Подъехав к участку, они с трудом пробрались через скопище репортеров и расставленную повсюду фото- и телеаппаратуру.

— Я буду у вас через несколько минут, инспектор, — крикнул Фицджеральду Маркс. Слышал ли тот его, да и хотел ли снова его видеть, Маркс так и не узнал. Старик, поворачиваясь на все стороны, твердил репортерам только одно: — Не сейчас, ребята. Пока ничего нет. Не сейчас…

Маркс нашел Херринга, который оказался в учебном зале, и они поспешили к машине.

— Десятая улица, поедем по Третьей авеню.

В машине он спросил Херринга, как обстоят дела с его версией о Корралесе.

— Паршиво, лейтенант, мы ничего не можем доказать, пока как следует не прочешем всё густой гребенкой. Чертовски все запутано.

— А «шевроле-седан»? Нашел в нем что-нибудь?

— Нет, — ответил Херринг.

— Мы опоздали на несколько дней, — заметил Маркс. — И все же…

— Послушайте, Маркс, этот доктор не был в вестибюле, когда была разбита лампочка, по моим расчетам, там он не мог быть! Он уже ушел, когда все остальные вломились туда.

— Думаю, ты прав, — согласился Маркс.

— Знаете, лейтенант, федеральные службы во как увязли во всем этом, — Херринг провел ребром руки по бровям.

— Да, — согласился Маркс, — хотя мы их не видим, но они здесь присутствуют.

Херринг рассказал Марксу о приказе Редмонда проследить за гробом, который отправляют в Мексику.

— Знаете, как далеко я добрался? До грузовых складов Бальтимора и Огайо. Никакой информации. И тут вдруг капитан снимает меня с этого задания и велит прекратить дальнейшие поиски. Как вам это нравится?

— Должно быть, на это есть свои причины, — уклончиво ответил Маркс. — Одного я не пойму, почему ФБР само этим не занимается?

— Кажется, они хотят все это дело завалить.

— Если это так, — ответил Маркс, — то они этого уже добились.

— Нам надо изобличить доктора, — ответил Херринг. — И это нам придется делать самим.

— За ним не снято наблюдение?

— Нет, сэр. Капитан Редмонд не любит его еще больше, чем я.

У Десятой улицы они повернули на восток.

Проезжая мимо дома Анны Руссо, Маркс опросил:

— Вы молитесь, Уолли?

— Бывает, лейтенант. Как все.

— Лучшего случая у нас не будет, — сказал Маркс и попросил Пирса: — Остановитесь у дровяного склада, в том месте, где открыты ворота.

На складе они застали двух пильщиков около электропилы. Те молча смотрели, как Маркс и Херринг выходят из машины. Маркс достал ключ, который нашел в кармане мертвого Джерома Фримена, и передал его Херрингу.

— Проверь, подходит ли он к замку, а я пока поговорю с этими парнями. — Маркс пересек двор, а когда один из рабочих выключил пилу, сказал: — Ничего, ребята, работайте. Я только хотел проверить электропроводку в местах подключения. — Щит был на боковой стене здания, видный и доступный всем.

Когда Маркс вернулся, его уже ждал Херринг с ключом и замком. Широко улыбаясь, он доложил: — Подходит. Ключ и замок созданы друг для друга.

Маркс обнял Херринга за плечи: — Как мы с тобой, Уолли. Получай ордер на арест и тащи в участок Корралеса.

Когда Маркс вошел в кабинет Редмонда, его встретила неожиданная тишина. За стенами по коридорам сновали люди, доносился шум, но в кабинете начальства Редмонд и Фицджеральд сидели рядом за столом и читали какую-то бумагу.

Фицджеральд посмотрел на Маркса: — Мы читаем вашу почту, лейтенант, — он указал на конверт на столе. — Здесь не написано, что письмо личное.

Маркс взял в руки адресованный ему Мазером конверт. В нем пришло письмо, написанное в районной библиотеке.

До восьми вечера Корралес так и не проронил ни слова. В это время полицейское начальство вместе с адвокатом успело побывать у Джима Андерсона на его квартире в Манхэттене. Они предприняли это с единственной целью — избежать хотя бы на время шумного вмешательства прессы. Была и другая причина, по которой Корралес молчал. Андерсон попросил полицию не допрашивать его до того, как это сделает служба безопасности.

