Таким образом, издали, заочно я уже давно был знаком с Якиром, но не предполагал, что вскоре познакомлюсь с ним ближе.
В 1925 году, окончив Военно-инженерную академию РККА, я прибыл в Украинский военный округ на стажировку в должности командира-политрука роты саперного батальона 8-го стрелкового корпуса. «Чин» был у меня невелик, но товарищи сразу же предупредили, что Иона Эммануилович Якир очень внимательно относится к окончившим военные академии и держит их на специальном учете.
Зимой я был вызван из Полтавы, где дислоцировался батальон, в Киев на военную игру. Здесь увидел более двухсот командиров различных рангов и специальностей: начальников управлений штаба округа, начальников родов
войск и служб, командиров и комиссаров нескольких корпусов, дивизий, Днепровской военной флотилии и военно-учебных заведений, пограничников.
Я представился командиру корпуса Гарькавому, комиссару Юкамсу, начальнику штаба корпуса Пинаеву и, наконец, начальнику инженеров округа Мисюревичу. Полагал, что на этом служебные представления окончены. Но неожиданно меня вызвали к командующему войсками округа.
Якир забросал меня вопросами: где служил, воевал, где и как учился, что делал до гражданской войны... Узнав, что я бывший студент Харьковского технологического института, Иона Эммануилович еще более оживился:
- О, да мы с вами, оказывается, коллеги по «техноложке»! А теперь, выходит, опять вместе проходим курс - только уже другой. К слову сказать, из нашего института в революцию ушло немало студентов.
Он откинулся на спинку кресла и, дружески глядя на меня, предложил:
- А теперь расскажите, пожалуйста, как вам служится в восьмом корпусе.
Я начал подробно докладывать, не забыв сказать и о партийной работе в батальоне, и о делах Военно-научного общества полтавского гарнизона и 25-й Чапаевской дивизии.
Якира интересовало все, поэтому докладывать и отвечать на вопросы было удивительно легко. Разговор никак не походил ка официальную встречу командующего округом с командиром роты. Со стороны могло показаться, что встретились два старых товарища и беседуют по душам, делясь опытом прошлого и замыслами на будущее. Позже я узнал, что именно так, как правило, разговаривал Якир с подчиненными и, словно отодвигая в сторону служебные рамки, устанавливал контакт с людьми разных биографий и разных характеров.
- А не тянет ли вас после академии куда-нибудь в штаб или в управленческий аппарат? - спросил Якир.- Только, пожалуйста, будьте откровенны...
- Нет, товарищ командующий, не тянет.
- А вам предлагали что-нибудь, кроме батальона?
- Да, должность начальника строительного отдела Ленинградского округа.
- И вы отказались?
- Отказался! Еще в академии избрал оперативно-тактический уклон и твердо решил служить в войсках.
- Думаю, что вы поступили правильно, - дружески сказал Якир и обещал, как главный руководитель игры, предоставить возможность активно участвовать в ней.
Эта беседа тронула меня до глубины души. Из кабинета Якира я вышел сияющий.
Участники игры жили в весьма скромных условиях: размещались в общежитиях, спали на красноармейских койках - по 6-8 человек в комнате, питались в корпусной столовой. Высший командный состав, приглашенный на игру, никакими привилегиями не пользовался.
Игра прошла организованно, но уже в ходе ее выявилось немало слабых мест. Все с нетерпением ждали разбора.
Доклад Якира на разборе был кратким, но удивительно глубоким. В академии такие разборы обычно носили отвлеченно-теоретический характер и не всегда приучали самостоятельно мыслить и действовать. А Якир очень умело связал воедино все стороны боевых действий войск: и оперативно-тактическую, и политическую, и материально-техническую. И все это изложил целеустремленно, исходя из конкретных задач боевой подготовки частей округа, совершенствования командного состава.
Оценивая действия участников игры, он тщательно разбирал каждый промах, выпячивая все, что мешало взаимодействию частей и снижало общий успех. Называл и фамилии командиров, допустивших ошибки. Взглядывая на этих товарищей, я не замечал на их лицах ни обиды, ни недовольства, наоборот, они согласно кивали головой. Все свои замечания Иона Эммануилович делал настолько тактично, с такой неотразимой логикой, что даже самые самолюбивые не нашли бы повода для обиды.
