– Ваши родители знают, что вы здесь? – прервал повисшую тишину Ребус.

– Нет.

– Вы им говорили про Джессику?

– Нет еще.

– А ее отец – вы с ним ладите?

– Я с ним только вчера познакомился.

– У него, к вашему сведению, не очень хорошая репутация. Погуглите его. Я вот уже. – Ребус подошел поближе к столу. – Таких людей лучше не сердить.

– Правда?

– Инвестор одной из его компаний начал его поносить почем зря. И оказался в реанимации. Потом он словно воды в рот набрал – так и не сказал, кто его отделал. И это только одна из историй. – Ребус помолчал. – Да, жаль, что я успел сообщить ему о нашей гипотезе, согласно которой в аварии виноваты вы.

– Что?

Впервые с того момента, как Маккаски вошел в комнату, он задергался. Кларк смотрела на Ребуса, пытаясь понять, правду он говорит или блефует. Он тоже посмотрел на нее, и выражение его лица не изменилось. Значит – правду.

– Вы должны ему сказать, что ошиблись, – сказал Маккаски. – Вы же говорили со мной и с Джессикой. Зачем нам врать?

– Не знаю, – сказал Ребус. – Но чего не бывает… Начинается с ерунды, а потом катится как снежный ком, и столько всякой дряни по пути налипает…

– Я не могу признаться в том, чего не делал.

– И правильно, – сказала Кларк, собирая фотографии. – Ну что ж, похоже, с этим мы разобрались. Нам только нужен ваш адрес – и можете идти.

Маккаски уставился на нее.

– А что потом?

Кларк пожала плечами, закрывая папку.

– Если нам понадобится еще поговорить с вами, мы дадим вам знать.

Она пододвинула ему лист бумаги и шариковую ручку.

– Пишите адрес.

Пока он писал, она спросила, учится ли он. Он кивнул в подтверждение.

– И какая специализация?

– История искусств.

– Как у Джессики и ее подружки.

– Мы все на втором курсе.

– Так и познакомились?

– На вечеринке.

Он закончил писать. Почерк у него был неважный.

– Арден-стрит? – переспросила она.

– Да.

– Это ведь в Марчмонте?

Маккаски кивнул. Кларк и Ребус переглянулись: на той же улице находилась и квартира Ребуса. Он посмотрел на номер дома. В шести домах от него, на противоположной стороне улицы.

– Еще раз спасибо, что пришли, – сказала Кларк, поднимаясь на ноги.

Маккаски обменялся рукопожатием с обоими детективами, и они вызвали дежурного, чтобы проводил гостя до выхода.

– Ну? – спросила Кларк, когда за парнем закрылась дверь.

– Подружка его покрывает.

– Но в его словах есть смысл: зачем ей это делать?

– Может, она вообще склонна прощать. Он, скажем, приходит к ее больничной койке, бормочет нежные слова, взмахивает ресницами – и дальше они выдумывают правдоподобную историю.

Кларк обдумала эту версию, сложив руки на груди и сжав губы в тонкую решительную линию.

– А ты и в самом деле выложил Оуэну Трейнору все как есть? Когда успел? После маленького визита в «Окс», проглотив пинту-другую пива?

– Я заехал посмотреть, как дела у больной. А Маккаски и Элис Белл как раз выходили от нее.

Кларк укоризненно покачала головой:

– Вот именно таких вещей ты и не должен делать…

Она замолчала – в дверях появился Джеймс Пейдж.

– Чего это не должен делать Джон?

– Ставить на то, что «Рейв Роверс»[8] поднимется в таблице, – не растерялся Ребус.

– Я бы в этом смысле поддержал Шивон. – Пейдж помолчал. – Ну так что у нас с этой аварией?

– Пока не очень продвинулись, – сообщила Кларк.

– В таком случае, может, лучше бросить это дело. Что скажете? Нам тут ничего не светит – так какой смысл тратить силы?

– Ее бойфренд, – сказал Ребус, – тот, кто, по нашему мнению, был с ней в машине…

– Да, что с ним?

– Он сын Пэта Маккаски.

– Министра юстиции?

