Так я думаю сейчас, тогда мои мысли путались. Меня всегда преследовали два страха: страх физического насилия, которое мне с моими габаритами вряд ли грозило, и страх себя самого, отравивший мою собачью жизнь от начала до конца. Всё, мною совершенное, имело свои причины. И бояться последствий не было никакого смысла.

По радио говорили лишь об убийстве президента. Моего героя вычислили. Супермен, замочив Кеннеди, отправился в кино. Какая самоуверенность! Парень подстрелил президента, преспокойно выкурил сигаретку, а затем развалился в красном бархатном кресле в ожидании того, как Хамфри Богарт[16] разделается с парнем в два раза крупнее себя, а парень, конечно, не посмеет взбрыкнуть, ведь перед ним Хамфри Богарт. На выходе из кинотеатра полицейский остановил убийцу, и тот, недолго думая, выстрелил в мужика, прямо как в комиксе, где мертвые никогда не выглядят мертвыми. В итоге преступника все-таки прижучили. Парень явно работал на красных, но убийство президента было якобы его собственной затеей[17].

Я гнал по дороге до двух часов ночи и остановился в Маунт-Шасте[18], на берегу озера. Я не увидел ни заграждений, ни полицейских машин. Если мой звонок действительно приняли за шутку, то выходные пройдут спокойно. Бабушка своим дурным характером отпугнула всех вокруг, так что гости к нам толпой не рвались. Старуха даже велела дедушке установить почтовый ящик подальше от дома, у дороги, чтобы почтальон не совал свой нос в чужие дела. Помимо посылок и срочных писем, требовавших подписи, ничто не понуждало почтальона нарушать границы.

Так или иначе, я опустил шлагбаум в знак того, что посетители нежелательны. Лег спать, опустив заднее сиденье, свернулся калачиком и выгнал собаку на улицу, чтобы не проснуться от тошнотворного запаха псины. От усталости я вырубился почти сразу. Перед глазами мелькали трупы. Я злился на себя за то, что оставил бабку с дедом лежать на земле, на полу, беззащитными перед лицом смерти. Я представлял себе, что будет, когда спустя несколько дней их найдут.

К рассвету я окончательно продрог и решил спать в мотелях, по крайней мере по пути до границы. Денег хватало. Я взял из своих запасов два пончика и поехал в сторону города, оставив собаку позади. Пес и не подозревал, что его подло предадут, пока он справляет нужду. Я подумал, что в Калифорнии собака легко отыщет себе тепленькое местечко.

Бар уже открылся. Первый клиент меня, конечно же, запомнил, и я его тоже; а впрочем, какая разница? Я не собирался жить в бегах.

Я заказал два больших кофе. Официантка ничуть не изумилась при виде великана. Она хотела поболтать. Убийство Кеннеди казалось подходящей темой.

– Вот смотрю на город, залитый утренним солнцем, и думаю: что может здесь произойти?

Маунт-Шаста вырисовывалась на фоне ясного желтоватого неба. Чертовски красиво.

– Останетесь у нас на какое-то время?

– Нет, еду в Лос-Анджелес, к отцу. Кстати, мне надо ему позвонить. У вас есть телефон?

Она указала мне на кабинку в глубине зала, между туалетом и автоматом с сигаретами. По ходу дела я купил пачку «Лаки»[19] без фильтра. Отец уже ушел, я нарвался на его жену.

– Могу попросить его тебе перезвонить.

– Нет, не надо.

– Ты не на ферме у бабушки с дедушкой?

– Нет.

– Что происходит, Эл? Есть повод волноваться?

– Лично у вас – нет.

– Так что мы будем делать?

– Я перезвоню через полчаса.

Я повесил трубку и вернулся к стойке, чтобы допить кофе, успевший остыть, хотя подали мне его обжигающим. Две вещи в этом мире выводят меня из себя: кипяток и чуть теплый кофе.

– Ваш чертов кофе совсем холодный!

По взгляду официантки я понял, что она не ждала от меня подобной реакции. Она испугалась. Я подумал: «Несчастная идиотка! Если ты считаешь, что я удовлетворился бы, содрав с тебя одежду и отымев за барной стойкой, ты крупно ошибаешься!»

Видимо, мои мысли отпечатались на лице: девушка побледнела. Я улыбнулся. Она пришла в себя.

