- Так, так... Когда же командир дивизии сможет стрелять?
- Через месяц...
- Хорошо!
Якир молча кивнул головой, повернулся и отошел. Перед отъездом Иона Эммануилович собрал командный состав и неторопливо, спокойно, будто вел задушевную беседу, сказал примерно следующее:
- Товарищи! Есть у меня один приятель, Михаил Федорович. Да вы все его знаете, вот он, это ваш командир дивизии. Я его уважал и был уверен, что он по-настоящему занимается боевой подготовкой частей. А что же оказалось? Успехи, видимо, вскружили голову Михаилу Федоровичу, он зазнался, вас и себя распустил. И берет меня сомнение: как дело пойдет дальше? Ведь ваша дивизия не обычная, на сборах развертывается в корпус, а успехов у вас что-то не видать. Так вот, я решил посоветоваться с вами: теперь мне снимать товарища Лукина или подождать до осени и посмотреть, на что он способен?
Все присутствующие в один голос заявили, что дивизия не подведет округ и, как прежде, снова добьется под руководством Лукина хороших и отличных показателей.
Якир сосредоточенно, с затаенной улыбкой и добрыми искорками в глазах слушал выступления участников совещания и в заключение сказал:
- Ну что ж, как говорят, глас народа - глас божий,- и неожиданно весело рассмеялся, отчего у всех отлегло от сердца. - На этом и покончим. Осенью опять приеду и проверю. Надеюсь, что вы свое слово сдержите.
Провожая командующего и члена Военного совета Г. Д. Хаханьяна, я не удержался и спросил:
- Зачем же было, товарищ командующий, стыдить меня перед моими подчиненными? Уж поругали бы с глазу на глаз...
Якир повернулся к Хаханьяну:
- Вы слышали, как все вступились за своего комдива? Прямо ощетинились! Это хорошо, очень хорошо. Ну а вам, Михаил Федорович, - обратился он ко мне, - могу популярно объяснить. Исправлять положение можно по-разному: одного поощрить, другого наказать, но не в этом главное. Главное в том, что ваши командиры не попытались загородиться вами, а почувствовали и свою личную ответственность. У всех задето здоровое самолюбие. Теперь я уверен, что двадцать третья дивизия добьется хороших результатов. Желаю успеха!..
После отъезда Якира и Хаханьяна я долго раздумывал над этими словами. Было в них что-то необычное. Приказать, отругать, снять - все это было во власти командующего. А он искал пути к человеческим сердцам, старался натолкнуть нас, чтобы мы взглянули сами на себя критически, как бы со стороны, и сами же сделали необходимые выводы.
Свое слово мы сдержали. Через несколько месяцев, осенью, дивизия показала, что ко всем видам боя подготовлена отлично. И командиры не только уверенно и грамотно управляли подразделениями и частями, а и сами стреляли вполне удовлетворительно. Неплохо стрелял и я. Командарм специальным приказом отметил высокую выучку многих командиров, а меня наградил золотыми часами. Эти часы я берегу и поныне. Иногда беру их в руки, разглядываю и переношусь мыслью к тем, уже далеким, дням...
Тогда быстро развивалась авиация, и Якир настойчиво учил войска взаимодействовать с военно-воздушными силами. Он часто устраивал так называемую воздушную поездку: сажал сухопутных начальников в самолеты и вылетал с ними в определенные районы. Он добивался грамотного использования авиации, нанесения ею массированных ударов по наиболее важным объектам. Мы, конечно, с трудом привыкали к полетам, тем более что летали не в роли пассажиров, а с конкретными заданиями: определить с воздуха огневые позиции для артиллеристов, возможные места сосредоточения крупных мотомеханизированных частей, наиболее выгодные пути подхода и развертывания войск. В общем, в воздухе мы должны были ориентироваться так же, как на земле.
Но этого было мало. Якир старался нас и «оморячить». Поэтому с воздуха мы часто попадали на морские просторы, на совместные игры начальствующего состава округа и Черноморского флота, которым в то время командовал герой гражданской войны Иван Кузьмич Кожанов. На этих учениях мы знакомились с действиями военно-морского флота, а моряки учились взаимодействию с сухопутными частями.
