— Однако же, — невозмутимо продолжал Салеми, — помочь солдатам — наш долг. Иначе они всех нас к стенке поставят. — Он обернулся к нам. — Ну хватит дурака валять. Бегите, куда вам сказано, и возвращайтесь с провизией. Обещаю каждому хороший подарок.

Только мы вышли на улицу, как услышали прямо над ухом пронзительный свист. Это были Нахалюга и Карлик.

— Вы что, в фашисты записались?

Я подробно им все рассказал. Они чуть животы не надорвали.

— Ха-ха-ха! Их благородиям наша помощь понадобилась!

Всей ватагой мы двинулись к дому Рачинедды.

— Может, разделимся? — предложил Нахалюга.

— Нет уж, лучше держаться вместе, — решил я.

На стук долго не отворяли. Наконец хозяин, повозившись с железными замками и засовами, распахнул дверь, ослепив нас светом карманного фонарика.

— Какой черт вас сюда прислал?

— Секретарь Пирипо, — ответили мы.

Тон у хозяина мгновенно изменился:

— Заходите, заходите. Вот сюда.

Мы на цыпочках вошли в дом и очутились перед лестницей, ведшей на второй этаж.

— Кто там? — раздался сверху женский голос.

— Спускайся! — крикнул Рачинедда, освещая жене дорогу фонарем.

Послышались тяжелые шаги и сопенье.

— Уж не рехнулся ли часом наш секретарь? — сказала жена Рачинедды, смерив нас недобрым взглядом. — Где это видано, чтоб доверять добро оборванцам?

— Цыц! — прикрикнул на нее Рачинедда. — Не твоего ума дело!

Но жена не успокоилась и, спускаясь в подвал, все продолжала вполголоса проклинать нас вместе с Пирипо.

Мы гуськом прошли мимо двух спящих в стойле лошадей; в нос ударил запах навоза.

— Ого, да тут нечистая сила водится! — усмехнулся Чернявый. — Видали, какие тени?

Черные тени в подвале были не от нечистой силы, а от мешков с зерном, бутылей и колбас, свисавших с потолка.

— Вот я вам покажу нечистую силу, паршивцы! — пригрозила хозяйка, помогая мужу укладывать в корзины хлеб, яйца, бутыли с вином. — Будет с них! — завопила она, увидав, что Рачинедда тянется снять с крюка еще одну колбасу. — Весь дом хочешь опустошить? А ну кыш отсюда, голодранцы, забирайте все да несите поживей секретарю, не то головы поотрываю!

— У-у, старая ведьма! — Чернявый в темноте скорчил рожу.

— Что-что?! — вскинулась хозяйка.

— Ладно тебе, оставь мальца в покое, — примирительно сказал Рачинедда и подтянул сползшие штаны.

Выйдя на воздух, мы облегченно вздохнули, а Чернявый даже запел:

Мы свернули за угол, и тут между нами разгорелся спор, чуть до драки не дошло. Карлик, Кармело и Нахалюга утверждали, что колбаса, хлеб и вино созданы Христом по образу и подобию нашего желудка. А мы с Чернявым, Чуридду и Золотничком возражали, что всякому овощу — свое время. Нас было больше, и потому им пришлось поневоле запастись терпением.

По узким извилистым улочкам мы добрались до жилища Пирипо.

Дверь нам открыл его сын.

— А где остальные припасы? — спросил он.

— Вон они! — Мы показали на корзины.

— Ну входите.

В доме стоял аромат только что испеченного хлеба. Отблески из печи слабо освещали лестницу.

— Яно! — крикнул сын Пирипо. — Все готово! Возьми осла да проводи ребятишек.

Яно был мужик лет шестидесяти, высокий, костистый, с разбойничьим взглядом.

— Ну что? — сказал Нахалюга. — Нас вокруг пальца обвели. Как мы теперь избавимся от старика?

Хозяева уложили провизию в закрытые ящики. Яно погрузил на осла и наши корзины.

— Ну ладно, — объявил вдруг Чернявый. — Мы пошли.

— Куда это? — встрепенулся Яно, — А кто мне помогать будет? Надо же еще к Салеми зайти.

К счастью, учитель жил неподалеку; жена его, узнав голос Яно, сразу отворила нам и провела наверх, где уже стояли приготовленные корзины.

Взявшись за ручки, мы загалдели:

— О-го-го, тяжесть-то какая! Дядюшка Яно, мы без вас не управимся!

— Тихо вы! — цыкнула на нас жена Салеми.