– А министр юстиции у нас еще и лицо кампании за независимость Шотландии. – Ребус знал отношение своего босса к этой теме – как и всем остальным в отделе, Пейдж ему все уши прожужжал разговорами, как важно для Шотландии оставаться в составе Соединенного Королевства. – Маккаски возглавляет кампанию «Скажи „да“».

Пейдж немного помолчал, раскладывая эту информацию по полочкам у себя в голове.

– И что у вас на уме, Джон? Звоночек знакомому журналисту?

– Только если найдем что-нибудь убедительное. В противном случае у дела будет явно политическая окраска.

– На том и порешим.

– Постойте, – сказала Кларк. – Вы собираетесь использовать сына, чтобы насолить отцу? По-моему, это не совсем честно.

– Будет вам, Шивон. Мы все знаем, как вы проголосуете.

Кровь прихлынула к щекам Кларк.

– При чем тут…

Но Пейдж уже отвернулся и пошел прочь.

– Еще день-два, – бросил он на ходу. – Посмотрим, что вам удастся нарыть.

Кларк уставилась на Ребуса, а он примирительно развел руками.

– У нас все равно других дел сейчас вроде как и нет, – сказал он.

– Так эта маленькая комедия, которую ты тут разыграл… – Она показала пальцем в направлении удалившегося Пейджа.

– Я не сомневался, что он на это купится.

– Он, может, и купится, а вот я – нет.

– Ты разочарована во мне, – притворно огорчился Ребус. – Но ты должна признать, что в твоих делах такие персонажи, как Пэт Маккаски и Оуэн Трейнор, фигурируют не часто…

– Понять не могу, как сомнительный бизнесмен вроде Трейнора входит в доверие к лондонской полиции.

– Ну, лондонская полиция сама себе законы устанавливает, Шивон. Так и у нас было прежде.

– И ты явно тоскуешь по тому времени. И чтобы себя потешить, устраиваешь бурю в стакане воды – глядишь, что-нибудь да получится.

– Ну, иногда после бури оседает золотая песчинка.

– И какую такую песчинку ты полагаешь найти на этот раз? – Она с вызовом сплела руки на груди.

– Понимаешь, самое занятное – это как раз буря и есть, – сказал Ребус. – Тебе пора бы уже это усвоить.

– Вашего отца нет? – спросил Ребус.

Джессика Трейнор выглядела уже лучше. Устройство вокруг ее шеи было заменено на обычный шейный корсет, а изголовье кровати было приподнято, так что она теперь могла не все время лежать, глядя в потолок.

– Чего вы хотите? – спросила она.

– Да просто зашел узнать, как вы себя чувствуете.

– Хорошо.

– Рад слышать.

– А отец сейчас в отеле.

Ребус обратил внимание на телефон в ее правой руке.

– С Форбсом сегодня успели пообщаться?

– Две эсэмэски пришло.

– Он говорит, что вы познакомились на вечеринке.

– Верно. Я пошла туда с Элис, и мы с Форбсом разговорились на кухне.

– Просто как в песне, да?

– В какой песне?

– Ее теперь не поют, – вздохнул Ребус. Потом показал на ее телефон. – Две эсэмэски, говорите. Позволю себе предположить, что одна – до того как он пришел на беседу в участок, а другая – после?

Она не ответила на его вопрос.

– Я так и не могу понять, почему вы здесь…

Ребус в ответ пожал плечами.

– Меня выводит из себя, когда люди лгут мне в лицо. Я начинаю спрашивать себя: чего они боятся? В вашем случае, может быть, ничего, а может быть, и есть какая-то причина. Но пока я не буду знать наверняка…

– Какая разница – был Форбс в машине или нет? – Она уставилась на него.

– Если он был с вами, значит бросил вас там. Не вызвал помощь, не остановил проезжающую машину…

– Я не понимаю, почему этим интересуется полиция.

Ребус опять пожал плечами:

– А ваш отец? Его это не заинтересует?

– Но ведь это его не касается?

– Справедливо. – Ребус смотрел, как она разглядывает экран своего телефона. Может быть, получила новые послания, а может – нет. – Сколько вам придется здесь пролежать?

– Я еще не говорила с врачом.

– Вероятно, они посоветуют вам какое-то время держаться подальше от скоростных машин.

На ее лице появилась слабая улыбка.

– И от загородных дорог по вечерам, – добавил Ребус. – Западный Лотиан не случайно называют Ничейная земля.