– Вы не знаете, где тут можно продать машину и купить мотоцикл?

Она порекомендовала парня на выезде из города и обрадовалась, что я не задержусь. Полчаса я томился ожиданием. Начинал сожалеть о том, что позвонил отцу. Отступать было некуда: жена всё равно рассказала бы ему, и, если бы я не перезвонил, он поднял бы на уши всех бабушкиных и дедушкиных соседей, а это мне не на руку.

Я выпил кофе, спешно приготовленный мне официанткой, – не холодный и не горячий – и направился к телефону.

– Пап, у меня две новости: хорошая и плохая. Хорошая новость: я убил бабушку. Плохая: дедушку я тоже убил. Но пойми: дедушку я убил, чтобы избавить от страданий. Иначе он увидел бы мертвую бабушку.

На минуту воцарилось молчание, затем отец взял себя в руки:

– Господи, Эл, что ты наделал! Не может быть, не может быть…

Он повторял это, не в силах остановиться, и наконец замолчал. Я слушал в трубке его дыхание, затем он продолжил:

– Ты совсем спятил, Эл! Черт возьми! Только подумай: что ты сотворил с нашими жизнями! – Заикаясь, он прибавил: – Скажи, что это неправда! Скажи, что ты не делал этого! Почему, почему, черт возьми, ты это сделал? Почему, Эл?

– Почему? Я тебе объясню, пап. Потому что было необходимо это сделать. Иначе это пришлось бы сделать тебе. Я сделал это вместо тебя. Мне жаль старика: его я не собирался убивать, но надо было завершить грязную работу.

Отец немного остыл: все-таки он в спецвойсках сражался.

– Куда ты дел тела?

– Оставил на месте.

– А где ты сам?

– В пути.

– Где?

– В пути.

– Ты кому-нибудь рассказывал о случившемся?

На секунду я представил, что отец мог бы мне помочь. Мы замели бы следы; сказали бы, что старики купили за наличку автофургон для кемпинга и отправились в путешествие, решили прочесать Аляску вдоль и поперек; мы бросили бы тела в лесу, а потом их нашли бы на три четверти растерзанными медведями: «Ах, какое горе!»

– Надеюсь, ты позвонил в полицию?

– Из-за убийства Кеннеди они не слишком обратили на меня внимание.

– Лучше бы ты пристрелил этого козла-президента, чем моих родителей! Эл, господи, как ты мог! Ты расправился с моими родителями! Ты ведь и мою жизнь послал к чертям!

– У меня есть сестры. – Я хотел его утешить.

– Твои сестры похожи на твою мать. Но проблема не в этом. Ты собираешься сдаться?

– Да, но не сейчас. Я хочу подышать воздухом, побыть на свободе, которой меня скоро лишат. Если бы ты не спешил меня сдавать…

– Но я должен предупредить полицию, Эл. Они бросятся на поиски. Ты ведь не станешь сопротивляться?

– О нет, пап, ты хорошо меня знаешь. Я же не буйный! Я сдамся – и дело с концом. Просто я пока не готов. Скажи им, что это вопрос нескольких дней. Я впервые на свободе. Мне впервые вольно дышится, понимаешь? Если бы я не собирался сдаваться, я бы тебе никогда не позвонил. Но я хочу, чтобы бабушку с дедушкой похоронили. Я не осмелился. Не оставляй их так. Старик этого не заслужил. Мне гораздо лучше, когда я с тобой говорю. Ты себе не представляешь! Прямо гора с плеч: убийство и признание.

– Ты совсем спятил, Эл: твоя мать меня предупреждала. Я позвоню в полицию и отправлюсь на ферму. Где бы ты ни был, Эл, немедленно возвращайся!

– Я вернусь, но не сразу. Я должен подышать воздухом, прежде чем меня засунут в газовую камеру.

– Несовершеннолетних не отправляют в газовые камеры[20]. Ты сохранил оружие?

– Да. Винчестер, подаренный стариком.

– Эл, ты ведь не станешь убивать других людей?

– Других? С какой стати? Ладно, всё, пап, я вешаю трубку. Я скоро.

Я повесил трубку. Учитывая эмоциональную сторону дела и всё такое, об убийстве можно говорить часами.