Странности не заставили себя ждать, они не заносчивы. Искомая дверь была открыта. В прихожей ко мне метнулась какая-то благообразная женщина, на мой негромкий оклик: «Ирина Степановна» ответила: «Тс-с», приняла плащ и показала в сторону комнаты. Мне почудилось, что там находится не один человек, но я не успела сориентироваться в тесноте. Повезло еще, что не напялила на свою шпионскую физиономию дежурную улыбку. Иначе рисковала по этой самой физиономии схлопотать. Войдя, я обалдело замерла и принялась кутаться в черный шарф. Причем вполне вероятно, что собиралась накрыться им с головой. Кто-то подтолкнул меня к свободному концу уложенной на табуретах доски-скамейки и сунул в руки стакан с водкой.

В доме справляли поминки. Человек пятнадцать людей, одетых и выглядящих сообразно обстоятельствам, молча пили и ели. На меня уставились в ожидании чего-то. Чего? Ах, да, да, разумеется:

— Пусть земля ему будет пухом.

Рыдания проламывали ненадежные стенки моего горла. Я уже не была вражеским агентом. Я по-соседски горевала о Славке. Господи, как же так получилось? Кто, когда, где успел его убить? Или он сам умер, под машину, например, попал? И почему Измайлов не в курсе? Тоже мне сыщик. Профессионал. Гений. И помощники ему под стать.

Кутья, блины, мед, пироги, водка, отсутствие вилок и шелест бессмысленных слов: «Такой молодой… Магазин только что… Вот так живешь-живешь и не знаешь… С нашей милицией… Оружие для самообороны…» Я поняла, что, если немедленно не уйду, свалюсь под стол в обморок. Но передо мной уже поставили тарелку со щами. Я должна запихнуть их в себя? Должна, и в тарелке ничего нельзя оставлять. Тут возник скандал. В комнату прошмыгнул пьяный дедок. И, усевшись, перегородил мне путь к отступлению. Выпив, он жадно набросился на еду. А утолив голод, расшумелся:

— Я за вами с самого кладбища наблюдаю. Хороший человек покойник ваш. Я его не знал, но в гробу уж не обманешь: какой жил, какой с людьми был, такой и лежишь.

— Кто это? — возмущенно зашептали со всех сторон.

— Бродяга я, — весело доложил дедок. — Поминками существую, с них гнать грешно. Вы цветочки-то зря покидали на могилку. Их сейчас же растащили, не сомневайтесь. А если чего осталось, я отработаю, присмотрю.

Двое мускулистых ребят встали и подошли к старику.

— Грешно с поминок гнать, — взвизгнул он, закрывая морщинистыми грязными руками лицо.

У меня перед глазами все пустилось в плавание. И в голове тоже.

— Не бейте его, — взмолилась я.

— Что мы, девушка, не православные? — обиделись парни.

— Сложи ему котомку, — велел один суетящейся с посудой женщине. — Водки, пирогов, как положено.

Бродяга притих, настороженно и испытующе глядя на ребят.

— На, дед, и отправляйся присматривать, — протянул ему пакет тот, что распоряжался.

— Сынок, тепло тут, — заскулил старик, но зло заскулил.

Второй парень наклонился к нему и что-то прорычал на ухо. И старик пропал, будто не было. Дружинники невозмутимо расселись по местам.

«Нет, с меня хватит, — подумала я. — Сейчас заскочу к Измайлову, выскажу ему свое мнение и уеду к родителям». Я нетвердо поднялась и двинулась к двум траурным исплаканным женщинам, застывшим во главе стола с одинаково деревянными спинами и заострившимися бледными подбородками.

— Примите мои искренние соболезнования. Вас утешить нечем, но постарайтесь держаться.

Они синхронно закивали, еще не пожилые, ухоженные, привлекательные. У которой из них я должна была выспрашивать про сына? Я попятилась.

На лестнице меня догнал мужчина:

— Оля?

— Вы обознались, — отмахнулась я.

— Не может быть, у меня цепкая память.

Я остановилась взглянуть на этого уникума. О подобных контактах Измайлов меня не предупреждал. Какой-то незнакомец уверяет, что я — Оля. Надо удирать отсюда.

— Повторяю вам…

— Оля Павлова, не отнекивайтесь. Вы делали рекламу сети магазинов «Стиль». А я — генеральный менеджер. Вас подвезти?

