Русь Я – русский. Я из той породы, Чья кровь смешалась С небом и травой. Чьи прадеды в зеленый храм Природы Входили с непокрытой головой. И молча били низкие поклоны Клочку земли – В страду и в недород. Им Русь казалась горькой и соленой, Как слезы жен Или над бровью пот. Всё помнит Русь – И звоны стрел каленых, И отсветы пожаров на снегу… Мы входим в жизнь Открыто и влюбленно. Уйдем – Оставшись перед ней в долгу. 1959 Сыновья Наивные акселераты, Смешные наши малыши! Они, наверно, втайне рады, Что батек в росте обошли. Мы были в их года пожиже – Война, разруха, недород. Тогда нам впору было б выжить От тех харчей, от тех невзгод. Смотрю на сына – и пугаюсь: Что ждет их в этом мире гроз? Он так доверчив, словно аист, Что нам с тобой его принес. 1983 «Ты ставишь на видное место цветы…» Ты ставишь на видное место цветы, Но что-то мне грустно от их красоты. Как будто ты их принесла из былого, Из юности нашей, из той суеты, Где было все радостно и бестолково. Нам было тогда на двоих сорок лет. А может быть, меньше чуть-чуть, Я не помню. …Мой поезд пришел из Твери Только в полночь. И первое, что я увидел, – букет. Веселый, огромный – из белых гвоздик. И так тебе шло это белое пламя, Что даже перрон от восторга затих… …А кончилось все, Словно в чеховской драме – Расстались влюбленные, Вырублен сад… Когда я смотрю на гвоздики чужие, Я вижу сквозь них Твой восторженный взгляд. И думаю – Как же красиво мы жили! 2002 «Я – в гостинице…» Я – в гостинице. А за окнами По-осеннему грустный вид. Бродит осень лугами мокрыми, Заморозить их норовит. Я печально смотрю на берег, На крутой его поворот. Словно где-то мой дом затерян. И всё ждет он меня. Всё ждет. Словно юность моя осталась На холодном на волжском дне. И спокойная, Будто старость, Волга зябко течет по мне. 1956 Черный ворон Этот зловещий фургон, прозванный в народе «черным вороном», однажды остановился у нашего дома и увез моего отца. Старели женщины до срока, Когда в ночи Он отъезжал от темных окон И угрожал: «МОЛЧИ…» И мы молчали, друзей стыдились, Хотя не знали их вины. А где-то стреляные гильзы Им счет вели. О «черный ворон», «черный ворон»! Ты был внезапен, как испуг. И просыпался целый город На каждый стук. Не видя слёз, забыв про жалость, Свой суд творя, Ты уезжал… Но оставалась, Но оставалась тень твоя. На доме том, где ночью побыл, На чистом имени жены Того, чей час нежданно пробил, Час не дождавшейся вины. На снах детей, на тыщах судеб, На всей стране. Как трудно было честным людям Жить с тенью той наедине! И закрывались глухо двери Перед добром. И люди разучились верить Сперва себе. Ему – потом. О «черный ворон», «черный ворон»! Будь проклят ты! Сейчас ты – лишь бумаги ворох Да безымянные кресты. Да память горькая, да слезы, Да имена друзей. Проехали твои колеса По сердцу Родины моей. 1962 Дочери У нас одинаковые глаза, Только твои синее. У нас одинаковые глаза, Только мои грустнее. У нас одинаковые глаза. И разные адреса. И разные по утрам рассветы В моем окне, На твоем этаже. И разные радости и секреты В сердце твоем И в моей душе. Через беды, Через разлуки Провожает тебя мой страх. Слышишь сердце? Ты – В этом стуке. Видишь слёзы? Ты – В тех слезах. И приходят ко мне твои письма, Как в горло приходит ком… Словно ты на руках у меня повисла, Прибежав из разлуки в дом. – Здравствуй! – Строчки прыгают вверх и вниз. – Здравствуй! 1966 |
