Прежде всего я отправилась к Измайлову. Он действительно спал, но это больше походило на забытье: кулаки сжаты, лицо насуплено. Потом вернулась в кухню и заглянула в холодильник. Отлично, этот человек на еде не экономил. Конечно, видно было, что он одинок: на полках преобладали консервы. Но и для приготовления нормального обеда провизии тоже хватало. Впрочем, насчет одиночества я вдруг засомневалась. Ему за сорок, это очевидно. Работа у него чумовая, он на ней днюет и ночует. Тогда почему его дом обставлен так модно и красиво? Ни единой лишней вещи, но та, что есть, отменного качества. Зачем ему музыкальный центр, подходящий для выпендривающегося в среде меломанов юноши? И чистота везде потрясающая. Так, сразу после обеда надо устроить в своем жилище генеральную уборку: шторы постирать, кафель отмыть… В общем, по сравнению с этим мужским обиталищем у меня – конюшня. Одна радость, что пока не авгиева. Нет, не похоже, что он обходится без подруги. Вон веничек из раскрашенных перьев – картины и книги обметать. Не то что мужчина, три четверти женщин на такой не раскошелятся, привыкнув к тряпке, если не перед кем хвастаться. Зато не откажутся получить в подарок. Хотела бы я взглянуть на даму сердца, которой полковник обустроил быт. Приуныв, я открыла тумбочку для обуви и не обнаружила тапочек маленького размере. А единственная зубная щетка в ванной вернула меня с пути, ведущего к депрессии. В сущности, пусть сюда хоть топ-модель заявится. Я всего лишь сердобольная соседка, платящая добром за добро.

Я посмотрела на часы: половина седьмого, можно звонить. Взяла из комнаты переносную трубку, устроилась в кухне и набрала родительский номер.

– Мама, ты не заберешь малыша на выходные?

– Заберу и больше не отдам, – легко пообещала мама, ничуть не шокированная моей просьбой в такой ранний час.

Они действительно любят внука. Особенно папа. Он бурно хотел сына. И появление в семье наследника воспринял как заслуженную милость небес к себе. Меня, девчонку, держал в ежовых рукавицах. А его, мальчишку, балует. И наслаждается. Но не об этом речь. Мама классный организатор. Велела мне переодеться, подкраситься и дожидаться ее, не тревожа малыша.

– И, пожалуйста, изволь тщательно причесаться. Ты вечно бродишь с неукрощенной гривой… Нет, не далекая от искусственности, а элементарно лохматая. Когда я приеду, можешь отправляться по своим неотложным даже до приличного времени делам. Я накормлю ребенка завтраком, соберу и увезу. Без тебя слез будет меньше. Скажу: «Маму в редакцию вызвали». Но учти, дети растут быстро, и скоро этот номер у нас проходить перестанет.

Мы так и поступили. В девять часов я вновь отперла дверь квартиры полковника и всерьез занялась готовкой. Рассольник, мясо в горшочках, пироги с капустой и яблоками, кисель. Если бы я не стеснялась безудержно расходовать чужие запасы, наверное, разогнавшись, состряпала бы три обеда на выбор. Но приходилось сдерживать себя. Пока я привела в порядок подразгромленную в ходе творческих поварских экспериментов кухню, огромные напольные часы Измайлова пробили два. Балков с Юрьевым не опоздали. Ввалились порозовевшие, выбритые, симпатичные, бухнули на стол три громадных пакета и коротко доложили:

– Молочные продукты, овощи-фрукты, мясо.

– А лекарства и костыли? – недовольно спросила я.

– Сержант доставит через сорок минут.

– Через сорок минут или минут через сорок?

Меня всегда злили самоуверенность и категоричность. Что за страсть у людей назначать конкретные сроки, не учитывая возможность всяческих неожиданностей. Моя сварливость их изумила.

– Через сорок минут сержант привезет костыли и лекарства, – мирно повторил Сергей Балков. – Плюс-минус минута.

Тут из спальни донесся весьма зычный зов полковника. Но теперь, вооруженная ножом и лопаточкой, командовала здесь я. И парни отправились к полковнику только после того, как получили указание готовить его к приему вкусной и здоровой пищи. Когда я вкатила в спальню сервировочный столик (в доме имелся и такой), мужчины затаили дыхание. Балков завистливо ухнул. Юрьев сдержался, но явно из последних сил. Даже Измайлов ненадолго онемел. И вместо того чтобы изгнать меня, самозванку, к чертовой матери, малодушно простонал:

– По какому случаю банкет?

– Вам выпить надо, – высказалась я.

– Бар в соседней комнате, – не осмелился отказаться Измайлов. – Дверца вращается, не теряйся.