Жена Андерсона приготовила кофе, а затем, взяв сумочку и перчатки, ушла, что напомнило Марксу замечание Луизы Стейнберг о том, что они с Джанет за два года пересмотрели столько фильмов, как никакая другая пара подружек в Нью-Йорке.

На полированном обеденном столе лежали ксерокопированные копии признания Мазера.

Андерсон начал с того, что сообщил им, что подлинная личность Джерома Фримена не установлена. Он не родился в Бойсе, штат Айдахо, как это значится в его документах. Видимо, он просто выправил себе американское удостоверение личности и пользовался им по меньшей мере лет одиннадцать. О его смерти Андерсон сказал следующее: — Люди его профессии стреляются по двум причинам: он испугался, что не выдержит допросов и расколется, или знает, что в случае провала его государство расправится о ним так же жестоко, как и вражеская сторона.

— Как я понимаю, вы не имеете в виду его фруктовый бизнес, — сухо съязвил Фицджеральд.

— Вы правы, хотя, насколько мне известно, его американская фирма «Импортная компания Маргеритта» вполне преуспевала. Прекрасное прикрытие, вторая половина дня и вечера свободны, близость водных средств сообщения… Что касается грека, на которого у нас нет никаких данных, то в иммиграционной службе на него есть обычные документы. Но и только. У вас же на него совсем другой материал…

Андерсон взял копию признания Мазера.

— Мне жаль, джентльмены, но для нас этот документ не представляет особого интереса, однако, должен признаться, читается он, как роман. Все построено на воображении, я имею в виду роль, которую Мазер приписал себе в этом деле. Я не отрицаю его встреч с ними и того, что его использовали. Все это было. И вполне возможно, что воспользовались его идеей, как вычислить Бредли в Афинах, как нужного им человека. Я имею в виду идею с поисками памятника Байрону. Однако они не могли с уверенностью полагаться на то, что Бредли пойдет искать памятник только потому, что это посоветовал ему его друг Эрик Мазер.

Все предположительно могло быть так: Грисенко, вручая фильм каждому из намеченных им американских ученых, мог, как бы между прочим, также сказать каждому из них следующее: «В Афинах есть памятник Байрону, который мне хотелось бы посмотреть, раз я попал в этот город». Кстати, нам известно, что он именно это сказал Сильвестеру из Бостона, но тот направил его к швейцару, посоветовав: «Лучше спросите у него». Что касается Бредли, то тот ответил иначе, — ибо вспомнил, что его друг Мазер тоже наказывал ему обязательно посмотреть памятник Байрону. Как видите, это не то, что спланировал Мазер, но главное, что цель была достигнута: Грисенко вышел на нужного ему «курьера», доктора Бредли.

Что же касается той истории, которую они приготовили для Мазера о перехвате важных советских секретов, направляемых в США для их оценки здесь, — кажется, так они объяснили это Мазеру, — то это байки для очень наивных людей, или тех, кто готов поверить этому, ибо сам у них «на крючке». Кто пойдет на такой риск и будет подобным образом пересылать в нашу страну важную информацию, на получение которой мы тратим уйму денег и усилия целого аппарата? А что должен был делать их настоящий курьер? Перехватить эту информацию означало бы, что она изначально предназначалась кому-то другому. Этот курьер тут же информирует свое начальство. А если его убивают, то сама его смерть немедленно должна привести в движение зловещие колеса Отдела уголовных расследований. — Андерсон, улыбнувшись, посмотрел в сторону сидевшего поодаль Коннели.

— Нет, джентльмены, мистер Мазер не думал о второй половине этого сюжета. Он свою роль уже сыграл, и сыграл отлично, как об этом свидетельствуют отчеты лейтенанта Маркса. Эрик Мазер хорошо знал своих друзей и их привычки. В тот вечер в доме Бредли собрались пять воодушевленных ученых, готовых хоть ночью посмотреть фильм о советском эксперименте. Прочитав это богатое образами и красками признание, я должен сказать, что Мазер, участвуя в деле, получал определенное удовольствие.