Отец не сразу осознал происходящее. Реальность не всегда укладывается в голове. Однако беседы ни к чему не ведут.

Пока я болтал, в бар набилось народу. На меня поглядывали с любопытством, но не более того. На неместного всегда смотрят с любопытством, особенно если он на две головы выше всех остальных. Все шушукались об убийстве Кеннеди. Многие опечалились – многие открыто заявляли, что сукиному сыну поделом. Разговоры на отвлеченные темы в подобном захолустье никогда не длятся долго: каждый выпячивает свое мнение, не слушая остальных, и в итоге все снова возвращаются к обсуждению насущных проблем. Утром следующего дня мужики начинали охоту на оленей, и Кеннеди воспринимали на том же уровне.

Я почувствовал, что от меня ждут общительности, и поддержал дискуссию об оружии. Мужики спросили, откуда я: люди редко доверяют свои мысли незнакомцам. Я сказал, что изучаю индейские цивилизации в Ванкувере и еду на конференцию в Бёркли[21] через Маунт-Шасту. Еще сказал, что часто бывал здесь на каникулах с отцом и что летом мы разбивали палатку на берегу озера Сискию[22]. Очки с толстыми стеклами выгодно дорисовали мой образ: скучный ботаник, только и всего, что тут скажешь?

Девушка украдкой поглядывала на меня из-за барной стойки, и я чувствовал, что после моего приступа ярости она меня боится. Пламя беседы вдруг наелось и пропало, словно закончилась вечеринка у костра. В сущности, людям нечего сказать друг другу. Если разговор длится долго – значит, ведут его сплошь пьяницы. Я покинул бар и вернулся к машине.

Направление, указанное барменшей, было верным. Торговец автомобилями находился в пяти или шести километрах по дороге к автотрассе. Я ожидал более приличной картины, однако попал скорее на свалку металлолома, чем в рай подержанных кабриолетов. У ворот лаял и рычал, рискуя повредить себе голосовые связки, большой рыжий пес с белым воротничком. Однако, увидев, что я смело выхожу из машины, он передумал и с недовольной мордой побежал прочь. Владелец гаража напоминал среднестатистического фермера, каких постоянно изображают на этикетках аэрозолей от насекомых.

– Я хочу продать машину и купить мотоцикл.

Сделка предполагала не просто обмен, а обмен со сдачей: ведь мотоцикл дешевле автомобиля. Такое положение дел продавца явно не устраивало.

Мы подошли к машине. Он осмотрел ее со всех сторон, заглянул в салон, затем достал из кармана грязную тряпку и вытер ладони. Сел за руль, заговорщически улыбнувшись мне, выдвинул кресло чуть ли не на метр вперед, поехал по двору. Испытание его удовлетворило.

– Никаких проблем. Нормальная тачка. В качестве мотоцикла могу предложить «Индиан»[23]. В любом случае это единственная модель, которая тебе подойдет по росту. Если, конечно, ты не мечтаешь бороздить благословенные земли Америки коленками.

Довольный своей шуткой, мужик громко захохотал. Мотоцикл стоял за гаражом. Прекрасный мотоцикл: я всегда мечтал таким управлять. Здоровенный «Харли»[24], по сравнению с этим монстром в полцентнера, – просто комнатный велосипед. Мотоцикл был красно-белым, хромированным, с блестящим рисунком, защитными крыльями округлой формы и светло-коричневым кожаным сиденьем, отделанным бахромой. Понадобились бы годы непосильного труда, чтобы я позволил себе такую штуковину. Пока я пребывал в экстазе, продавец внимательно изучал бумаги на машину. Затем вернулся к мотоциклу.

– Модель пятьдесят три, одна из последних этой марки; пятизначный номер выпуска. Шикарный мотоцикл: двухцилиндровый двигатель тысяча триста кубических сантиметров, гидравлические вилки – ты можешь объехать весь мир, сынок. В обмен на автомобиль.

Вступать в дискуссию мне не хотелось. Я знаю, что бывает, если кто-то не оправдывает моих ожиданий. Преодолев критическую точку, гнев из меня выходит, поражая либо меня, либо другого человека. Чаще всего – меня, потом я восстанавливаюсь несколько дней. Я боялся испортить себе радостный момент. Оставив продавцу бо́льшую часть продуктов, закупленных дедушкой – мотоцикл не справился бы с таким грузом, – я оседлал коня. Продавец вытаращил глаза:

– Сколько ты весишь, парень?

