Он побрился под душем, чтобы сэкономить время, затем надел черные брюки к рубашку из красного шелка. Если бы к нему на квартиру должна была прийти какая-нибудь другая женщина, чтобы продемонстрировать персональный стриптиз, он бы надел халат на голое тело, но с Оливией все было по-другому. Ведь договорились: «смотри, но не трогай». У нее, его Оливин, были свои причуды. У Романа никогда до этого не было девушки, с которой ему не удалось бы переспать в течение столь долгого времени. Сейчас она обещала показать ему свое пышное тело или, по крайней мере, большую его часть, насколько разрешает закон, но непосредственным контакт был воспрещен. Обычно впервые он видел интимные части тела, когда он раздевал женщину в пылу страсти. Была у него Моника, которая вела себя в постели, как развращенная гремучая змея, но настаивала на полной темноте. Он понимал, что нынешняя причуда была совершенно другой.

О женщина, изменчивость вам имя!

А может быть, Оливия была эксгибиционисткой? Это должно означать, что она жаждала мужского восхищения своим телом. Он, конечно, может это обеспечить. После всех этих недель воздержания с Оливией его восхищение было готово вылиться наружу!

Затем Роман почувствовал вину. Ему не стоит анализировать Оливию. Других он анализировал. Он делал это, потому что таким способом он доставлял им и себе удовольствие. У каждой женщины есть любовник, рожденный в мечтах. Роман мог быть мягким и воспитанным или, что более вероятно, сардоническим и почти жестоким с женщинами, которых он привлекал, но у всех них был, по крайней мере, один такой любовник. Одна мечтает, чтобы ее похитил пират. Другая страстно желает, чтобы с ней обращались как с дешевой шлюхой. Некоторых нужно, видимо, боготворить, но у Романа пока не было опыта общения с ними.

Оливия будет у него первой женщиной с комплексом богини, если он правильно ее понимает.

Поэтому, если Оливия хочет дразнить мужчину своей красотой до тех пор, пока он будет готов… К чему? Похитить ее, вопреки ее протестам? Броситься к ней в ножки и молить? Еще что-то?

Нет! Он опять занялся этим — анализом. Анализ был хорош для кратковременных связей. Это помогало осчастливить женщину, не так ли? Но ведь нельзя построить на манипуляциях привязанность на всю жизнь? Но именно этого он хотел от Оливии. Смотри, Роман! Обязательства на всю жизнь… Значит, женитьба? Только подумай об этом слове! Это не ругательство. Он хотел не только партнера в делах. Не только друга. Ему были нужны и тот, и другой, и больше. Он отчаянно хотел ее тела, но более всего он хотел и сам обладать, и чтобы им обладали.

Если Оливия хочет его подразнить, возбудить и в то же время остаться в неприкосновенности, то у нее это не получится. Его член уже выдвигал свои аргументы, но Роман был сильнее своего члена.

И она делает это не только для того, чтобы подготовить его к завтрашней победе.

Женщины находят оправдание, когда они дают своим мужчинами то, что они тайно хотят дать. «Я была пьяна». «Светила луна». «Он был так возбужден, что я пожалела его». Годилось любое оправдание. Мужчина всегда может ускорить совращение, создав предлог, которым женщина позволит себе воспользоваться. Иногда он приходил к такому открытию случайно. У него была Дотти, которой он купил флакон духов просто потому, что его привлек их аромат. Она открыла флакон, подушилась ими и сказала: «Думаю, ты ожидаешь чего-то взамен?»

Прежде чем он придумал подходящий ответ, она уже через голову снимала свитер и взбиралась на его испуганное тело.

Поэтому, наверное, настоящая причина предложения Оливии показать стриптиз не заключалась в том, чтобы вдохновить его на игру?

Роман пришел к выводу, что два вида женщин могли бы искренне сделать такое предложение. Сексуально озабоченная потаскушка, которая превратит любую ситуацию в приглашение заняться сексом, или любящая жена, изобретающая нежные игры, чтобы поддержать огонь в костре брака.

До Оливии Роман мечтал сойтись с женщиной, которая была бы одновременно шлюхой и женой. Сейчас он желал Оливию, кем бы она ни была. Он думал, это и есть настоящая любовь, когда принимаешь любимого человека независимо от его натуры.

