Маркс улыбнулся.

— Если бы Мазер все же устроил вечеринку, кого бы он пригласил?

— Как всегда, Бредли и его жену и, возможно, Анну.

— Она ему нравится?

— Я бы этого не сказала, но… Я не знаю, как ответить вам на этот вопрос, лейтенант, поэтому лучше промолчу.

— Нет, прошу вас, скажите, — настаивал детектив. — Если это не связано с убийством Бредли, я этих людей больше не увижу. А если связано, то это может быть очень важным.

Луиза понимающе кивнула и убрала со лба прядь волос.

— Я хочу помочь вам, но у меня такой недостаток: дважды два у меня может получиться пять.

Маркс отважился на прямой вопрос.

— Можете ли вы сказать, что между Анной Руссо и доктором Бредли существовали близкие отношения?

— Категорически нет. Кроме науки, их влечение друг к другу равно влечению двух нейтронов. Я в этом не сомневаюсь.

Маркс, наклонившись к ней поближе, приглушив голос, спросил:

— А между миссис Бредли и Эриком Мазером?

Луиза так замотала головой, будто старалась убедить самое себя.

— Нет!

Маркс ждал.

— Он, возможно, помогал ей с ее книгой, — добавила Луиза. — Джанет — фотограф, настоящий фотограф.

— Я знаю, — сказал Маркс.

— Вчера, пока мы веселились, они обсуждали книгу.

Маркс представил себе эту сцену: ученые сами по себе, а Мазер и Джанет Бредли — в тайной близости. Луиза, которая чувствовала себя как рыба в воде на каждой вечеринке, переходила от одной группы гостей к другой, если гости говорили о чем-то ей интересном.

— Кто ушел с вечеринки первым? — спросил он.

— Эрик.

Любопытно, неужели между ним и миссис Бредли что-то есть, подумал Маркс.

— К этому времени все уже готовились уходить. Студентам не терпелось увидеть этот фильм, будь он проклят. Я спросила Джанет, не хочет ли она пойти в кино. Думаю, в Нью-Йорке в последние пять лет не найти другой такой парочки, которая пересмотрела бы столько фильмов, как мы с Джанет.

— Почему вы не уехали вместе с Мазером? Вам по дороге, живете вы недалеко друг от друга, не так ли?

— Он не предложил мне, — ответила Луиза. — К тому же он наверняка ехал не домой. Мне кажется, в последние дни он старается бывать дома как можно реже.

— Вам он нравится? — спросил Маркс. Ему казалось, что он давно знает Луизу, и он надеялся, что и она тоже испытывает к нему такое же чувство.

Луиза пожала плечами, и в этом жесте было что-то, что вызвало сочувствие.

— Боюсь, в каком-то отношении, да. Ведь я настоящая «идише мама».[3]

У Мазера в тот вечер ничего не получилось. Ни блуждания по ночным улицам, ни встречи с острословами из Виллиджа, налеты на бары и мгновенные исчезновения из них, дебаты в кофейных, и удивительная трезвость ума в предрассветные часы, когда поэты, иссякнув, забывают строки, накануне давшиеся им кровью, и готовы принять от него любую подсказку. Ничто из этого не могло умиротворить его обеспокоенную душу. Сколько раз он подавлял в себе соблазн позвонить в дом Бредли под любым предлогом — забыл зажигалку, например? Питер перед сном уже успел успокоиться. Идиоты! — назвал бы он их. Чертовы идиоты. Мазер был уверен, что Питер не обратится в полицию: в этот час он не захочет тратить свое драгоценное время на долгие расспросы в полицейском участке. Утром он ограничится кратким объяснением, каким образом его портфель очутился в уличном почтовом ящике.

Когда Мазер свернул на Перри-стрит, шел третий час ночи. Он с ужасом думал о своем заточении в пустой квартире. Получить роль в конспиративном задании и в самый критический момент быть отстраненным от дальнейших событий, было равно тому, как пригласить актера на ведущую роль, пусть даже в плохом спектакле, и в момент кульминации убрать его со сцены. Только когда Мазер увидел машину у своего дома, а в ней двух мужчин, он признался в истинной причине своего отчаянного состояния: это был страх. Неожиданное осознание этого, словно удар, настолько подкосило его силы, что он остановился. Ноги у были словно ватные. Глаза однако инстинктивно искали на пустой безлюдной улице ближайший телефон вызова полиции. Пусть унижение, пусть все произойдет в открытую! Инстинкт взял верх: прежде всего надо спасти себя.

