— Нет. Думаю, нет. Я должен улететь один и первым же рейсом.

— Вы навестите меня, или мне лучше прийти к вам?

— Я сам приду… как только смогу.

— Эрик?

Он поднял голову и посмотрел на нее.

— Вы хотите… не так ли?

— Всей своей душой.

Джанет улыбнулась.

— А теперь не двигайтесь, пока я не уйду. — Наклонившись, подняв его лицо за подбородок, она коснулась его губ долгим нежным поцелуем.

Редмонд, Херринг и Перерро заехали за Марксом утром, чуть позднее девяти. За рулем был Перерро.

— Кто остался за старшего? — спросил Маркс. Редмонд в прекрасном настроении и ясный, как утреннее небо над ним, ответил:

— Сам начальник. Пришел, чтобы подбодрить нас.

— Да, — промолвил Маркс, — он меня тоже подбодрил утром, ни свет, ни заря. Я не представил ему вчера рапорт. Но в одном он прав. С Мазером я дал промашку. Он бы сломался, если бы мы раньше взялись за него.

— А сейчас давайте сосредоточим наше внимание на Корралесе, — предложил Редмонд. — В самом худшем случае Мазер всего лишь соучастник убийства, не так ли?

— Да. Если отдавать должное и противнику тоже, тогда согласен. Он не ожидал, что Бредли будет убит. Я потратил полночи, составляя его досье. Оно похоже на курсовую работу по психологии. Не дождусь, когда его прочитает инспектор Фицджеральд.

Редмонд рассмеялся.

Они ехали в северную часть города через Центральный парк, Седьмую авеню и пересекли Ленокс, минуя мрачные и затаившиеся трущобы.

— Крысы и рахит, — вспомнил Херринг. — Дядюшка Сэм, не пора ли с этим покончить? No hablo Espanol.[13]

— Я об этом не подумал, — вдруг сказал Редмонд. Замечание Херринга что-то ему напомнило. — Из своих личных соображении Корралес может не говорить по-английски.

— Он отлично объяснялся на английском на складе со старым сторожем Болардо, только свое имя забыл ему назвать, — заметил Херринг, — если он действительно тот доктор, кого мы ищем. — А потом добавил: — Черт побери, это должен быть все-таки он.

Как только они остановились, один из полицейских, ведущих наблюдение, указал им окно на втором этаже дома, где был кабинет Корралеса. Дом из красного кирпича делили между собой лавки на первом этаже, конторы и жилые квартиры на втором, судя по бутылкам с молоком, банкам с пивом и белью из прачечной, украшавшими подоконники.

— У него есть пациенты? — справился у полицейского Редмонд.

— Нет, сэр. В утренние часы их не бывает. Его обычно вызывают по телефону на дом.

— Его кабинет прослушивается?

— Да, сэр, но не нами.

— Скажите мне то, чего я еще не знаю, — сердито проворчал Редмонд.

— Или чего не знает Корралес, — добавил Маркс. — Где его машина?

— Черный седан припаркован там, где не разрешена парковка. — Полицейский указал на угол.

— Надо вызвать машину технической помощи, — сказал Маркс. — Это важно. Осколки стекла могли остаться на подошвах его обуви. Осколки от разбитой электрической лампочки. Они могут прилипнуть к педалям тормозов.

Доктор выглядел не на шутку испуганным, когда в его бедно обставленную приемную вошли четыре полицейских детектива. Он увидел их в открытую дверь своего кабинета. Прекратив разговор по телефону, он улыбнулся им. Видимо, он делал это часто, и тогда его лицо становилось красивым. Но исчезала улыбка, и с нею исчезала былая красота, подумал Маркс. Доктор встал, встречая их.

— Джентльмены из полиции, я полагаю?

Редмонд вынул свое удостоверение.

— Вы нас ждали, доктор?

— Я знаком с американской полицией, иногда они оказывают мне честь своим посещением, иногда наказывают. Что меня ждет нынешним утром?

Немудрено, что старик Болардо не очень хорошо понимал его: доктор говорил на слишком хорошем для сторожа английском языке.

Корралес, указав на желтые деревянные стулья, пригласил их сесть.

