Возникает и так называемый «абиссинский налог». «Абиссинией» в то время называлась камера в тюрьме, где были сосредоточены исключительно «уркаганы». Почему именно «Абиссиния»? Да потому, что в камере было всегда жарко и душно из-за скопления народа (Абиссиния — это современная Эфиопия, страна африканская). Любопытно, что по этому же принципу камера беднейших зэков, оборванцев называлась «Индией» (впрочем, кое-где «Индией» называли и «воровскую хату»). «Абиссинским налогом» стали обозначать сбор со всех камер в пользу «Абиссинии», то есть в пользу «блатных».

Причём если в следственных тюрьмах ещё можно было порою этому противостоять («блатных» здесь старались содержать изолированно от других категорий арестантов), то в пересыльных тюрьмах, на этапе, в лагерях от «абиссинского налога» не был застрахован никто. В общем-то, это была просто одна из форм грабежа, «обжималовки» заключённых. Всё собранное шло на «благо воровское», то есть на «общак» исключительно для «блатных». Позже «абиссинским налогом» и «воровским благом» стали просто называть «воровской общак».

Среди общей массы арестантов существовали так же, как и сейчас, «землячества», «семьи», объединения арестантов по принципу «вместе кушаем»… Но всё это были мелкие группы на принципах взаимной симпатии, национальной однородности или происхождения из одной местности. К «общаку» они никакого отношения не имели.

Первые арестантские «кассы взаимопомощи», независимые от «воров», появились в российских местах лишения свободы в середине — конце 30-х годов. Идея их создания принадлежала «политикам», «литерным» — заключённым, которые были осуждены по так называемым «литерам», или «буквам» (подробнее о них см. главу «Литерки»).

Поначалу эти люди относились друг к другу с подозрением, считая всех вокруг «настоящими врагами народа», а себя — невиновными. Но тюремный быт постепенно заставлял людей сплачиваться и как-то выживать. Одним из способов такого выживания и был прообраз «общака» — «комбед». Писатель Варлам Шаламов, прошедший сталинские тюрьмы и лагеря, свидетельствует следующее:

Шаламов в своём очерке перечислил также всевозможные способы, при помощи которых тюремное «братство» перевоспитывало «строптивцев». Из приведённого отрывка видно, что «комбеды» — идеальный прообраз современных «общаков».

Нынешние «кассы взаимопомощи» арестантов организованы именно по принципу «комбедов». Правда, практика часто далека от теории…

Интересно и ещё одно важное обстоятельство: пока разрешались вещевые и продуктовые передачи и пользование тюремным магазином было не ограничено — не существовало никаких «комбедов»! Они возникли лишь во второй половине тридцатых годов, когда власть стала «закручивать гайки» и, что называется на уголовном жаргоне, «устраивать душняк» — вводить систему необоснованных жёстких ограничений для «сидельцев».

Таким образом, «общак» «фраерский» и «общак» «воровской» долгое время существовали абсолютно независимо.

Расцвет общеарестантских касс взаимопомощи под патронажем «законных воров» начинается со второй половины 50-х годов, когда постепенно формируется образ «вора» как защитника прав всего зэковского сообщества безотносительно к уголовному прошлому и авторитету. Только с постепенным поворотом «воровской идеи» от кастовой замкнутости и исключительности в сторону простого осуждённого, с провозглашением основными задачами и обязанностями «воров» защиты «честных арестантов» от всех форм беспредела (в том числе и «ментовского»), поддержки каждого человека, который попал «за колючку» и ведёт себя «достойно», — лишь тогда «общак» стал действительно местом накопления крупных сумм и средств и мощным фактором воздействия «воровского мира» на мир арестантский. Теперь речь идёт не только о поддержке «блатного» или «босяка», но о помощи такому же, как ты, «сидельцу», попавшему в тяжёлое положение. Сегодня — он, завтра — ты. Ты поможешь сегодня, тебе помогут завтра. А может быть, твоим родным, близким.

Только «отстёгивай» регулярно и по совести…

На деле всё обстоит, к сожалению, не так идеально. Многие простые осуждённые, с которыми нам приходилось общаться, постоянно жалуются на то, что общая арестантская касса в основном используется для поддержки «братвы», «чёрных», «отрицаловки» — то есть профессиональных уголовников и тех, кто к ним примыкает. Если прежде ещё как-то соблюдался принцип контроля со стороны специально выбранных для этого «достойных арестантов», то теперь всё чаще на такой «анахронизм» «авторитеты» не размениваются.

По «закону», каждый «бросает на общак», сколько в состоянии. Может, конечно, и вовсе не отчислять. Это необязательно. Но, как правильно замечал Шаламов, «кто рискнёт противопоставить себя тюремному коллективу»?

Впрочем, более подробно о современном «общаке» мы расскажем в очерке «Менты против воров».

Пока же отвлечёмся на время от «этнографического» описания «воровского братства».

Мы достаточно подробно остановились на становлении и изменении «законов» профессионального преступного мира начала 30-х годов (при этом даже нередко забегая далеко вперёд, чтобы подчеркнуть разницу между этими ранними установлениями и более поздними «понятиями» «воровского» сообщества). Но прежде чем пойти дальше, мы обязаны хотя бы в общих чертах обрисовать обстановку в советском обществе того периода. Потому что именно государственная идеология, общественные настроения, черты жизни и быта гражданского общества определяют правила поведения и мировоззрение профессионального преступного мира. В чём нам предстоит убедиться.