Машина медленно поехала ему навстречу. Он заставил себя идти вперед. Но когда машина почти поравнялась с ним, он упал на тротуар и не сделал усилий подняться. Он лежал, отвернув лицо, те несколько секунд, пока вышедший из машины человек не подошел к нему.

Лейтенант Маркс выскочил из машины и склонился над лежащим мужчиной.

— Вы разбились?

Мазер зашевелился и сел. Тот факт, что никто не набросился на него, не было выстрелов и свиста пуль, чего он ждал, вызвало у него чувство стыда за проявленную слабость.

— Проклятые тротуары, — пробормотал он. — Кажется, я сломал большой палец. — Он дотянулся рукой к ступне и сжал ее ладонью, его воображение настолько обострилось, что он даже почувствовал резкую боль.

— Вы Эрик Мазер? — спросил его Маркс.

— А вы кто такие, черт побери? — оглядев их, спросил Мазер.

При слабом свете фонарей Маркс предъявил свое удостоверение и на всякий случай пояснил: — Лейтенант Маркс, полиция, — он кивком головы указал на присевшего на корточки рядом с Мазером своего помощника. — Детектив Перерро.

Мазер, пользуясь своим вымышленным увечьем, постарался переориентироваться. Он сам хотел позвать дежурного полицейского, и вот перед ним их целых два.

— Что с ним? — спросил Перерро так, будто Мазер был без сознания.

— Попробуйте встать, Мазер. Выдержит ли нога? Нам надо поговорить с вами, — сказал Маркс все еще держащемуся за ногу Мазеру.

— Где поговорить? — Мазеру показалось, что он непременно потеряет сознание, если эти незнакомые люди сунут его в машину, хотя они и называют себя полицейскими.

Маркс выпрямился.

— У вас дома или в полицейском участке. Где пожелаете.

Мазер поднялся, отказавшись от помощи Маркса. Он проковылял пару шагов, ступая на пятку левой ноги. Надо запомнить, что он повредил левую ногу, твердил он себе.

— Все пройдет, — сказал он. Его потрясло, что Питер поднял такой переполох в полиции, раз они сразу начали поиски грабителей. Именно это реальное обстоятельство, сопоставленное с его личными подсознательными страхами, которые он так остро ощутил всего несколько мгновений назад, впервые заставило его по-новому оценить пределы того, в чем он участвовал и с тревогой подумать о физической безопасности своего друга Питера Бредли.

Мазер долго открывал ключом дверь своей квартиры в полуподвале. Плохо освещенная лестничная клетка и темнота квартиры, где он не сразу нашел ближайшую лампу, помогли ему скрыть свою растерянность и отчаяние. Воздух в квартире был затхлый, нежилой. В последнее время он мало бывал здесь после визита сюда Джерри и Тома. Они как бы осквернили его жилище своим присутствием. Мазер зажег обе лампы по краям дивана, сел на него и снял ботинок. Детективы смотрели, как он массирует ногу.

— Садитесь, — сказал Мазер, — и расскажите, что все это значит. Должно быть, это что-то чертовски важное, раз вы здесь в такой час.

— А вы как думаете? — ответил Перерро. Дежурство его кончилось в полночь, и хотя он был доволен, что привлечен к работе над таким серьезным делом, он считал, что за то время, что они потратили на ожидание Мазера, где-то, возможно, произошло много серьезных преступлений, требовавших вмешательства полиции.

Маркс поднял ботинок, снятый Мазером, и поднес его к свету. Он не обнаружил на подошве ничего, что бы напоминало битое стекло. Прошло уже четыре часа после нападения на Бредли. Держа башмак в руке, Маркс наблюдал за Мазером, массировавшим ступню. У Маркса не было сомнений в том, что этого человека что-то беспокоило. Его серые глаза то бегали, то смотрели исподлобья. Доведение этого типа может стать ключом к пониманию, кто же он, думал Маркс. Недурен собой, носит длинные волосы, такие парни нравятся девушкам, особенно если он читает им лекции, возможно, он даже нравится кое-кому из молодых людей. В нем есть какая-то изнеженность, декадентство.