Джанет посмотрела на него, ничего не понимая.

— Клиника доктора Корралеса находится на Одиннадцатой улице.

Джанет покачала головой.

— Я не понимаю, какая здесь связь. Фотография, о которой вы говорите, была снята на Восемнадцатой, от которой всего полквартала до дома, где живет этот мальчуган.

— …и никакой там нет клиники или кабинета доктора? — Маркс пытался разобраться с застрявшей в его голове мыслью.

— Я не могу утверждать этого, — ответила Джанет, — но мне показалось, что это был самый обыкновенный дом, каких здесь очень много.

— Готов поклясться, что на вашем снимке я видел табличку… — сказал Маркс.

Джанет, повернувшись, открыла свой чемодан, лежавший на заднем сиденье.

— Луиза почему-то решила, что книга пригодится мне.

Как только она нашла в книге нужный снимок, Маркс остановил машину у обочины. На фотографии за девушкой в окне дома солнцем высветило небольшой квадрат неба, отразившегося в стекле. Разумеется, никакой таблички с именем врача на доме не было. Воображение подвело Маркса.

— Не удивлюсь, — заметил он после некоторой паузы, — если мне справедливо напомнят о том, что навязчивые идеи скорее губили людей, чем спасали.

— Звучит не по-американски, — улыбнулась Джанет.

До самого дома он воздерживался задать ей важный для него вопрос. Теперь он задал его без каких-либо эмоций, при этом не спускал глаз с ее лица.

— Вы что-нибудь слышали в последние дни об Эрике Мазере?

Джанет, чуть вскинув голову, ответила не сразу.

Что это? Гордость? Враждебность? Но наконец она ответила: — Вчера вечером я видела его в Чикаго.

— Он не должен был покидать Нью-Йорк. Вы не знаете, где я могу его найти? — В голосе Маркса не было ни тревоги, ни настойчивости. Еще в аэропорту, встречая Джанет, он знал, что она не видела утренних газет.

— Он может быть у себя в квартире или в университете. Он вернулся в Нью-Йорк сегодня первым рейсом.

Или он сказал ей, что так сделает, подумал Маркс.

— Он поехал в Чикаго из-за вас?

Джанет хотелось быть искренней, насколько это было возможно:

— Я это допускаю, лейтенант, но я не уверена, что это именно так.

Маркс вышел и открыл перед ней дверцу машины, затем снял с заднего сиденья ее чемодан. Луиза, не приближаясь, ждала Джанет в двери вестибюля.

Джанет протянула Марксу руку. Рукопожатие было быстрым и легким. Она настояла на том, что сама донесет чемодан.

— Примите мои соболезнования, — сказал Маркс.

Джанет быстро и испуганно посмотрела на него. Затем повернулась к спешащей к ней с распростертыми объятиями Луизе. Если она не отнесет его слова на счет умершего мужа, то, может быть, они насторожат ее и предупредят о ждущей ее неприятной новости, подумал Маркс. Он был удовлетворен тем, что сказал ей это. Он не сомневался, что Мазер поехал в Чикаго, чтобы покаяться и рассказать ей все. Если это так, то Марксу не хотелось, чтобы Джанет утаила это.

Решив не пользоваться переполненным лифтом, Мазер поднялся на четвертый этаж пешком. Теперь ему придется рисковать, но не больше, чем это было необходимо. Аудитория была полна студентов, за некоторыми столами сидели и его ученики. Мазер узнавал их и здоровался кивками с теми, кто тоже его заметил, однако он старался не обращать внимания на тех, кто перешептывался за его спиной. Незаметно подойдя сзади к Остерману, он положил ему руку на плечо. Когда юноша, повернувшись, узнал его, Мазер тихо сказал: — Мне надо поговорить с вами. Пойдемте.

Тот, не противясь, встал, оставив на столе раскрытую книгу, и последовал за ним. Мазер шел в конец холла в общую аудиторию английского факультета. Как всегда, здесь никого не было. Мазер, вынув ключ, торчавший с наружной стороны двери, запер ее изнутри.

Когда-то Остерман был в том юном возрасте, когда лицо подростка менялось чуть ли не каждый месяц. Мазер находил его смазливым, физически развитым юношей, когда тот учился в его классах. Поэтому он так был разъярен и ударил его, когда он посмел взять его за руку. После этого он решительно вычеркнул его из своей памяти, если не считать того вечера в таверне «Красная лампа».

