Незнакомец бросился к ним с ужасом и тревогой на лице:

— Вы должны меня спрятать! Они близко!

Прямо за стенами склада уже слышался топот множества тяжелых сапог; в грязных окнах мелькали силуэты здоровяков-грузчиков. Некогда было задавать вопросы.

— Залезайте, — сказал Майкл. Рэйчел поспешила вниз, и мужчина загрохотал по ступенькам вслед за ней.

Майкл только успел прыгнуть в люк и захлопнуть за собой крышку, как двери склада треснули, ломаясь, и по полу загремели шаги — казалось, десятков ног.

Все трое замерли в узком лестничном колодце, боясь шевельнуться, чтобы не выдать свое убежище. На крышку люка тяжело ступили сапоги и зашуршали — видимо, их владелец оборачивался, оглядывая помещение. Рэйчел, стоящая на нижней ступени стремянки, повернулась к сгрудившимся в подвале детям и подняла палец к губам в безмолвном отчаянном «тс-с-с».

— Куда он делся? — крикнули наверху. Снова загремели сапоги; грузчики бродили туда-сюда по помещению в поисках своей жертвы.

— Черт его знает. Зуб даю, он сюда залез. Я своими глазами видал.

— Ну так найди его тогда.

— Что это вообще за дыра?

— А, да какой-то старый склад, древняя развалина. Такими не пользовались со времен секстета.

— Самое место, чтоб спрятаться.

— Ага, это точно.

— Ладно, ищите давайте.

Рэйчел подняла взгляд на мужчину, находившегося между ней и Майклом; тот с выражением крайнего ужаса на лице смотрел в пустоту. Руки, крепко прижатые к бокам, дрожали, дышал он часто и мелко.

— Тут чего-то старые банки лежат, типа из-под супа, — подал голос один из грузчиков.

— Какой-нибудь бомж живет, что ли?

— Да не, никто тут не живет. Мы б заметили. К тому же собаки б до него еще раньше нас добрались.

Откуда-то издалека донесся голос, и грузчики затихли, прислушиваясь:

— Двигаем! Наверно, мимо проскочил. Нам еще кое-где проверить надо.

Один из голосов над люком отчетливо заворчал:

— Босс-то не обрадуется.

— Ну, так скажем, что он собакам попался. И не осталось ничего.

— Ага, это идея.

Над головами Неусыновляемых снова раздалась какофония топочущих шагов, и вскоре в помещении наступила привычная тишина.

Скромная бетонная коробка погреба, пахнущая влажным мхом, едва вмещала в себя семьдесят пять взволнованных детей, и когда Майкл подал сигнал, что все чисто, она наполнилась тревожным гудением голосов. Человек в черном берете, стоящий на середине стремянки, впервые оторвался от происходящего наверху, обернулся на звук детских голосов, и на его лице появилось изумление.

— В-в-вы кто? — выдавил он, заикаясь.

— Хороший вопрос, — сказал Майкл. — Может быть, мне стоит спросить то же самое у вас.

Незнакомец посмотрел на Рэйчел, которая сверлила его пристальным взглядом.

— Мы живем тут уже два месяца. Это первый раз, когда в наш дом залезли грузчики, — сказала она и потрясла его ногу на ступеньке лестницы. — Вообще. Не. Круто.

Мужчина неловко заерзал:

— Тут немного, как бы сказать, душно. Что там на горизонте? Можно вылезать?

— Секунду, — сказал Майкл. Он откинул крышку люка, торопливо оглядел склад и вылез, отпустив крышку за собой. Несколько мгновений спустя он вернулся с длинным мотком веревки и небрежно бросил его вниз, в руки Рэйчел.

— Свяжи его, — приказал он. — А потом будем вылезать.

Когда последнего из Неусыновляемых вывели из тайного погреба под складом и все до одного прошли мимо скрученного по рукам и ногам непрошенного гостя, привязанного к шаткому деревянному стулу, толпа затихла. Начался допрос. Немного в стороне маленькая девочка, на голове у которой красовался берет незнакомца, развлекала толпу каким-то лихим танцем. Рядом с пленником сидел мальчик, держа в руках мачете — Экскалибур — и изо всех сил стараясь улыбаться угрожающе. Майкл встал перед незнакомцем и, к досаде последнего, принялся осыпать вопросами.

— Кто вы? — начал он. — И что вы делали в этой глуши?

— Слушай, — сказал мужчина. — Я не представляю для вас угрозы. Я на вашей стороне!

