Есть и другая, достаточно остроумная и смелая версия. Согласно ей, слово «клюква» перекочевало в жаргон в начале XIX века через разговорную городскую речь из языка высшего света, дворянства. В 1797 году императором Павлом I был введён орден Святой Анны для награждения военных и гражданских лиц, находящихся на государственной службе. Орден подразделялся на четыре степени. Так вот, четвёртая, низшая (и наиболее распространённая) степень обозначалась красным финифтевым медальоном с крестом и короной. Медальон прикреплялся на рукоять холодного оружия, и в обществе его иронически называли «клюква» (по цвету). Поскольку медальон крепился на кончик эфеса (как бы на «маковку») и был украшен крестом, есть основания предполагать, что по ассоциации острый на язык городской люд так же стал называть и церковные храмы…

«Клюквенников» кликали ещё и «марушниками»: от слова «маруха», то есть баба, девка. Женщины, как правило, составляли большинство прихожанок, к тому же церковь являлась своеобразным общественным центром, где можно показать себя, поглядеть на других — словом, как принято нынче говорить, «порисоваться». Поэтому женщины чаще всего и становились жертвами церковных воришек.

Но вот прошёлся по Руси огненный вихрь пролетарской революции. В число главных своих врагов новая, большевистская власть наряду с дворянством в первую голову зачислила и духовенство. В стране подверглись разграблению церковные ценности, накопленные веками, сносились храмы, представлявшие собою шедевры зодчества, памятники славы российской…

Особым репрессиям подвергались церковнослужители. Они были объявлены «классовыми врагами» и подвергнуты жестоким репрессиям. (При этом ради объективности следует заметить, что во время гражданской войны многие священнослужители открыто становились на сторону врагов революции; кроме того, священники резко осудили декрет об отделении церкви от государства и призвали всех православных к его саботированию).

В феврале 1922 года под надуманной причиной борьбы с голодом государство конфисковало у церкви все её драгоценности (в том числе и церковную утварь, предметы культа). Нет, страшный голод действительно был (спровоцированный политикой самого государства), но именно церковь самым активным образом помогала пострадавшим совместно с комитетом помощи голодающим. При этом православная церковь соглашалась жертвовать и церковным имуществом, выступая только против насилия, осквернения церквей и оскорбления чувств верующих при изъятии ценностей. Эту позицию публично высказал Патриарх Московский и Всея Руси Тихон в 1921–1922 годах, за что подвергся травле, был отстранён от патриаршества и заключён под домашний арест в Донской монастырь. Сопротивление верующих и священников привело к массовым процессам и казням.

Часть верующих пыталась приспособиться к новой власти. Ловчее всех здесь оказались на первых порах баптисты. Они громогласно приветствовали Советскую власть, возносили за неё молитвы, имели свой агитпроп по образу и подобию советского, свою прессу (журнал «Баптист»), Баптисты также соблюдали советские праздники, придавая им соответствующую религиозную окраску (Первое мая — «праздник братской внеклассовой солидарности всех верующих в Иисуса Христа»), Они даже создали свою молодёжную организацию — «христомол»! Пели в молитвенных домах «Интернационал», «Марсельезу», «Вихри враждебные» — разумеется, с несколько изменёнными текстами:

Однако официальная пропаганда не поддержала такого «религиозно-революционного энтузиазма». В прессе 20-х годов деятельность баптистов подверглась резкой критике, доходившей до издевательства. Их называли лицемерами и приспособленцами.

Впрочем, приспособленчество было не чуждо и православию. В мае 1922 года группа «белого» духовенства объявила о создании так называемой «живой» церкви, лояльной по отношению к государству и призванной заменить «мёртвую» церковь, которой руководила Московская патриархия (патриарх Тихон находился в это время под арестом в Донском монастыре). «Живоцерковники» в своих декларациях утверждали, что Советская власть осуществляет евангельские заветы труда и равенства. Некоторые из особо ретивых даже объявили Советское государство воплощением Царства Божия на Земле. Представители «революционного обновленчества» требовали отмены института патриаршества, желали модернизации и большевизации церкви. Они предлагали, среди прочего, допускать женщин на должности священнослужителей и дьяконов (причём женщины-дьяконы в знак коммунистической лояльности облекались в красные ризы); воздвигать алтарь в середине церкви и сделать из него подобие трибуны; отменить церковнославянские элементы культа и уничтожить соответствующие книги и т. д. Обновленческая церковь разрешала священникам второбрачие. Внешний вид «обновленцев» был непривычен для верующих и шокировал их. Евгений Замятин, например, так описывает такого «обновленца»: «Однажды к обедне явился новый живоцерковный поп с толпой своих. Живоцерковец был рыжий верзила, в куцей рясе, будто переодетый солдат» («Наводнение»).

«Новоцерковцев» поддержало на первых порах государство, стремясь с их помощью сломить непокорных сторонников Тихона. Однако, несмотря на свой относительно привилегированный статус, «живая» церковь не смогла заменить «мёртвую» и достичь своих честолюбивых целей. Среди верующих «обновленцы» не имели практически никакой поддержки. Видя это, власти перестали делать на них ставку и повели политику тотальной и безоговорочной антирелигиозной пропаганды.

Советская власть разворачивает в этом направлении невиданную кампанию. В неё включается «Союз безбожников» во главе с Емельяном Ярославским (автором «Библии для верующих и неверующих», по цинизму и глупости оставившей далеко позади даже сочинения Лео Таксиля). Создаётся крупное государственное издательство «Атеист», выходит в свет иллюстрированная газета «Безбожник» (к конце 20-х годов тираж её достиг 500 гыс. экз.), псевдонаучный журнал «Антирелигиозник»…

Продолжается массовое закрытие властями церквей и монастырей. Многие из них уничтожаются или приспосабливаются под клубы, кинотеатры, музеи (часто — антирелигиозные), библиотеки, склады зерна, сена, утильсырья и пр., колонии для беспризорных… Под звуки «Интернационала» с колоколен сбрасываются колокола. Пиком этого варварства был снос в июле 1929 года одной из старейших святынь православия — Иверской часовни в Москве и взрыв в январе 1930 года Симонова монастыря (описанного Н. Карамзиным в «Бедной Лизе»).