– Около ста двадцати килограммов.

– Надо же, эта махина и не дрогнула, когда ты на нее взгромоздился! Будь осторожен на неосвоенных дорогах: там полно колдобин и рытвин.

Он проверил, хорошо ли смазан багажник из кожи с бахромой.

– Смазывать надо раз в неделю. И седло тоже. Особенно если эта крошка будет спать на улице.

Затем – с интонацией утвердительной, а не вопросительной, хотя мы уже всё друг другу сказали, – он добавил:

– А с продажей машины я пока повременю. Интуиция говорит мне, что так будет лучше.

И поскольку я не ответил, он продолжал:

– После убийства Кеннеди снова может случиться кризис, такой, как тот, что выкурил моих родителей из Арканзаса в тридцать первом. Когда дела плохи, первым почему-то страдает автомобильный бизнес. И будь внимателен: не спутай кнопку бензина с кнопкой масла. В худшем случае они могут перемешаться – и тогда… Ну, счастливого пути!

Он едва закончил фразу, развернулся и направился в гараж.

Я уже собирался уехать, как вдруг вспомнил, что забыл винтовку под задним сиденьем машины.

– Эй, я кое-что забыл!

Когда я вынул из машины оружие, продавец молча взглянул на меня, хитро улыбнулся и сказал:

– Во время войны у мотоциклов была кобура, туда клали ружья. У меня такой нет, а если ты поедешь с винтовкой, полицейские клюнут на тебя, как кобели на течную суку. Советую отпилить ствол. Если тебе и придется стрелять, то недалеко, это не охотничье ружье. Отпилим ствол – и винтовка поместится в багажник.

Он взял у меня из рук оружие и уверенно зашагал к верстаку. Зажал винтовку в тисках и аккуратно отпилил ствол.

Завершив операцию, протянул мне винчестер.

– Если копы это обнаружат, скажи, что играешь в Джоша Рэндалла из сериала «Разыскивается живым или мертвым»: у него такая же пушка.

Я смотрел этот сериал. Мне действительно не хватало только пушки, чтобы походить на Стива Маккуина. Может быть – еще и мотоцикла, но не уверен. Позже, случайно наткнувшись на мотофото, сделанное перед смертью Маккуина, я заметил, что байк у него – мой[25].

По пути в Орегон, где пумы убивают чаще, чем профессиональные киллеры, я думал о том, что с удовольствием служил бы в полиции, так как в глубине души ничего не имею против порядка. Впрочем, после того, что я совершил, вряд ли копы примут меня с распростертыми объятиями.

Навстречу пронеслись несколько полицейских на «Харли». Может, я ошибаюсь, но мне показалось, что они высматривают мою серую тачку-развалюху. Целый день я ехал по пустынным дорогам. Благодаря своему весу и чрезвычайно низкому центру тяжести я комфортно чувствовал себя, покинув прямую дорогу без конца и края, вдоль которой деревья словно расступались, пропуская огромные грузовики в облаках выхлопных газов; я с удовольствием мчался по серпантину прямо к Кратер-лейк[26]. Чем выше я поднимался, тем сильнее замерзал, несмотря на классную, только что приобретенную экипировку: перчатки с манжетами и шерстяной подкладкой, охотничьи сапоги и куртку из лошадиной кожи.

Двухцилиндровый V-образный двигатель успокаивающе мурлыкал, но мысли, не давая покоя, разбегались во все стороны. Мне хотелось позвонить матери и всё объяснить. Отец ей, наверное, уже рассказал. Думаю, она не так уж удивилась, даже если и не ждала от меня подобного: «Я тебе говорила: этот парень кончит серийным убийцей». В каком-то смысле она права: она трубила это со всех крыш – словно гадала, когда же сбудется пророчество. Я же, в свою очередь, гадал, что для матери окажется сильнее: радость осознания своей правоты или горечь осознания своей роли? В конце-то концов, убийцу у себя в животе выносила она, а не кто-то другой, и ничего тут не попишешь. Моя категоричная мать, которая всех вокруг учит жизни и презирает, вырастила убийцу. Думаю, для нее нет худшего оскорбления. Я превратил матку в оружие и почувствовал глубокое удовлетворение, хоть и ненадолго, учитывая все сложности моего безрадостного будущего.