Офицер хотел было что-то сказать, но в этот момент Зюзя словно впервые заметил его и заинтересованно уставился куда-то в район портупеи. Глаза старшего лейтенанта расширились, словно в безмолвном удивлении, руки безвольно опустились, а изо рта на подбородок потянулась тонкая нитка тягучей слюны.

– Ах ты мой хороший! – насмешливо сказал Версоцкий. – Ну-ка забирай нас в свою машину и вези разбираться в караульное помещение. А то уж больно мы подозрительные.

– Ну что встал? – резко оборачиваясь к ошеломленному солдату, сказал офицер. – Быстро подозреваемых в машину!

– А что это он такое странное сейчас говорил? – робко спросил солдат, тыча пальцем в Версоцкого. Тот с веселым изумлением приподнял бровь.

– Ты что, совсем охренел, рядовой?! – с неожиданной яростью взревел старший лейтенант. – Неисполнение приказа? На «губу» захотел?!

– Я… Товарищ старший лейтенант, я… – испуганно забубнил солдат.

– Исполнять!!! – заорал офицер.

В караульном помещении тоже все прошло как по маслу. Единственное, что беспокоило Версоцкого, прохаживающегося мимо строя застывших в оцепенении солдат, это необходимость смены караула. Обезвреживать всех подряд он не мог, чтобы не поднять раньше времени тревогу, а сил держать под контролем такое количество людей, да еще и в разных местах, у Зюзи могло и не хватить. Поэтому, после коротких раздумий, Версоцкий взял за негнущуюся руку начальника караула и, подведя к пульту связи, надиктовал короткий текст. Вскоре потерявший способность к самостоятельному мышлению офицер звонил на посты и объяснял каждому часовому, что в силу непредвиденных обстоятельств замены им не будет до вечера, но они должно стойко выдержать это испытание.

Версоцкий дважды выходил во дворик караульного помещения и видел, как маневровый тепловоз принялся перетаскивать в одно место расположенные в разных местах станции знакомые бронированные вагоны. А на третий раз увидел на крыше одного из этих вагонов своего старого коллегу по работе, товарища, соперника и врага в одном лице, – Феоктиста Борисовича Ломакина. Глазами которого, благодаря телепатической мощи Зюзи, разглядывал накануне математические выкладки, а ушами – подслушивал разговор о новой экспедиции вместе с заветной установкой. Факт присутствия Ломакина на бронепоезде одновременно и разозлил, и успокоил Версоцкого. Ведь несмотря на то, что в данный момент Феоктист Борисович мог в любой момент распорядиться установкой по своему усмотрению, скоро все должно было измениться, и тогда…

Версоцкий вернулся в караульное помещение как раз вовремя, чтобы подсказать правильные ответы старшему лейтенанту, только что принявшему звонок из штаба части. Да, караул несет службу согласно уставу караульной службы и дополнительным инструкциям. Да, все в порядке. Нет, топливозаправщик не приезжал на вверенную территорию, и двух беглецов странного вида никто не видел. Есть задержать и доложить, если таковые появятся. Есть быть осторожными и применять оружие на поражение при первых признаках ментальной атаки. Так точно. Так точно. Служу Родине!

Судя по всему, твердая и уверенная речь офицера успокоила армейское начальство, и больше караул никто не тревожил. Поэтому, когда через несколько часов технические службы принялись лихорадочно загружать в почти сформированный состав бронепоезда провизию и боеприпасы, никто не обратил внимания на двух солдат, рысцой перебежавших от караульного помещения к зданию станции, а потом и к одному из бронированных вагонов.

В складском вагоне Версоцкий быстро разгреб груду мелких свертков на одном из стеллажей и буквально запихал туда Зюзю, сказав напоследок не только мысленно, но и голосом:

– Постарайся лежать неподвижно, чтобы тебя не заметили. А если кто-то заметит – пускай ему туман прямо между глаз. Хорошо?

Зюзя так активно закивал, словно пытался избавиться от головы. Потом неловко скрючился и полез на стеллаж. Версоцкий быстро завалил его лежащими рядом тюками с легкими бушлатами, припасенными явно «на всякий случай», и отправился искать место для себя.

До того момента, как они окажутся в Зоне, их не должны были обнаружить. Или все планы по восстановлению справедливого положения дел могли пойти насмарку.

