— Нет. Мы с Томом стараемся не общаться о другими людьми. Мы сами по себе. У нас своя жизнь.

Что правда, то правда, подумал Мазер.

— Ты видел в утренних газетах портрет фоторобота, сделанный полицией? Это человек, который должен дать показания по делу об убийстве профессора Бредли.

— Я не читаю газет. Бредли преподавал в университете, не так ли?

— Том, его друг и я участвовали в убийстве Бредли. Мазеру многого стоило произнести эти слова. Он понимал всю горькую иронию создавшейся ситуации: он исповедуется перед больным юнцом. — Если я не найду Тома, я вынужден буду рассказать полиции о тебе и о себе тоже.

Юноша попытался улыбнуться, но его мягкий безвольный рот не слушался. Он смертельно побледнел, и Мазеру показалось, что Остерман сейчас потеряет сознание. Схватив его за плечи, он сильно встряхнул его.

— Тебя использовали, парень, использовали с двух сторон. Ты понимаешь это?

— Нет! Он даст о себе знать, я знаю, он это сделает!

— Он назвал свою фамилию? Том такой-то, и прочее?

— Джонс. Но я знал, что это была шутка.

— Куда ты звонил ему? Когда сообщал об объявлении и продаже щенков?

— Я дам вам номер телефона. Я оставил ему послание на ответчике по этому номеру.

Мазер убрал руки с плеч Остермана, и тот, порывшись в карманах, вынул записную книжку. Руки его тряслись так сильно, что он едва смог открыть ее. Номер телефона оказался записанным на обороте обложки.

Мазер ждал, держа в руках карандаш и коробок спичек. Юноша молча показал ему записную книжку, чтобы Мазер сам увидел номер.

— Это неправда то, что вы сказали, — скулил Остерман. — Вы нарочно все это сделали, чтобы получить от меня телефон Тома! — Он следил за Мазером, не двигаясь:

— Господи, лучше бы я его никогда не встречал! — наконец промолвил он.

— И я тоже, — согласился с ним Мазер. Он уже был у двери.

Он миновал лифт и сбежал вниз по лестнице. По дороге ему попался лишь рабочий с ящичком с инструментами. На первом этаже Мазер решил, что лучше избежать людных университетских коридоров, и поэтому спустился в цокольный этаж, где и вышел через заднюю дверь, а затем через ворота.

Южная часть университетского здания выходила на шумную торговую улицу. Меняя направления, он прошел несколько кварталов, держа курс то на восток, то на юг, пока не попал на улицу, где торговали исключительно головными уборами. Здесь он отыскал телефон-автомат. Переждав шумный гудящий поток машин и автобусов, он наконец бросил монету в щель автомата.

Через секунду мужской голос ответил: — «Импортная компания Маргеритта», — а поскольку Мазер молчал, голос в трубке произнес: — Алло?

— Я, видимо, ошибся номером, — ответил Мазер и повесил трубку. В телефонной книге он нашел адрес импортной компании Маргеритта, — она находилась на Де-Пейстер-стрит. Мазер также отыскал ближайшую библиотеку на этой улице.

Там среди гор газетных подшивок, он дописал свое «Признание». Последними словами, завершавшими все, был адрес: Импортная компания Маргеритта, Де-Пейстер-стрит.

Библиотекарша любезно снабдила его конвертом и двумя пятицентовыми марками. Письмо он адресовал лейтенанту Дэвиду Марксу, надписав сверху «Срочное» и опустил в почтовый ящик. Затем Мазер вошел в метро и сел на поезд, идущий до Лексингтон-авеню.

Просматривая то, что он накануне вечером написал о Мазере, Маркс остановился на случайных знаках вопроса на полях, указывающих на то, что в тот момент что-то показалось ему не столь важным, и поэтому осталось без ответа. Остановившись на одной из пометок, он спросил Редмонда: — Где находится Альбион, штат Иллинойс? В какой части штата?

— Это пригород Чикаго, городок на озере Мичиган.

Клэмент Росситер сначала отказался говорить с ним по телефону: — Откуда мне знать, кто вы такой, сэр? Вы мне представились, но это мне ничего не говорит.

— Я положу трубку, — предложил ему выход Маркс, — а вы попросите оператора соединить вас со мной, Дэвидом Марксом, полицейский участок на Хьюстон-стрит, Нью-Йорк Сити.

