— К делу. В котором часу ты придешь сюда завтра?

— К десяти.

— Поздно. А не мог бы ты явиться до девяти?

— Зачем? Ведь процедуры уже назначены!

— Чтобы спокойно обследовать пораженный участок и посмотреть, как идет поправка.

— Говорят, что некоторые формы разрыва не лечатся, — не успокаивался Пеле, — что к мышцам не возвращается прежняя эластичность, что они остаются навсегда ослабевшими, как старые подтяжки. В Рио, во «Фламенго», играл «край», у которого мышцы были в подобном состоянии и рвались при каждом усилии.

— Разумеется, ты думаешь, что у тебя такое же состояние?

— Нет, не совсем, доктор, но я этим весьма озабочен.

— Ладно, решено. Завтра в девять часов я покажу, что у тебя нет ничего похожего.

Пеле проснулся от пения птиц. С моря дул прохладный ветер, но тянувшийся в сторону порта теплый морской туман извещал о том, что день будет жаркий. Нога, казалось, занемела. Он провел рукой по больной мышце, еще «не проснувшейся» после отдыха.

Он рывком соскочил с кровати и стал под душ до того, как начать чистить зубы. Тщательно завинтил крышку на тюбике с зубной пастой. «Как это некоторые люди могут оставлять открытыми тюбики, открытыми двери, открытой свою жизнь?» — подумал он.

Порыв ветра хлестнул по пальме, в саду длинные банановые листья сухо затрещали. Не предвестник ли это тропического урагана?

Кожа сидений в машине уже раскалилась. Пеле опустил все стекла и тихонько тронулся с места. В глубине улицы ему преградил путь катящийся с шумом трамвай, и кондуктор приветствовал дружеским знаком игрока, которого, конечно же, узнал. Вокруг «Вилья Бельмиро» жизнь еще не начиналась. Чего вдруг приезжать так рано? Но, к удивлению, доктор Консенино уже болтал с Лимой в лазарете. Что происходит в это утро?

— Вот и проснулся, парень.

— Откровенно, я не думал увидеть вас на ногах. Честное слово, вы перестали спать.

— Поехали быстрее, — сказал доктор. — Прежде чем приехать в больницу и обследовать ногу, мне нужно остановиться в одном месте минут на пять. Но это по дороге.

Они поехали вдоль моря, затем повернули к центру. Доктор вел машину молча, оба игрока тоже ничего не говорили. Проехав рынок, они затормозили, чтобы не наскочить на группу мальчишек.

Автомобиль ехал еще минут десять, прежде чем остановиться перед серым зданием. Над дверью висела надпись: «Институт судебной медицины».

Пеле и Лима переглянулись:

— Мы вас обождем, доктор, — сказал первый.

— Еще чего, — ответил врач, — я приехал сюда, чтобы показать тебе кое-что. Лима, можешь пойти с нами, ты не помешаешь.

Они снова обменялись удивленными взглядами и последовали за врачом, Пересекли вестибюль, вышли во двор, покрытый цементными плитами, и повернули направо. За высокой белой без стекол дверью находилась комната, куда вошло наше трио. Мебелью там служили три стоящих в углу дачных стула. Четыре никелированных крана блестели над двумя металлическими баками.

Можно подумать, что это фотолаборатория. В ноздри Пеле ударил специфический запах, но он не мог определить, какой именно.

Не обращая внимания на их нерешительный вид, врач открыл следующую дверь. Оттуда внезапно хлынул резкий запах, который Пеле уже распознал.

— Входите, — сказал доктор и закрыл за ними дверь.

Морг… Четыре плиты в водянисто-обманчивом свете и неподвижно лежащая фигура над белеющим полотном. Это морг. Раньше они слышали только рассказы об этом, не больше. А вот сейчас они тут. В ловушке. Ими овладело чувство дурноты, подобное тому, которое испытывают, внезапно оказавшись перед лицом смерти, перед ее властью, перед ее леденящим присутствием. О, доктор отлично провернул это дело! Формалин… Дурной запах, сильный и едкий, который хватал за горло. Он перемешался с плотным и пресным запахом тел.