Итак, он подчинится правилам. Если она сама не нарушит их. Ведь всегда существует такая возможность.

Его член, с отяжелевшей головкой, кивком подтвердил свое нетерпеливое согласие.

В дверь постучали ровно в три часа.

— В-входите, — хрипло сказал он. — Открыто.

На ней был черный клеенчатый плащ, туго стянутый поясом.

— О-Оливия, — сказал Роман, его руки были заняты тем, что он наливал шампанское в бокалы, одолженные в «Георге Пятом».

Она проделала небольшой пируэт. Несмотря на плащ, она явно была одета не для улицы. Ее пышные волосы были пропущены сквозь золотистую спираль и водружены высоко на голове, откуда они падали вниз подобно темному фонтану с искрами золотистой пыли. Косметика на лице, весьма выразительная, была способна ошеломить на расстоянии тридцати шагов. Веки Оливии были окрашены в золотой цвет, в уголках ее глаз, как запятые, были видны золотистые блестки. Пудра на лице была такой бледной, какой Роман не видел ни у одной женщины. Это еще больше выделяло ее кроваво-красный рот.

Ее руки с золотистыми и искусственно удлиненными ногтями покоились на поясе. Плащ, его неэластичность лишь подчеркивала изящность ее талии. Его полы распахнулись подобно какому-то ядовитому цветку под внезапным напором ее бедер. У любой другой женщины такие бедра были бы просто возбуждающими, но у нее талия была такой гибкой…

Плащ достигал середины бедер. Ниже ее совершенные ноги плотно облегали тускло мерцающие золотистые колготки.

Сандалии на ногах были почти невидимыми. Тонкие ремешки — один вокруг изящной щиколотки, другой, немного шире, пропущен через пальцы — удерживали на ее ногах какие-то воздушные изделия, почти незаметно приподнимавшие ее ноги на несколько сантиметров над полом на каблуках-шпильках.

— Тебе нравится?

— Очень.

— Как сказал один мужчина, ты еще ничего не видел!

— Можно я помогу тебе снять плащ?

— Не спеши, — сказала она. — Один из этих бокалов мне?

— Да, конечно!

— Тогда давай сядем и спокойно выпьем, до того как начнется представление.

— Да, конечно.

Роман сел на диван, надеясь, что она последует за ним, но она уселась на подлокотник его единственного кресла. Даже так, хотя она на самом деле не сидела, хотя ее бедра покоились на краю подлокотника, а ее ноги были вытянуты перед ним._ Полы плаща разошлись, совсем немножко. Тем не менее Роман мог видеть, что чуть повыше середины бедер ее чулки удерживались золотистыми резинками с золотыми розетками. А над этим он на мгновение увидел кусочек плоти слоновой кости лучшего образца.

Оливия посмотрела на себя сверху вниз, на свои бедра, а затем на Романа и таинственно улыбнулась.

Итак, это было частью шоу? Увертюра к представлению должна еще состояться? Воспламенить его? Роман не нуждался в подготовке. Он был готов. Его помпа была в рабочем состоянии в течение недель. Если бы он был чайником, то уже готов был бы засвистеть под давлением паров.

Оливия выпила шампанское одним долгим глотком, ее подбородок приподнялся к потолку, ее шея — эта длинная, невероятно красивая шея — вытянулась, как будто предлагая себя.

Роман не знал, куда смотреть В процессе движений груди Оливии приподнялись, еще больше обнажив их округлость молодого месяца. Одновременно полы плаща разошлись еще на йоту. Мог ли он видеть голубую жилку на внутренней стороне ее бедра или это просто была игра света?

Она наклонилась, чтобы поставить на столик пустой бокал. Упругий плащ потерял форму. Роман с таким напряжением смотрел на эти неясные, мягкие изгибы, что ему казалось, еще немного и его зрачки дадут трещины от напряжения.

Оливия повозилась внутри плаща.

— Он не очень удобный, — сказала она. — Составная часть костюма — телесная косметика. В основном это самоклеющаяся золотая пыль. Через некоторое время это вызывает раздражение, особенно, если так жарко, под этим плащом.