мы все ругаемся и ругаемся. Она уверена, что группа поддержки мне сможет помочь, я же считаю, что это пустая трата моего времени. С тех пор, как меня снова выписали из больницы, я лежала дома пять дней с непрекращающейся головной болью. Не скажу, что она была очень-таки сильной, но терпеть её изо дня в день было невыносимо.

Уже завтра второе октября – девяносто первый день моего счета.

Итак, второй пункт в моем списке уже выполнен, но первый так и завис в воздухе. Мне нужно придумать, как же оставить собственный след на этой планете. Оставить так, чтобы люди могли помнить меня еще долгое время после моей смерти.

– Эмили, ну, пожалуйста, сходи хотя бы на одно занятие, – умоляла Кристи. – Если тебе не понравится, то ладно, хрен с ним. – Пожала плечами.

– Что ты сказала? – удивилась я.

Я, конечно, понимаю, что «хрен» – это не ругань, но я редко когда слышала, чтобы моя сестра хоть как-то грубо выражалась.

– Что? – переспросила она.

– Да нет, ничего, – произнесла я и подумала, что на одно посещение можно и согласиться. – Хорошо, я схожу хотя бы один раз.

– Прекрасно! Тогда собирайся. – Кристи улыбнулась и, мотнув головой, радостно понеслась – чуть ли не поскакала – на меня.

– Чего?! – удивляюсь. О чём идёт речь?!

– Сегодня среда, занятия проходят по средам. – Она подталкивала меня к своей комнате, чтобы я скорее начала собираться.

– Значит, ты специально завела этот разговор сегодня! – возмутилась я.

– Одевайся! – И Кристи закрыла дверь в мою комнату.

Делать было нечего. Я быстро натянула на себя джинсы и футболку, мы спустились вниз и ждали такси. Куда мы направлялись, я толком не знала, Кристи всем заправляла, но остановились мы у одного кафе.

– И что, здесь все происходит? – спросила я, оглядевшись по сторонам.

Обычная улица со своими маленькими магазинчиками, со своими нет-ни-до-кого-дела прохожими, со своими котами и цветами, окрашенная в коричнево-желтые тона, которые словно бы говорят об осени. Подвязанные ленточками молодые деревья, только-только посаженные. Увядшие цветы в клумбах. Цветущие – на окнах. Тихий шелест опавших листьев под ногами.

– Ну, почти, – произнесла сестра и указала пальцем вниз.

Рядом с кафетерием была какая-то лестница, ведущая на нулевой этаж, а сверху болталась вывеска с облупившейся краской.

– В подвале? – У меня глаза на лоб полезли.

– Не сердись, я узнавала, здесь хороший специалист, – оправдывалась она.

Сестра отошла на несколько шагов, похлопала меня по плечу и толкнула вперед, сказав, что будет следить за мной, чтобы я не сбежала. Я отмахнулась, спустилась по лестнице и, открыв дверь, увидела, что не все так плохо. Помещение было просторным и светлым. По кругу были расположены стулья. В дальнем углу комнаты виднелось фортепиано. На полу стояли горшки с цветами. Здесь даже книжный шкаф был с креслом-качалкой.

– Проходи, садись на любое свободное место, – сказал мужчина средних лет.

Он был приятной внешности и казался славным. Маленькие круглые очки и залысины на голове не старили его, а придавали солидности, что ли. В руках он держал книжку и внимательно читал её.

– А можно в кресло? – спрашиваю я и кивком указываю на кресло-качалку.

– Ну, пока все не пришли, то да, можно. Но затем ты сядешь в круг, хорошо?

– О’кей.

В помещении почти никого не было: только я, наш психолог-тренер, его книга и еще одна девушка. Она тихо сидела за фортепиано и поглаживала клавиши, боясь потревожить тишину зала.

Я села в кресло и начала медленно качаться. На часах без пятнадцати пять. Тренинг должен начаться ровно в пять. Снова взглянула на девушку, та смотрела на инструмент с такой любовью, с таким благоговением, словно она всю жизнь мечтала сыграть на нем, а тут он уже перед ней.

– Сыграй же, – сказала я ей.

Девушка посмотрела на меня, улыбнулась и произнесла:

– Правда?

– Да, почему бы и нет, – ответила я.

И девушка начала играть. Музыка лилась из под её тоненьких пальцев. Она перебирала белые клавиши, черные, снова белые. Я не знаю, как это назвать, ведь я ничерта не соображаю в музыке, но то, как играла эта девушка, было великолепно. Мелодия, которую она играла, манила меня, зазывала к себе. И я, не удержавшись, подошла к девушке, встала рядом и следила за каждым движением её рук. Когда девушка закончила играть, я восхищенно хлопала ей в ладоши, а затем мой душевный порыв подхватили и остальные – я только сейчас заметила, что зал заполнился людьми – зрители. Девушка раскраснелась и смущенно произнесла:

– Спасибо.

– Я – Эмили, – говорю и протягиваю девушке свою руку.

– А меня зовут Ив. – Она отвечает на мое рукопожатие.

Я её рассматриваю. Она очень красивая. У неё длинные черные волосы, карие глаза, розовый румянец на щеках, тонкие губы. Ив замечает то, как я её рассматриваю, и еще больше краснеет. Когда Ив улыбается, у неё появляются ямочки на щечках.

– Ну, что, господа, давайте начинать? – говорит наш психолог.

Все рассаживаются по своим местам, ну, а я сажусь на свободное и начинаю внимательно слушать. Наш руководитель представляется:

– Меня зовут Стефан Кэрроуэй, – начал мужчина.

И он рассказывал о том, как у него обнаружили лейкоз, как сначала он было подумал, что все – это конец. А врачи говорили, что всегда есть шансы. И вот ему этот шанс выпал! Его пичкали таблетками, водили на химиотерапию, проводили люмбальную пункцию. И в итоге, врачи сказали, что он выживет, рак побежден. Стефан говорил обо всем этом с такой интонацией, словно он бессмертен, словно он – это какое-то достояние. Хотя, возможно, так и есть. Не каждому дано пережить рак. Затем Стефан говорил, что нужно верить в Бога, что он услышал его мольбы и помог ему.

– Пожалуй, Бог умер, – вырвалось у меня.

– Представься, пожалуйста, – проговорил руководитель.

– Э-э-э, – протянула гласную я, а затем добавила, – я не знаю как.

– Хорошо, тогда ты, после того, как все расскажут свои истории, объяснишь нам свою точку зрения, ладно?

– Ага.

И тут пошла эта цепочка. Сначала, как я поняла, говорили те, кто посещает группу дольше всего, а затем цепочка потихоньку продвигалась. Все было по особенной форме: имя, возраст, диагноз, – когда его поставили, что случилось – прогнозы и настроение. Ив была где-то посередине. Она рассказала свою историю про то, как в двенадцать ей поставили диагноз: лейкоз. Как она усердно боролась с ним, как радовалась, когда была ремиссия, как огорчилась, когда ей поставили новый диагноз: острый лимфобластный лейкоз. Из всего её рассказа я поняла вот что:

1) борется она с раком очень-очень долго, и

2) она все еще не потеряла надежду.

Затем снова идут рассказы других людей, они меня совершенно не привлекали, скучные, потерянные. Я, наверное, такая же, и потому не хочу впадать в еще большее уныние. И тут очередь доходит до меня:

– Меня зовут Эмили. Эмили Беннет. Шестнадцать. Неоперабельная и быстро развивающаяся в моей голове глиобластома. Диагноз поставили,… – замялась я, – да не знаю, когда поставили, сама я все узнала девяносто дней назад.