Я отлила из бутылки три рюмки водки в хрустальный графинчик и закончила сервировку. Тут уж и Борис Юрьев взвыл.

– Полина, забери их в кухню и накорми, – сжалился Измайлов. – Только без спиртного. Они парни холостые, вряд ли им часто удается вкусно поесть.

– Пошли, – позвала я.

Сергей тронул меня за рукав и прошептал: «Спасибо, Поля». «Чего там, лишь бы полковник был доволен», – рявкнула я. Мы втроем захохотали. Измайлов глянул на нас, как на сумасшедших.

– Не волнуйтесь, – успокоила я его.

– Вот что мне в ней нравится, так это умение кого угодно рассмешить, – пробурчал Измайлов.

Я было воспрянула духом по поводу «нравится», но вспомнила свой злосчастный видок при последней нашей встрече в подъезде. Здорово же я его тогда насмешила, получается. Какой, однако, ехидный тип этот полковник,

Ребята уминали рассольник. Я разбирала сумки, чтобы не терять времени. Из первой я извлекла двадцать пачек творога. Двадцать!!! Вероятно, даже спина моя каким-то образом выразила потрясение.

– Это чтобы перелом скорее срастался, – пояснил Сергей.

– Я предупреждал, что разумнее купить препараты кальция, – отмежевался от него Борис и для пущей важности добавил: – Таблетированные.

– И таблеток сержант купит, – прогудел крупномасштабно-хозяйственный Балков. – Но творожок с маслом и медом – это же верняк.

Я с детства испытываю отвращение к творогу. Поэтому после слов Сергея впала в апатию. Охваченная какой-то зудящей ленью, я все-таки продолжила ревизию. И с ужасом обнаружила десять пачек сливочного масла и трехлитровую банку меда.

– Тут на целое травматологическое отделение.

– А наш полковник десятерых стоит, – гордо проворчал Балков.

Я мысленно пересчитала известные мне блюда из творога: ватрушки, вареники, королевская ватрушка, – и мученически вздохнула.

– Я хотел загрузиться ананасами, бананами, киви, чем-нибудь экзотическим, – не дожидаясь, когда я открою вторую сумку, объяснил Борис. – Но он уперся…

– Полковник тебе не обезьяна. А бананы податливые, в них зубы вязнут, – неуступчиво огрызнулся Сергей. – Яблоки, груши – мужские фрукты.

Видимо, они начали ругаться еще на рынке и теперь искали во мне арбитра. Нет, голубчики, вы обречены на ничью.

– Крупная морковь. И молодцы, что про капусту и лук вспомнили, – елейно похвалила я.

И взялась за последний пакет.

– Полковник не обезьяна, полковник – собака, – прокомментировал Юрьев.

Я торопливо стала вышвыривать содержимое. Ах, вот в чем дело. На дне, под куском вырезки, лежали прекрасные бульонные косточки.

– Боря до сих пор не ведает, из чего варят суп, – не удержал шпильку Волков.

– Ты, Сережа, часом не кулинар?

Тираду Бориса прервал звонок в дверь.

– Плюс-минус минута, – передразнила я. – Полчаса всего прошло, а ваш сержант тут. Наверняка чего-нибудь не раздобыл.

Стоило мне повернуть диск замка, как дверь рывком распахнулась. Меня отбросило к стене. Ребята вскочили. Через порог, как кенгуру в мультфильме, перепрыгнула Верка. С норовящими покинуть орбиты глазами, вопя: «Виктор Николаевич, миленький, спасите, помогите», – она ткнулась в кухню и комнату, потом метнулась в спальню. Мы бросились за ней. «Господи, а не Верка ли тут хозяйничает?» – успела все-таки взбрыкнуть во мне старушка-ревность.

Верка ничего не соображала. Она продолжала молить о спасении и шмыгать красным носом даже тогда, когда Измайлов поинтересовался, кто, собственно, так ее напугал. Тяжелое копыто ревности уже дырку проделало в моей утихомирившейся было душе. Поэтому я демонстративно выкалила столик с тарелками, стаканом, рюмкой и графином. Пусть видит, что я здесь по делу. По личному делу, между прочим. Полковнику пришлось отдать должное: следов еды и питья в посуде при визуальном осмотре не обнаруживалось. Разве что при химическом анализе… Обожаю, когда мужчины благодарно-много едят. Пропустить что-нибудь занимательное я не боялась: Верка орала благим матом. Обычно ей удавалось справляться со своими многочисленными нахлебниками самостоятельно. А теперь, вероятно, нарвалась на агрессивного молодца, который отказался покидать понравившийся дом и защищает свою потребность бездельничать в нем кулаками.