Сейчас лицо юноши казалось ему обмякшим, пустым, без тени мысли, но со следами явной деградации; особенно его выдавал рот. Ничего, кроме отвращения, он не вызывал. Мазер не хотел знать о тайне его отношений с его высоким белокурым партнером больше того, что ему подсказывала интуиция.

— Как мне связаться с Томом? Где я могу его найти?

— Том? — в глазах Остермана он увидел высокомерие.

Мазер держал руки опущенными, но Остерман видел, как они сжались в кулаки. Он посмотрел на дверь. Мазер оставил в ней ключ.

— У меня есть свидетель, который под присягой готов дать показания о твоей связи с ним.

— Мистер Мазер, почему вы так ненавидите меня? Я никогда ничего плохого вам не сделал. Я изо всех сил старался не поставить никого из нас в неловкое положение. Я попытался сделать то, что вы мне посоветовали — я нашел девушку. Помните, это было после того, как вы меня ударили? — Остерман надулся и хныкал, как незаслуженно обиженный ребенок.

— Или повидал психиатра, это я тоже тебе советовал.

— Знаете, что я сделал, мистер Мазер? Я пошел через парк, зашел в университет и попросил первую попавшуюся мне девицу пойти со мной и провести у меня ночь. И, несмотря на тот спектакль, который вы устроили с ее участием в «Красной лампе», она оказалась вульгарной, отвратительной, претенциозной старой ведьмой. К тому же от нее дурно пахло.

— Поэтому ты отправился в парк проветриться и там тебя подцепил Том.

— В ваших устах это звучит так вульгарно.

— Вульгарны те, кто подбирают партнеров на панели, мужчина это или женщина, неважно, — сказал Мазер.

— О, какой вы оказывается пуританин. Вы ханжа из Новой Англии, если позволите мне такое сказать, мистер Мазер.

— Мне безразлично, что ты говоришь, и кому ты это говоришь, Остерман. Мне нужна от тебя всего лишь небольшая информация. Ты снял мое объявление с доски? Что ты с ним сделал?

— Я прочел его Тому по телефону. Он хотел купить щенка, если это не очень дорого стоит.

Господи, подумал Мазер. Мальчик не так-то прост.

— Но это ты снял объявление с доски?

— Я не хотел, чтобы все оказались там, до того как туда прибудет Том.

— Что же он сказал тебе? И когда? Кто тебе приказал сторожить доску объявлений?

— Он попросил меня об этом. Он сказал, что его друг ждет, когда щенки подрастут, и тогда повесит объявление. В прошлый уик-энд, когда мы встречались, он напомнил мне, чтобы я следил за доской объявлений, и я тут же известил его, когда появилось объявление.

— Чем занимается этот твой Том? — спросил Мазер. Он должен знать это не ради себя, а ради этого мальчишки.

— Он инженер-строитель, работал над каким-то проектом в парке. Сейчас он уехал во Флориду. Обещал мне писать.

— Щенка он увез с собой? — спросил Мазер, чувствуя, что вот-вот и ему станет дурно.

— Я не спрашивал его об этом. Но не думаю, что он увез его. Я готов был бы присматривать за ним.

Мазер сложил руки, сел на край стола. Кто-то дернул за ручку запертую дверь и ушел.

— Джефри, когда ты его встретил?

— Вы хотите, чтобы я вам это рассказал? Ладно, расскажу. Я встретил его тогда, когда он был мне очень нужен. Это было после того, как вы ударили меня по лицу. Он видел, как это произошло.

— Я так и думал. Он расспрашивал обо мне?

— В общем нет. Он больше хотел узнать обо мне… и девушке с рыжими волосами. Представляете, у нее хватило нахальства продолжать появляться в кружке имажистов. Приходила без всякого приглашения и одна!

Мазер понял, что если он сейчас расскажет все, что знает о человеке, с которым юнец связался, тот ему просто не поверит.

— У тебя есть родители, Джефри?

— Мать живет в Бостоне… с другим мужчиной.

— Понимаю. Вот откуда у тебя такие познания о ханжеских нравах Новой Англии. Ты когда-нибудь встречался с приятелем Тома, его зовут Джерри?