— А чего бояться? Ведь американцы еще не нагрянули.

Дядюшка Яно поднялся наверх, а мы прошмыгнули мимо него и высыпали на улицу. Глупый старик громовым голосом слал нам вслед проклятия.

— Берите осла — и за мной! — скомандовал я.

Но осел оказался ученый: уперся — и ни с места.

— Все, нам крышка! — прошептал Нахалюга.

— Лупи его по бокам! — не растерялся Кармело.

Оглушенный пинками, осел решил не дожидаться своего хозяина и неохотно затрусил по улице. Новый град ударов заставил его прибавить шагу и свернуть за угол.

— Стой! — кричал сзади Яно. — Стой, бесовское отродье! — Потом чуть потише, плачущим голосом: — Ребятки, милые, не губите!

Мы услышали его шаги, удаляющиеся по другой улице: в темноте бедняга свернул не туда. И как тут не сбиться, когда кругом хоть глаз выколи!

— Айда к пещере Святой Агриппины! — сказал Нахалюга.

Где-то в деревне взревел осел, ему откликнулся другой, тогда и наш, не утерпев, позвал своего хозяина:

— Я тут! Я тут!

Мы вдарили ему пару раз, он сразу затих и покорно пошел за нами.

— Если опять заревет, суньте ему хлеба, — посоветовал опытный Кармело.

Мы дали ослу краюху, и он тут же успокоился, заработал челюстями.

На окраине мы разгрузили и отпустили осла: пусть идет своей дорогой.

К пещере вверх по склону вела тропинка, вьющаяся среди сухой травы и низкорослой ежевики.

Мы подхватили нашу добычу и стали втаскивать ее в черный проем пещеры, передавая из рук в руки.

— Ох, сейчас надорвусь! — стонал Чуридду.

Поставив все у входа, мы решили закусить хлебом и колбасой, но, к удивлению своему, обнаружили еще жареную козлятину и двух кур.

— Это, видать, для командира припасено, — заметил Золотничок.

— Теперь мы тут командиры, — отозвался Карлик, первым набрасываясь на еду.

Опустившись на колени, словно перед алтарем, мы последовали его примеру.

— Вот спасибо вам, защитнички вы наши! — с набитым ртом приговаривал Чернявый.

Мы вмиг расправились с козлятиной и разодрали на куски обильно сдобренную перцем, запеченную с сыром курицу.

— Прямо благодать господня! — причитал Чуридду. — Умереть можно от одного запаха!

— От еды не помирают, — оборвал его Золотничок.

Осел ждал нас у дороги, с шумом вдыхая ночной воздух.

— Ишь ты, учуял, скотина, — догадался Кармело: в кузне у отца он успел хорошо изучить повадки животных. — А ну гляди, что сейчас будет!

Он схватил два калача, швырнул их вниз, они покатились, увлекая за собой камни и множась, будто по мановению волшебной палочки.

Осел на лету поймал один калач и впился в него зубами. Видно, оголодал еще больше, чем мы. Однако пришлось отогнать его камнями: ведь случись кому-нибудь пройти мимо, и осел бы нас выдал.

На деревенской церкви зазвонили колокола.

— Полночь бьют! — спохватился Нахалюга. — Мы что, до утра будем тут обжираться?

На горизонте вдруг словно заполыхало зарево, рассыпав над верхушками деревьев оранжевые искорки. Мы остолбенели: никогда еще не видали мы такой огненно-кровавой зари.

— Не пойму, лес, что ли, горит? — сказал Чернявый.

— Это возле Виццини, — определил Кармело.

Мне тоже почудился запах гари; пока я раздумывал, что бы это могло быть, Чернявый затрещал прямо мне в ухо:

— Да нет, какой там лес! С чего бы ему вдруг загореться? Это война, как же мы забыли!.. Бьюсь об заклад, там идет сражение.

— Стреляют, провалиться мне на этом месте! — подтвердил Золотничок. — Слышите? Где-то возле Минео.

Мы прислушались: не разберешь, то ли лес шумит, охваченный пожаром, то ли просто ветер завывает.

— Ха-ха-ха!

Мы все как один повернулись к Чуридду.

— Чего ржешь-то?

— Да над вами! С жиру вы беситесь, вот что. Далась вам эта стрельба, когда у нас еще столько жратвы!

— А война? — опешил Нахалюга.

— Хрен с ней, с войной! — весело подмигнул нам Чернявый. — Брюхо набили — до остального нам дела нет.