От моего колотящегося сердца отлегло. Ольга Павлова — псевдоним. Умение писать добрые слова я продаю, а имя нет.

— Спасибо, я пройдусь. У меня дела в этом районе.

— В этакий ливень?

Ливень? Я добиралась сюда посуху.

— Не страшно. После поминок я с наслаждением вымокну.

— Да-да. Но жизнь продолжается. И чудесно, что продолжается в нашем присутствии. Кстати, Оля, я вами доволен. Скоро повторим атаку на читающих покупателей. Придумывайте пока оригинальные ходы.

Еще пару лет назад я бы его послала, растолковав кое-что о своевременности и уместности деловых переговоров. Но не теперь. Измайлов напрасно считал меня маленькой. Я большая, мне сына поднимать. Как бы гадостно на душе ни было, а надо сохранять внешнее спокойствие.

— Приятно слышать. Работать мне с вами не в тягость. Пожалуй, начну изобретать нечто достойное вашей процветающей фирмы.

— О'кей. Может, все-таки воспользуетесь моим автомобилем?

— Нет.

Он через две ступеньки сбежал к машине. Я высунулась из подъезда и чуть не захлебнулась. Впору было навязываться ему в попутчицы. Еще не поздно было подать знак любезному менеджеру. Подчеркнуто генеральному. Но ведь придется с ним разговаривать о Славе. Не могу. Пора к Измайлову, иначе я с ума сойду. И я рванула под дождь, изображающий из себя водопад.

Он сидел, прижав уши, тощий-тощий в облепившей его мокрой, непонятного цвета шкурке, и голосил: «Мяу» — редко, но душераздирающе. Я подхватила его с асфальта машинально и, пообещав: «Спасемся, крохотка», — побежала. Зачем я уродовалась утром? Ноги невыносимо болели. Вода текла по мне, как по неодушевленному предмету. Котенок попытался забиться в рукав плаща, но не смог и отфыркивался. Люди, прятавшиеся от ливня под каждым архитектурным излишеством, звали меня переждать с ними. Славные, жалостливые люди, мне нечего больше пережидать в реальности, которая за неделю лишилась троих молодых мужчин и не изменилась от этого.

Дверь родного подъезда вынесла мой пинок без скрипа и стона. Еще бы! Она ведь в другую сторону открывалась. Я дернула за ручку и перевела дух. Надо переодеться в сухое, прежде чем показываться Измайлову.

Но «переодевание» включило в себя обустройство и кормление котенка, горячую ванну и сушку волос феном. Мой новоявленный квартирант распушился, демонстрируя редкий черепаховый окрас, и ушел спать в корзину. Я залюбовалась им и зевнула. Впору было тоже укладываться, но я уже привыкла пересиливать себя. Когда я захлопывала дверь, прямо надо мной начали отпирать замок. Слава уже не мог наведаться сюда с ключами. Значит, Верка свернула торговлю из-за ливня. Впрочем, я провозилась до вечера, так что, возможно, Верка и в свое обычное время вернулась.

— Вер, — позвала я, — Вера.

Тишина.

— Эй, кто там? — вскрикнула я.

И услышала топот и шум вызванного лифта. Я, не раздумывая, кинулась к лестнице на четвертый этаж. Но безжалостно эксплуатируемые с рассвета ноги подвели. Я споткнулась и грохнулась лбом о ребро бетонной ступени. «Ну, я уже все пробовала, кроме этого», — промелькнуло во мне, и я потеряла сознание.

— Поленька, солнышко, кто тебя так? Поля, очнись, пожалуйста.

От таких трепетных уговоров и мертвый восстанет. Во всяком случае, всегда хочется, чтобы он ожил. Я разлепила будто напарафиненные веки. Сергей Балков скрючился между стеной и моими распростертыми телесами и тряс, тряс, тряс. Больно, Сережа, больно же! Но этот ненормальный совсем озверел и принялся выкручивать мне руки и ноги.

— Ничего не сломано, — вывел он из своих садистских деяний. — Попробуй сесть, Поля, осторожно, медленно.

— Сам попробуй, — хрипло огрызнулась я.

Он сел. Я тут же приступила к подъему. Вскочивший Сергей поддерживал меня. В итоге удалось опереться на копчик, а потом и встать на ноги.

— Меня послал полковник. Ты давно должна была вернуться. Он беспокоился. Я звонил, стучал, никто не открыл. Потом случайно глянул вверх и увидел тебя, — рассказывал Сергей.