— Тихо, — оборвал Майкл. — Отвечайте на вопрос.

Человек глубоко вздохнул:

— Меня зовут Нико. Нико Пошольский, — он посмотрел на окружающих детей, словно оценивая, стоит ли произносить следующие слова. — Я из «Chapeaux noirs».

— Откуда? — переспросила Элси, которая протолкалась в первые ряды толпы и встала рядом с сестрой. Она посмотрела на своих соседей. — Что он сказал?

— Кажется, это по-польски, — сказал один из Неусыновляемых.

— По-французски, — поправила Рэйчел, которая целый год учила этот язык в школе.

— А-а-а-а-а, — ахнула впечатленная толпа.

— Это значит «черные торты», — продолжала Рэйчел, важно улыбаясь.

— «Шляпы», — встрял человек на стуле. — Это значит «черные шляпы».

— Неважно, — сказала Рэйчел. — Странное название для… для чего, кстати?

Подавив раздражение, Нико Пошольский ответил:

— Мы — радикальные анархо-синдикалисты. Диверсанты. Наша единственная цель — освободить пролетариат от гнета промышленного государства.

Элси посмотрела на сестру, нахмурив лоб:

— Это по-французски?

— Кажется, по-английски, — отозвалась та.

Майкл, самый старший парень в группе, понимающе кивнул, хотя было неясно, удалось ли ему разобраться в этой дремучей терминологии лучше, чем остальным детям.

— Ладно. Но что вы тут делаете? И почему грузчики на вас охотятся? — спросил он.

— Это была глупая ошибка, — гневно сплюнул мужчина. — Провода запутались. Я не сумел установить взрывчатку вовремя и поэтому недостаточно далеко ушел. Когда они набежали, дорога к отступлению была перекрыта. Я оказался в ловушке. Мне удалось устроить несколько отвлекающих внимание взрывов, но в итоге все свелось просто-напросто к chat et souris, — он обвел помещение взглядом, а потом добавил: — Это значит «кошки-мышки».

Тут подала голос Элси:

— Это вы делаете взрывы?

— Да, мы, — гордо сказал мужчина. — «Шапо нуар». Мы набираем силу. Скоро весь квинтет за жабры схватим, — он окинул детей изучающим взглядом. Элси вспомнила об их бедственном положении, грязных головах, нестираной одежде. Она не видела взрослого целых два месяца; когда взгляд пленника упал на нищих детей-сирот, она вдруг осознала собственную бедность.

— Только так нужно действовать, — сказал он. — Когда пытаешься свалить гиганта. Подсекаешь под лодыжки и смотришь, как он падает на колени.

Майкл молчал.

Связанный человек глубоко вздохнул и заговорил снова:

— Я рассказал вам, кто я такой. Возможно, не помешало бы и мне знать, кто вы и что здесь делаете.

— Мы — Неусыновляемые, — сказал Майкл, пытаясь перенять его гордый тон. — Мы здесь живем.

— Неу… — начал Нико, и тут его осенило: — Вы — сироты этого работорговца Антэнка? Сбежали после пожара?

Майкл тут же поправил:

— Мы начали пожар.

Толпа согласно загудела.

— Ну и ну, — сказал Нико. — Отлично сработано. Я бы поаплодировал, если бы у меня руки не были так туго связаны за спиной.

Рэйчел с Майклом переглянулись. Мальчик с мачете, стоящий рядом с Нико, ждал команды.

— Мы еще не можем вас развязать, — сказал Майкл. — Пока не убедимся, что вы не враг.

— Все думали, что пожар вышел случайно, что, может быть, Джоффри переоценил свои силы, — признался Нико. — Довел вас, ребятки, до черты, и в цеху случилась какая-нибудь критическая поломка. По крайней мере, такие ходили слухи.

— Вы правы насчет «довел до черты», — раздался голос из толпы. Это была Анджела Фрай, опытный оператор конвейера, которая сумела прожить пять лет в интернате Антэнка, заработав всего лишь один выговор. — Но это была не поломка. Мы подняли восстание.

— Что ж, я весьма впечатлен, — сказал мужчина. — Вам удалось сделать за один вечер то, чего мы пытались добиться многие годы. Отрубить одно из щупалец квинтета. Замечательная работа.

— Я вижу, куда вы клоните, — сказал Майкл. — Не думайте, что мы так просты. Лестью вы тут себе друзей не заработаете.