В довершение всего я очень обрадовался, услыхав замечания Якира по адресу тех строевых командиров, которые недооценивали инженерного обеспечения боевых действий. Он напомнил участникам игры, что без инженерных войск успех современного боя немыслим.
Разбор закончился. Командиры тесной толпой окружили Якира. А я вышел в коридор и, переполненный впечатлениями, почему-то вспомнил девятнадцатый год, клуб коммунистов Южного фронта и теплые слова докладчика о личной храбрости и боевом мастерстве Якира. Я и сам теперь мог бы многое рассказать о нем: и личная беседа, и игра, и разбор раскрыли мне высокие качества Ионы Эммануиловича как военного руководителя и человека.
В 1927 году в числе делегатов 25-й стрелковой дивизии я поехал в Харьков, на партийную конференцию Украинского военного округа. Там увидел многих прославленных командиров и политработников, и меня охватило чувство приподнятости и праздничности. Вот стремительно прошел командир - комиссар 17-го Приморского корпуса Ян Фрицевич Фабрициус. Худой, высокий, с длинными усами и бородкой-эспаньолкой, внешне хмурый и неразговорчивый, с четырьмя орденами Красного Знамени на гимнастерке, он обращал на себя общее внимание. Фабрициус подошел к Ионе Эммануиловичу Якиру. Они долго и оживленно о чем-то говорили, на суровом лице Фабрициуса появилась улыбка, и он сдержанно кашлял в кулак. В конце коридора член Военного совета округа Дегтярев беседовал с большой группой политработников. Медленно прохаживались, разглядывая портреты и диаграммы, командиры-кавалеристы.
Прозвенел звонок, все поспешили в зал, заняли свои места, и конференция началась.
Открыл ее член Военного совета - начальник политуправления округа Дегтярев. Потом с докладом о борьбе с бюрократизмом выступил заместитель начальника политуправления округа Кучмин. После доклада разгорелись горячие прения. Выступавшие отмечали случаи бюрократизма в своих соединениях и частях, вносили предложения, как быстрее покончить с этим злом.
Иона Эммануилович сидел в президиуме, внимательно слушал, а иногда делал в своем блокноте какие-то пометки. К нему подходили то адъютант, то работник штаба или политуправления, клали перед ним телеграммы, бумаги. Услышав что-нибудь очень интересное, он отодвигал бумаги в сторону и поворачивался всем корпусом к очередному оратору.
Когда слово предоставили Фабрициусу, товарищ Якир стал особенно внимательным и сосредоточенным. Фабрициус привел несколько ярких примеров борьбы с бюрократизмом, вызвавших хохот и аплодисменты.
А когда на трибуну вышел Якир, весь зал, как один человек, встал и приветствовал командующего продолжительными аплодисментами. В то время на партийных собраниях и конференциях такие приветствия и овации были явлением очень редким. Но Якира все так уважали и любили, что овация возникла стихийно. А он, смущенный, слегка покрасневший, стоял на трибуне и оглядывался на президиум, как бы упрашивая поскорее успокоить зал.
Не знаю, сохранилась ли где-нибудь стенографическая запись выступления Якира, да и вообще велась ли тогда стенограмма, но говорил он, как помню, так:
- От бюрократизма и формализма - этого наследия прошлого - мы еще не избавились. Эти болезни особенно опасны в боевой подготовке войск и в политической работе среди красноармейцев. Давайте же приложим усилия, чтобы у нас Украине, где не так давно бушевала кулацко-бандитская и анархистская стихия, где НЭП зачастую принимает уродливые формы, бюрократизму, формализму и всем подобным извращениям был положен конец.
Значительную часть своей речи он посвятил укреплению воинской дисциплины, работе партийных и комсомольских организаций. Говорил Иена Эммануилович неторопливо, чуть наклонившись вперед и вглядываясь в лица делегатов. Только иногда слегка повышал голос - и это означало, что приводимый им факт или пример волнует и возмущает его. А затем опять ровное, неторопливое изложение мыслей, похожее на раздумье вслух, на откровенный разговор с друзьями и единомышленниками.