Маркс не помнил, чтобы ему когда-нибудь доводилось встречаться с революционерами, но по живому пронзительному взгляду доктора понял, что перед ним незаурядный их представитель. Он был крепким и мускулистым, несмотря на кажущуюся худобу, и лет ему было сорок, не больше.

— Мы хотели бы знать, доктор, где вы были в понедельник вечером, начиная с шести часов.

— Понедельник, двадцать четвертого. — Корралес полистал свой настольный календарь хорошо ухоженными руками. Эти руки не имели никакого отношения к крысам и рахиту нью-йоркских трущоб. — Вы знаете, что временами я работаю в клинике на Одиннадцатой улице?

— Да.

— Я был там до шести и после, возможно, до восьми. Затем я взял машину и поехал в город поужинать в моем любимом ресторане — «Лас Палмас» на Четырнадцатой улице. Иногда я там встречаюсь с друзьями. Сделал два звонка, да, вот еще — пневмония у ребенка, я перевез его из приюта в больницу на Ленокс-авеню.

— Вы сами перевезли ребенка?

— Конечно, нет. Я вызвал карету скорой помощи.

— В котором часу это было, доктор?

— Было уже далеко за десять, когда пришла карета. Я опаздывал на собрание.

— Давайте вернемся назад, доктор. Вы отправились ужинать, скажем, в восемь пятнадцать.

— Примерно.

— Сколько времени вы провели в ресторане? Мы должны это проверить.

— Час, или около того. Это мой единственный отдых.

— А когда вы приехали в больницу?

— Без четверти десять. Чтобы попасть в город, мне нужно не менее получаса.

— Хорошо, доктор. А второй ваш звонок? Вы сказали, что сделали два звонка.

— Я остановился на несколько минут в похоронном бюро на Сто восемнадцатой улице в Лексингтоне, чтобы отдать должное семье моего друга.

— В котором часу, доктор?

— В десять тридцать.

— А начало собрания в котором часу и где оно происходило?

Впервые Корралес проявил раздражительность.

— В старом Испанском зале на Восточной девятнадцатой улице. Мое выступление было последним, к несчастью, я должен был выступить раньше, чем было намечено. Они потеряли деньги из-за изменений в программе. Пострадал и сбор средств тоже. Надеюсь, вы знаете причину собрания, джентльмены? Освобождение Кубы.

Херринг все записывал.

Теперь допрос повел Маркс.

— Доктор Корралес, у вас черный седан. Шевроле 1959 года?

— Да.

— Можете дать нам ключи?

— Зачем, можно спросить?

— Чтобы осмотреть.

— Я вас понимаю. Но, возможно, уже пришло время объяснить мне цель вашего визита? Мне кажется, я должен вызвать своего адвоката, если вы собираетесь продолжать.

— Решайте это сами, доктор. Был убит известный человек, недалеко от вашей клиники.

— Да, конечно, — промолвил Корралес, медленно откидываясь на стуле. У него был вид человека, который только сейчас понял, что все гораздо серьезней, чем он думал. — И совсем близко к тому месту, где я договорился оставлять свою машину. — Он вынул ключи из кармана и отдал их.

Перерро, взяв ключи, ушел.

— Немного необычная договоренность, вам не кажется? — продолжал Маркс.

— Совсем нет. Мне не повезло. Мою машину взломали.

— Пропало что-нибудь ценное, доктор?

Корралес заколебался.

— Да, лейтенант, хирургические инструменты.

Маркс услышал, как Редмонд хмыкнул: он предсказывал, что доктор обязательно придумает для них какую-нибудь историю. Маркс не сводил с доктора глаз и, склонившись над столом, придвинулся поближе.

— А носовой платок, доктор.

— Их было несколько — два или три в чемоданчике с инструментами.

— Вы сообщили полиции о краже?

— Я не сделал этого, и это меня тревожит. Физик был убит ножом, не так ли?

— Все было сделано со знанием дела.

Доктор посмотрел на свои руки.

— Я очень… встревожен, — повторил он.

Маркс бросил взгляд на Херринга: их самые дикие предположения, навеянные одной из фотографий Джанет Бредли, оправдались. Круг замкнулся.

— Почему вы не сообщили в полицию о такой серьезной пропаже, доктор?