К его удивлению, Росситер так и поступил.

— Однажды я уже стал жертвой обмана. Не хотелось бы повторять.

— Я относительно Эрика Мазера, бывшего вашего учителя, — коротко объяснил Маркс.

— Вы, очевидно, поэтому и звоните. Я посоветовал ему обратиться в полицию.

— Когда?

— Вчера, — ответил Росситер.

Понемногу, крупица за крупицей Маркс выуживал из него историю пребывания Мазера в школе Альбиона.

— Не скажете ли мне о его проступке?

— Он никогда не привлекался в судебном порядке. Обвинение было снято… но я не мог скрыть этого обстоятельства от агентов ФБР.

— Я вас понимаю, — успокоил его Маркс, проявляя терпение. — В чем состоял проступок, сэр?

— Сексуальное домогательство по отношению к малолетнему того же пола.

Для шантажа лучшего обвинения не придумаешь, подумал Маркс.

— Вы помните тех, кто представился агентами ФБР, и можете их описать, мистер Росситер?

— В сущности, я помню их теперь еще лучше, после того как мне описал их еще раз сам Мазер…

— Темноволосый, низенький и толстый, — подсказал Маркс, чтобы быстрее разговорить Росситера.

— И высокий, блондин, тип американского футболиста…

— Все верно, — сказал Маркс и, поблагодарив Росситера, повесил трубку.

Спустившись вниз и прихватив с собой детектива Пирса, единственного, кто был свободен, Маркс отправился в университет.

Первой его целью была отнюдь не мисс Келли-Набакоф, но, поскольку архив был на первом этаже, он купил газету в киоске на углу и зашел в архив, чтобы проверить, узнает ли Салли портрет, составленный полицией и опубликованный в утренний газете. В одном она не солгала Марксу, — она рассказала о визите к ней двух личностей, которых она приняла за агентов ФБР.

Салли не долго держала в секрете то, что Мазер велел ей передать лейтенанту Марксу. — Только он просил сказать это вам, если с ним что-либо случится, — оправдывалась она.

Маркс убедил ее, что если она скажет ему это сейчас, то спасет жизнь своему идолу.

— Джефри Остерман. Помните, я говорила вам о нем в тот вечер в таверне «Красная лампа»?

Джефри был еще одним вопросительным знаком на полях его отчета о Мазере.

Эрик Мазер сошел на станции метро Уолл-стрит и вместе с толпой торопливых пассажиров вышел на улицу. Время ленча подходило к концу. Клерки, брокеры, стенографистки и служащие компании АйБиЭм сновали по тротуарам, одни, вбегая в многочисленные двери контор, другие, выбегая из них, и все это напоминало ускоренно пущенную кинопленку. Он улавливал обрывки разговоров, отдельные фразы. Мазер запомнил лишь одну: «Знаешь Майкла, этого крикуна…»

Этого Майкла, подумал Мазер, он никогда не увидит и не узнает, разве что запомнит эпитет «крикун». Он не раз, прислушиваясь к чужим разговорам то на улице, то в автобусе, пытался дослушать их до конца. Сейчас он смутно сознавал, куда идет, но в данном случае это уже не имело значения. Он все откладывал свою покупку, пока не вышел на Бродвей, улицу всех улиц. Ее роскошь подсказала ему, какой магазин ему нужен. Пройдя немного по Бродвею, он увидел спортивный магазин Биллинга. Какое-то время Мазер смотрел на свое отражение в зеркальной витрине. Он никогда не мог представить себя спортсменом. Войдя в магазин, он попросил показать ему нож для рыбы.

— Для чистки рыбы? — переспросил его продавец.

— Нет, такой, чтобы можно было убить рыбу, — сказал Мазер с кривой усмешкой.

— Какую рыбу, сэр?

Мазер чувствовал, как пот стекает у него по спине. Он никак не мог найти нужное слово для ответа. Продавец с невозмутимым видом ждал, щекоча прядью волос у себя за ухом. Мазер не отваживался произнести слово «большую», поэтому он наконец сказал:

— Обыкновенную, какие ловятся на рыбалке.

Сняв кожаный футляр, продавец протянул Мазеру нож с отличным и острым лезвием.