Павшему повстанцу Нет у него могилы, и только ветер протяжно плачет над травой, окрасившейся его кровью. Только облако и птица запомнили место, где он споткнулся о пулю. Только ручей омыл его раны. Но отвоеванный им воздух достался в наследство детям его и собратьям. И, вдыхая этот воздух, мы слышим его голос и видим его сны. Дыша этим воздухом, люди не могут не дарить новой жизни всю свою кровь и жар своего сердца. Это ли не памятник ему? Феликс Пичардо Мойя
Романс об Игнасио Аграмонте Что ж спеть вам, сеньоры? Впрочем, не слышали, может статься, романс вы об Аграмонте, отважном вожде повстанцев? Мечтал Аграмонте с детства о подвиге и о славе. Конечно, мечтать об этом любой из юношей вправе. Однако мечты — мечтами, а дело всегда есть дело. Пригож Аграмонте ликом и крепок душой и телом, и вскоре он всем докажет, каким он родился смелым. Его отважное сердце воспламенено любовью. Он белой невесте пишет послание красной кровью. Но в сердце его пылает пожар и другого рода: не может стерпеть Игнасьо позор своего народа — позорные цепи рабства, испанского ига цепи… Душа его изнывает на родине, словно в склепе. Друзья же не понимают (хотя и постигнут вскоре), какое сутулит плечи ему, Аграмонте, горе. Да разве же он забудет свой символ любви и веры — платок, омоченный кровью казненного Агуэро? Ребенком он был на казни, на этой кровавой жатве. Да разве же он изменит тогда еще данной клятве? В Орьенте опять восстанье. Воюют в горах герои. Кубинское знамя снова взметнулось на поле боя. А следом камагуэйцы пламенные восстали, чтоб обрести свободу в вихре свинца и стали. И вот во главе повстанцев Игнасио Аграмонте. Бегут от него испанцы до самого горизонта. * * * Привал. Аграмонте смотрит в костер и на кольца дыма и думает о супруге, далекой, но столь любимой… Вдруг с вестью гонец примчался и требует генерала. Стряхнул Аграмонте думы, которые в час привала нахлынули… — Что случилось? — Взят в плен бригадир Сангили. Связали его испанцы, а всех остальных убили и спешно двинулись в город… Тут, грозно чело нахмурив, вскочил в седло Аграмонте, неистовый, словно буря. — Солдаты мои! — вскричал он. — Сангили взят в плен врагами. Должны мы спасти героя или погибнуть сами! Лишь тридцать пять добровольцев взял с собой Аграмонте. Гремят их коней копыта вдоль грозного горизонта. Ведет генерал в атаку отважнейших из отважных, снискавших вечную славу в отчаянных рукопашных. И, звуки дерзкой погони слыша вдруг за собою, испанский полк разбежался, покинувши поле боя. И вот бригадир Сангили освобожден от плена. и с Аграмонте скачут они колено в колено. * * * В сраженье под Химагуайу испанцами был убит он. Достала героя пуля, и рухнул он под копыта. Повстанцы в горячке боя, в сабельной круговерти не разглядели даже, как встретился он со смертью. И, только вернувшись в лагерь, еще до конца не веря в случившееся, постигли всю тяжесть своей потери. Вернувшись на поле брани, до ночи его искали, вздыхая и сокрушаясь о славном своем генерале. А он лежал одиноко, и кровь по челу струилась, но очи были спокойны, как будто господня милость к нему снизошла известьем о том, что не за горами то время, когда над Кубой взовьется свободы знамя. * * * Наутро нашли испанцы тело его и гордо внесли его в побежденный и горем убитый город. Но праздновать их победу город не стал: все двери закрылись, и даже небо, скорбя о такой потере, заплакало горьким ливнем, и молнии засверкали, чтоб высветить лик героя, чье место — на пьедестале… Альберто Молина
И камни стреляют Пещера глубиной метров семь была по прихоти природы расположена у подножия небольшой высоты. Росший вокруг кустарник и невысокие деревья делали ее — откуда ни посмотри — малозаметной для постороннего глаза. Вход в пещеру был обращен к морю, и от него до воды было метров двести, покрытых прибрежной галькой. |
