Но Чернявый уже испил свою чашу: ему суждено было найти смерть на берегу Фьюмекальдо. Джованни первый это понял.
— Тсс, — прошептал он. — Молчите. — И приник ухом к груди Чернявого. — Все, сердце остановилось. Он умер.
— Заткнись, сука, типун тебе на язык! — истошно закричал Тури.
— Против правды не попрешь. Кто-кто, а я-то знаю. Скольких я котов похоронил!
И впрямь Чернявый больше не шевелился, только кровь текла отовсюду, даже из уха. Тури ласково погладил его по лбу.
— Чернявый! — шептал он. — Что же ты наделал?
Громила, Щегол и Хитрюга с искаженными от ужаса лицами глядели на мертвеца.
— Ну с кем ты разговариваешь, Тури? — покачал головой Зануда. — Сказано тебе, он умер.
— Типун тебе на язык, — мрачно повторил Тури.
— Пошли, — повернулся Джованни к дружкам. — Мы в их сатанинские игры не играем.
У Тури подкосились ноги, он рухнул на колени и стал дубасить кулаками по земле, словно пытаясь вызвать подземных духов.
Джовании уже направился к своей пещере, но тут его окликнул Обжора:
— Эй, Зануда, погоди!
— Ну что тебе?
— Останься, — попросил Обжора, глядя на него воспаленными, но совершенно сухими глазами.
— Что вам от меня нужно? — обиженно насупился Зануда. — Говорят им, что он умер, а они не верят!
У всех вырвался всхлип. Тури по-прежнему бил кулаками об землю. Над агавами пролетела последняя стайка саранчи.
— Ладно, обождите, — бросил Зануда.
Он скоро вернулся с большущей доской. Дружки помогли ему положить на нее Чернявого (кровь наконец-то остановилась, и сам он словно скрючился).
— Ну что, понесли? — сказал Зануда. — Это самая большая доска, которая у меня была. Я спер ее у Кармелы, жены пекаря.
Я никак не мог оторвать взгляд от Чернявого: он казался маленьким подстреленным зверьком, и гвозди, гвозди, гвозди вошли в его тело, накрепко прибив к доске.
— Зачем, Джованни, зачем? — в отчаянии выкрикнул я.
Он даже не взглянул на меня, а напустился на Карлика и Пузыря, своих бывших приятелей:
— Чего расселись, остолопы?! Ну конечно! Все уже позабыли! У вас ведь теперь другие игры! Кому говорю, помогите!
Он дико сверкнул глазами и вытянул руку, точно втаскивая их в заколдованный круг. Карлик и Пузырь поднялись, все еще всхлипывая, но первая острая боль прошла. Вместе с Джованни они взвалили доску себе на плечи. Мой брат, Кармело, Агриппино и Обжора двинулись за этой похоронной процессией; спины их сгибались и вздрагивали, словно от нестерпимой тяжести. А мне так хотелось крикнуть им, что они жалкие трусы и сукины дети.
Тури все кружил вокруг того места, где только что лежало тело Чернявого. Земля была еще влажная от крови, и длинная кургузая тень нашего друга отпечаталась на ней.
Я стоял и думал, станут ли когда-нибудь воды Фьюмекальдо, как прежде, чистыми и спокойными.
— Пошли! — Тури тронул меня за рукав.
Быстрым шагом, словно боясь опоздать, он, к моему удивлению, направился к пещере. А я не мог же один оставаться на этом обрыве.
Скрепя сердце я тоже пошел туда, где в замшелой скале была выдолблена глубокая нора. Прямо у входа на меня дохнуло прохладой. Внутри меня придавила темнота, и я хотел было броситься назад, но тут кто-то взял меня за руку.
— Иди сюда. Чего испугался?
По голосу, правда какому-то странно визгливому, я тотчас узнал Золотничка.
Глаза, постепенно привыкая, различали высоченные, все в трещинах своды пещеры.
— А где же Джованни? — вырвалось у меня.
Золотничок повел меня куда-то вправо, и там, на небольшом естественном возвышении я увидел всех своих друзей. Щегол, Громила и Хитрюга напялили какие-то дурацкие балахоны и выглядели в них не мальчишками, а злобными, мерзкими гномами.
