Камило Сьенфуэгосу Наверное, ты все—таки упал на жесткий камень, в океанский вал или пучина леса поглотила тебя, раз ты безмолвствуешь, Камило, когда страна твоя тебя зовет, когда и на земле, и в водоверти — во всей скорбящей по тебе Отчизне — разыскивает тщетно твой народ тебя, освободитель наш от смерти, тебя, освободитель нашей жизни. Живой, ты б не ответить нам не смог, Камило, стяга нашего флагшток, благоуханный, пламенный цветок, но ты молчишь… И значит, ты упал, разбился, навсегда ушел из жизни, раз голос твой, звенящий как металл, не отвечает плачущей Отчизне. И если так, то, значит, ты — погиб. И если так, то, значит, ты — погиб! Погиб! Камило Сьенфуэгос и — погиб! Как стонет раненая Родина, рыдая! О раненая Родина, родная! Сейчас священен каждый стон и всхлип, но если так и если Он погиб, омой слезами собственное пламя и выше подними святое знамя! С тобой другие сыновья остались. И щит, и меч их выкован из стали. Твоя судьба прекрасна, но трудна: тернистый путь натянут, как струна. Ответь врагам в час испытаний черных громоподобным голосом, народ! Пусть разразится гром ножей точеных и гром винтовок небо потрясет! Фидель! Гевара! Мы гордимся вами. Рауль! Альмейда! Мужество в груди. Вы первыми всегда вступали в пламя, и в трудный час всегда вы впереди. И все же мы собою вас прикроем, мы оградим вас огненным кольцом — кольцо штыков сомкнем вокруг героев и вас для нашей Кубы сбережем! Фидель
Отчего Фидель на янки нагоняет смертный страх? Почему американцы с ним, с Фиделем, не в ладах? Да потому, что в сердце Фиделя — ясный пламень, как молния, способный испепелить на месте. Его праща надежна, и в ней — надежный камень, не в бровь, а в глаз разящий с времен Сьерра—Маэстры. В бою и на трибуне во имя гуманизма он не дает в обиду народ порабощенный. В его устах и слово — как будто меч, вонзенный в зловещую утробу, в нутро капитализма. Отчего Фидель на янки нагоняет смертный страх? Почему американцы с ним, с Фиделем, не в ладах? Да потому, что сердцем, и нежным, и отважным, болеет и радеет о сирых он и хворых, и все—таки при этом на страх врагам продажным в надежном арсенале сухим он держит порох. Чтоб свет зари пролился на нищих и на темных, он сквозь огонь и бурю готов идти на приступ; в одной руке он держит цветок для угнетенных, в другой — клинок точеный для империалистов. Отчего Фидель на янки нагоняет смертный страх? Почему американцы с ним, с Фиделем, не в ладах? Ему иной не нужно ни славы, ни награды, чем освещать народам священный путь к свободе. Он доблестен на зависть героям «Илиады», в нем больше благородства, чем в славном Дон Кихоте. Фидель берет на плечи, как миллионножилый, нелегкую заботу о всех, кто наг и сир. Вот почему не может ни долларом, ни силой ни сладить, ни поладить С Фиделем старый мир. Луис Марре Песня Если я вдруг погибну, ты, товарищ, держись. Над тобой пусть сияет поднебесная высь. Если я вдруг погибну, сбереги мою мать, сохрани наши розы и не дай им увять. Если я вдруг погибну в беспощадном бою, то тебе завещаю я винтовку свою. Хосе Мартинес Матос Письмо из окопа Густой туман повис вчера вечером над окопами, а сегодня влагой своею он касается наших рук. Дождливая ночь застлала своей пеленой уставшие от бессонницы глаза, пристально смотрящие вдаль. (Сегодня ночь и мы не увидим солнца.) Мы поползем по траве или по зыбкой грязи до самого ручья или поднимемся по холму, притаившемуся в глубине гор. Передай любимой, что помню ее, когда чищу винтовку или слушаю грустную песню товарища по оружию. Скажи ей, что деревья здесь разговаривают чистыми, нежными голосами и их звуки проносятся над нашими стальными касками, пробуждая от сна спящий рассвет. Скажи ей, что помню о ней я все время. Попроси поэта сложить нежные строчки, чтоб звучали они сильнее набата, пока над окопами не опустится ночь. Передай всем жителям нашего селенья, передай почтальону, спешащему с утренней почтой, передай старику, что, свесив седую голову, смотрит с балкона, передай аптекарю, передай сапожнику, передай матери, ожидающей сына, что через наши окопы враг не пройдет! |