Они все шли и шли вперед. Несколько раз проводник забирал то влево, то вправо, словно пытаясь запутать своих подопечных, но скорее следуя проложенному когда-то маршруту и боясь отойти от него даже на несколько метров, не говоря уже о том, чтобы «спрямить». В результате Костя перестал ориентироваться, в каком направлении они движутся, да и серое небо над головой, мелькающее среди верхушек деревьев, не способствовало удачному ориентированию на местности. Но радиоактивные метки-«витаминки» продолжали падать на землю, и поэтому было неважно, куда в итоге заведет их проводник.

К удивлению Кости, они так и не свернули ни к одному «островку» из деревьев, а вышли к большому открытому пространству, за которым вдалеке снова виднелся лес.

– Здесь у нас будет перекур, – объявил Колыч и первым уселся прямо на землю. – Дальше пойдем через целое поле аномалий. Будет трудно и страшно. Поэтому садитесь и тоже отдыхайте.

Костя в недоумении смотрел на зеленое пространство, которое им предстояло пересечь, и пытался обнаружить ту опасность, о которой с таким почтением говорил Колыч. Неожиданно проводник вытащил пачку сигарет и закурил. Костя в панике осмотрелся по сторонам. С тех пор как Топор вполне доходчиво объяснил им с Мариной, почему сталкеры не курят в Зоне, ему неоднократно доводилось убеждаться, как прав был его первый учитель. Но Колыча это, казалось, совсем не волновало. Он сидел перед огромным полем, заросшим высокой, по пояс человеку, травой, и совершенно не волновался, что на запах табака здесь может собраться немало самых разных мутантов, не испытывающих ни малейшего почтения ни перед человеком, ни перед автоматическим оружием. И при этом боялся пустякового перехода через поле, где каждую аномалию и без детектора прекрасно видно по кругам и полосам обугленной или выбитой травы. Хотя с выводами Костя не торопился, с каждой минутой становилось все очевиднее, что как сталкер Колыч не стоит практически ничего.

Марина стояла рядом и смотрела на далекий лес. Несмотря на то что выражение ее лица не изменилось, а сама она не сказала ни слова, Костя понял, что напарница думает в этот момент о муже, которого, скорее всего, увидит уже совсем скоро. И которого придется каким-то образом вызволять. Команда силовой поддержки шла где-то позади, но сколько времени ей потребуется, чтобы выйти к базе похитителей? Переход через поле явно придуман не просто так. Будь Костя одним из тех, кто прятал свою стоянку, непременно посадил бы на другой стороне человека с биноклем. И тогда о внезапной атаке бандитов не может быть и речи.

Колыч повернул голову, посмотрел с удивлением на продолжающих стоять журналистов, изменился в лице и поднялся на ноги. По выражению его лица Костя читал мысли проводника как открытую книгу. Какие-то столичные хлыщи не стали отдыхать, когда сам проводник устроился на отдых. В этом Колыч усмотрел унижение своего достоинства. Как он умудрялся с таким набором комплексов до сих пор оставаться живым, понять было решительно невозможно. Костя мысленно пожал плечами, а вслух сказал:

– Долго еще идти? А то мы так устали, что даже садиться боимся. Вдруг потом не встанем?

Лицо Колыча разгладилось, и он самодовольно сказал:

– Не боись, уже недолго. Вот поле перейдем, еще маленько по лесу и, считай, пришли.

Правильно истолковав реплику Кости, Марина закатила глаза:

– Как же еще далекооо!

– Давай-давай, красавица. Журналиста, как и волка, ноги кормят. Только внимательно смотри, что я делаю. И слушайся моментально любой команды!

Колыч решительно потряс мультидетектор, словно проверяя, не отвалилось ли что-нибудь у него внутри, и медленно двинулся прямо к центру поля. Костя, с беспокойством уже присматривающийся к проводнику, придержал Марину, обошел ее и показал, чтобы она шла следом за ним. Он очень жалел, что у него нет при себе автомата и пары гранат, и надеялся лишь на одно: послав такого оболтуса за журналистами, похитители были уверены, что никакая живность здесь на них не нападет. Но как в чем-то можно будет уверенным, когда дело касается Зоны?