— Для чего все это? — спросил я.
— Помолчи, — сказал Золотничок. — Они психи, самые настоящие психи. Но раз уж мы пришли — делать нечего.
Пещера была, в общем-то, небольшая, стены ее покрывал лишайник. Карлик и Пузырь склонились над длинной доской-гробом. А у противоположной стены стоял Тури, спокойный и сосредоточенный.
Из темного чрева пещеры донесся глубокий голос Джованни:
— Так, начинаем.
Эхо здесь было необычное — голос звучал глухо, точно птичий клекот, а возвращался нежно и певуче.
— О господи! — воскликнул я. — Что теперь будет?
Что-то чиркнуло, и тоненькие язычки пламени озарили тело Чернявого. Тем временем Джованни, закутанный в какую-то мантию, подошел к доске и запел своим замогильным голосом.
Три гнома простирали руки к югу, северу и востоку и медленно-медленно поводили плечами в такт этому траурному песнопению. Тури сел на землю и вдруг показался мне рыцарем со сверкающими волосами. А меня поглотили звуки, и, больше я не думал о Чернявом.
Джованни очень долго тянул свою заупокойную молитву. Пузырь и Карлик тихо и монотонно вторили ему. Наконец могильщики подняли на плечи доску и понесли к выходу. Спички быстро гасли, и Джованни заменял их новыми.
— Они психи! — твердил Золотничок каким-то не своим голосом, напоминающим хриплый лай.
Три раза гроб обнесли вокруг пещеры. Он был сгустком света, и на нем я в последний раз увидел маленькое, уже окаменевшее лицо верного друга.
Могильщики снова вступили во тьму. Джованни раскрыл грязную книгу с пожелтевшими страницами — один бог знает, где он ее откопал! — и, оборвав пение, провозгласил:
— О Духи Смерти! Придите, мы ждем вас! Придите к нам из реки плача! Духи Смерти!
— Что он несет? — шепнул Золотничок, не отходивший от меня ни на шаг.
Джованни словно читал по книге, во всяком случае, он время от времени перелистывал страницы и, видно, казался себе великим мудрецом, чуть ли не богом.
— Беги же, река боли! Явитесь, Духи Смерти, и возьмите с собой Чернявого! Они видят… Все видят!
Карлик поднес ему корзину с землей, и Джованни стал горстями рассыпать ее вокруг себя.
— Все проходит! — вещал этот безумный жрец. — Игры кончаются, остаются лишь плач и боль.
— Это все, конец, — шепотом сообщил мне Золотничок.
Тури куда-то исчез — должно быть, отодвинулся в тень или лег на землю. Карлик протянул Зануде вторую корзину, наполненную еще горячей золой. Она запорошила мне глаза, и я на миг потерял всех из виду.
— О Духи Смерти! — повторил Джованни. — Мы выроем могилу, большую и прекрасную, какой никто еще не видывал.
Спички извивались, чадили, а от Чернявого осталась лишь бесформенная тень.
Щегол, Хитрюга и Обжора небольшими заступами стали рыть у входа могилу.
— Поторопитесь, — приказал им Джованни и возобновил свое песнопение.
Снаружи послышались крики, резкие и встревоженные. Джованни напряженно прислушался. Мы застыли на месте. Меня жег гнев, оттого что нас прервали. Кто посмел?
— Сюда, сюда!
Джованни еще немного послушал, а потом сказал:
— Чуридду. Это его голос. Подлый трус, он нас предал, рассказал обо всем в деревне.
Я оглядел всех: Чуридду среди нас не было. А Джованни приказал:
— Потушите спички и прячьтесь в глубине пещеры. Может, нас еще и не найдут. Тогда продолжим. А предатель нам заплатит. Смерть проклятому Чуридду Симили!
И с разных сторон вновь утонувшей во тьме пещеры, словно каскад черной воды, зашелестели возгласы:
— Смерть проклятому Чуридду Симили!
— Смерть проклятому Чуридду Симили!
— Смерть!
— Смерть!
— Смерть!
Затем воцарилась полная тишина. К входу в пещеру подошли люди.