Они застыли у двери. Доктор, открывая маленький ящик, пошутил:

— Подойдите, он не кусается. Вы, конечно, предпочли бы оказаться сейчас в самой гуще свалки самой грубой защиты чемпионата, чем быть в этой тихой комнате, не так ли? Впрочем, это вопрос вкуса…

Они подошли к врачу в тот момент, когда он поднимал простыню. Перед их ошеломленным взглядом предстала напряженная и с виду твердая нога мулата.

— Знаете ли вы, что мышцы являются органами? Они руководят большинством наших движений. Обладающие способностью сокращаться и наделенные большой эластичностью, они вытягивают или ставят на место рычаги нашего скелета. Интересно или нет? Если хотите, это внутренние провода, на которые возложена функция деятельности.

С помощью небольшого хирургического ножа, который скрылся в пальцах, врач резко разрезал бедро покойника. Пеле и Лима инстинктивно посмотрели на неподвижную голову, спрятанную под простыней. Как будто крик или протест мог вырваться оттуда. Ничего. В давящей тишине странно отозвался шум скальпеля, скользнувшего по мраморной плите.

— Некоторые мышцы являются простыми, другие — сложными, в зависимости от числа различных сухожилий, связывающих их с другими мышцами или костями. Некоторые покрыты бороздками, другие — гладкие и собираются в пучки.

Округлившимися глазами следили они за все расширявшимся белым разрезом. Запах формалина становился нестерпимым.

— В результате усталости, плохого разогрева или слишком большого усилия может случиться…

— Извините, — бросил Лима, устремляясь к выходу. Едва он открыл дверь, как его охватил внезапный приступ рвоты. Ему все же удалось выбежать наружу…

— Слабый характер. Итак, я говорил, что по какой-то определенной причине может произойти разрыв на одном из концов провода. Видишь, вот здесь, например.

Пеле наклонился, чтобы лучше видеть, но ничего толком не рассмотрел. Однако он утвердительно кивнул головой, не думая о том, что от этого зависят дальнейшие объяснения.

— В таком случае остается лишь одно решение: полный покой и серьезное лечение, с тем чтобы облегчить сращение. Оно обязательно произойдет, но потом необходимо дать время, чтобы концы залечились. Совершенно нормально, что тебе дают длительный отдых.

Пеле покрылся крупными каплями пота. Врач заметил, что лицо его приобрело зеленоватый оттенок и что он чувствует себя нехорошо. Стало ясно, что, несмотря на большое усилие воли, сопротивляться он долго не сможет и скоро присоединится к Лиме…

— Вот то, что я хотел тебе показать. Мышцы, пучки, волокна и сухожилия сказочно покорны и позволяют менять форму и начинать движения. Как же они могут не стать на место после небольшого отдыха? Они созданы для этого. Трудно поверить, что эти настоящие детонаторы содержат 75 процентов воды.

Доктор Консенино опустил простыню и взял ящичек. Пеле, задыхаясь, очутился снаружи. Ему казалось, что он выскочил из бочки с рассолом. Но все же он улыбнулся, увидев гуляющего по двору Лиму.

— Ну, старина, тебе лучше?

Вместо ответа Лима сделал многозначительную гримасу, продолжая массировать себе живот.

— Какое чудесное утреннее упражнение! Все же очень хорошо оказаться на солнце и почувствовать, что ты жив и двигаешься, не так ли? — сказал Пеле.

— Маленькие «болячки», которые мы собираем из-за того, что стучим по мячу, действительно ничего не значат, — отвечал Лима.

— Наоборот, они нам время от времени напоминают, что мы не железные. Они слегка извлекают нас из нашего небольшого комфорта, из всего того, что мы глупо считаем повседневным рабством. В сущности, жизнь футболиста весьма привлекательна, — резюмировал Пеле.

Вскоре в дверях появился доктор. Веселый и счастливый вид скрывал его обычную флегматичность. Не было ли это результатом того, что ему удалось так удачно разыграть властелина круглого мяча?

— Ну, ученики лекаря, поехали, сегодня вы достаточно повидали. Убери там все, — бросил он служащему в белой рубахе, который болтал с привратником.

— Слушаюсь, доктор Итало!

Ехали молча. Пеле отдал бы целое состояние за то, чтобы принять душ и освободиться от этого устрашающего запаха формалина, который пропитал его насквозь, приклеился к его коже.