Сначала некоторые ворчали: «Чего это нас купают в море?» Но скоро мы убедились, насколько прав был Якир, заставляя «оморячиваться». Отрабатывалась как-то посадка и высадка десанта. Предстояло быстро погрузить огневые средства десантных войск. Но куда грузить? Этого толком не знали ни мы, ни моряки. Артиллерию и пулеметы буквально запихали в трюмы кораблей. И сколько же времени пришлось потом потратить и как помучиться при высадке! Пошли в ход домкраты, канаты, доски... А дорогие минуты уходили безвозвратно. Понятно, морякам досталось от Кожанова, а нам от Якира.
Командующий был с нами везде - и в поле, и на кораблях, и в самолетах, и на отдыхе.
Разбора учений или игр мы всегда ждали с нетерпением. Якир подробно разбирал действия войск, тщательно анализировал поведение командиров, часто называя их не по фамилиям и должностям, а по имени и отчеству. Когда командир дивизии, полка или батальона слышал свое имя и отчество, он невольно настораживался: а что последует дальше? Похвалит командующий или покритикует? А он и критиковал сдержанно, тактично. Только когда упоминал нерадивых или бездельников, едва заметно хмурил брови, на лице его появлялось строгое и вместе с тем страдальческое выражение.
Стоило понаблюдать за Ионой Эммануиловичем, обратить внимание на его взаимоотношения с подчиненными, и становилось ясно, что в основе этих взаимоотношений лежит его любовь к людям, доверие к ним. Нередко, несмотря на возражения штаба, он выдвигал наиболее способных на высшие должности или переводил в другие, отстающие части. А через некоторое время, вспомнив об отличившемся командире, спрашивал:
- Товарищ Лукин! А где теперь командир роты, помните, такой белесый, невысокий, на дивизионных учениях показал отличную маскировку?..
- Товарищ командующий, так вы же забрали его у меня, и теперь он командует батальоном в другой дивизии.
- А-а... Ну, это хорошо. Был на роте, получил батальон, разве плохо?
- Вы у меня, товарищ командующий, недавно забрали лучшего командира батареи. - И я называл фамилию.
- Того, что удачно расположил орудия и действовал очень энергично? Худощавый, черноволосый? Молодец! Поздравьте его, он уже командует дивизионом в хозяйстве Полякова.
Я огорченно вздыхал:
- Самых лучших вы отдаете товарищу Полякову.
- Не печальтесь, Михаил Федорович, растите новых, таких же толковых. А Полякову надо давать лучших, ведь его дивизия стоит у самой границы. Ну как, согласны?
Я умолкал, так как соглашался: действительно, Полякову нужны наиболее подготовленные, инициативные, самостоятельные люди.
Иона Эммануилович Якир пользовался большой популярностью не только в войсках, но и среди населения. Он использовал всякую возможность поговорить с людьми. Встретит в поле колхозников - обязательно расспросит о житье-бытье; увидит председателя колхоза или сельсовета - спрашивает о видах на урожай, о состоянии конского поголовья, о стоимости трудодня. Сам выскажется, что и как, по его мнению, следует делать. И что-то запишет в книжечку, чтобы не забыть поделиться своими впечатлениями и соображениями с членами Политбюро ЦК Компартии Украины.
После каждого учения он обязательно знакомил командный и начальствующий состав с заводами, фабриками, рудниками, даже заставлял спускаться в шахты. Во время этих экскурсий мы получали представление о промышленности и сельском хозяйстве округа, лично знали многих директоров предприятий, председателей колхозов, партийный актив. Это, несомненно, повышало нашу ответственность и неразрывно связывало военную службу со всей жизнью страны. Как правило, на учения приглашались члены правительства УССР и секретари ЦК КП(б)У, секретари обкомов и руководители оборонной промышленности.
В 1936 году мне пришлось расстаться с И. Э. Якиром - меня назначили комендантом города Москвы. Но как только Иона Эммануилович приезжал в столицу - то ли в Наркомат обороны, то ли на очередной пленум ЦК партии (ведь он был кандидатом, а потом членом ЦК партии), мы встречались и вспоминали месяцы и годы совместной работы.