Шенг вздохнул.

— Папа, я ничего не обещаю, — попытался еще раз возразить он.

Но отец выдал Шенгу билеты на самолет с открытой датой в Южную Африку, Нью-Йорк, Париж и десятки других городов, блокноты с адресами семей, которые надо было проверить, и бронь в хороших гостиницах в случае необходимости.

В Париже вода Сены приобрела цвет разбавленного чая.

Каждый четверг Мистраль посещала курсы пения, танца и этикета в частном институте. Ее взгляд все чаще был направлен за окно, она следила за полетом голубей и скворцов. Она заметила, что скворцы имитируют звуки мира людей: некоторые изображали автомобильные гудки или шум машин, едущих из отдаленных районов.

«Наверное, когда-то они имитировали песни», — думала Мистраль.

Ее душевная меланхолия выражалась в рисунках, все более детальных и разноцветных, — она рисовала на занятиях и вечерами, когда была одна. Мама Мистраль ездила по всему миру, создавала свои духи и практически не появлялась дома.

Тем временем в Нью-Йорке Гермес тренировал стаю почтовых голубей, занимаясь с ними в заледеневших садах Квинса. Затем он проводил целые дни на Бруклинском мосту, обучая голубей пересекать реку и улетать к небоскребам Манхэттена.

Теперь наконец он мог доверить им секретное послание.

Первое сообщение, которое полетело над крышами Нью-Йорка, на адрес Харви Миллера, было: «Привет, Харви. Давай встретимся, поедим пиццы».

Был март. В Нью-Йорке было все еще очень холодно.

Харви все время проводил в зале. Он приходил туда каждый раз, когда мог, и часто оставался допоздна.

Однажды Олимпия отвела его в сторону.

— Я наблюдала за тобой, когда ты работал с мешком.

— Ну и как, ужас?

— Нет. Ты работаешь намного лучше. Но ты испытываешь странный гнев. Я не хочу лезть в твои дела, но ты хочешь отчего-то избавиться?

— Нет, — ответил Харви, — я не сказал бы.

— Но это ненормально для парня твоего возраста.

— Я тебе регулярно плачу.

— Но ты здесь чаще, чем дома.

— Мне нравится. Мне здесь хорошо.

— Три раза в неделю. Час в день. Но не больше!

Харви напрягся и почувствовал боль в мышцах плеча.

— Я не понимаю, к чему ты клонишь.

— У тебя есть братья, Харви?

— Больше нет.

Олимпия подняла обе руки, то ли прося прощения, то ли сдаваясь.

— Извини, я не знала.

— Ты здесь ни при чем.

— Считай, что мы об этом не говорили.

Харви обжег ее взглядом.

— Теперь понятно, — продолжала Олимпия. — Если хочешь, занимайся с мешком, пока он не порвется.

Дверь раздевалки открылась и закрылась. Вода в душе была ледяная, как в водопаде, Но Харви даже не попытался сделать ее погорячее. Стиснув зубы, он не обращал на это внимания.

Он может с этим справиться.

Позже Харви сел в метро и поехал в южную часть города. Было шесть часов. Когда поезд проехал «Центральный парк», вагоны наполнились, Харви продолжал сидеть на своем месте, съежившись, хотя и понимал, что должен уступить его кому-нибудь пожилому.

Никто не обращал на него внимания. Все погрузились в книги, ежедневники, цветные дисплеи своих айподов, тысячи незнакомцев, едущих, общественным транспортом. Слышалась приглушенная музыка из десятков наушников. Харви откинулся на спинку сиденья, покрытого граффити, и терпеливо ждал своей остановки «Кристофер-стрит», в самом центре Виллидж.

Голос Олимпии продолжал звучать у него в ушах: «Мне жаль… Занимайся с мешком».

Харви стиснул зубы, думая о том, как бы ему хотелось услышать еще раз, с той же ясностью, голос своего брата.

Но это невозможно. Тишина. И шум, миллионы ненужных звуков.

На станции «Двадцать третья улица» вошла очень высокая девушка, от которой приятно пахло духами. Глядя на нее, Харви подумал о Мистраль и о ее матери, которая создает духи. Он должен позвонить ей. И позвонить Электре. И ответить на послания Гермеса. И еще раз сходить с ним поесть пиццы.

Но у него не было желания делать все это. Прошло уже много дней, как он не думал ни о времени, проведенном в Риме, ни о Кольце Огня, ни о волчках, ни о тени Якоба Малера, ни о невнятных записях профессора Альфреда ван дер Бергера. Иногда ему казалось, что это был кошмарный сон, нереальное приключение. Но когда поезд трясся на рельсах, Харви чувствовал смутное беспокойство, Это было воспоминание о доме профессора, разваливающемся на части.

Девушка рядом с ним вытащила из сумки маленькое позолоченное зеркальце, чтобы проверить свой безупречный вечерний макияж. И это движение тоже напомнило Харви Новый год: старое бронзовое зеркало, которое Электра нашла в базилике Святого Клемента. Кольцо Огня. Теперь оно было спрятано в какой-то части Нью-Йорка, и его изучал самый неаккуратный из ученых, единственный, кто мог поверить, что оно было найдено по указаниям цыганки, сумасшедшего профессора, четырех волчков и полного сундука зубов.

Поезд приехал на «Кристофер-стрит». Харви вышел на тротуар и закутался в пальто. Вокруг светились витрины кафе, за которыми десятки бизнесменов наслаждались долгожданным отдыхом. Гринвич-Виллидж — небольшой район, состоящий из низких кирпичных домов и окруженный ясенями. В этом районе снимались любовные сцены для разных фильмов. Наверное, потому что он не похож на другие районы Нью-Йорка: улицы кривые и узкие, малоэтажные дома, деревянные ставни и маленькие сады. Люди здесь ходят немного медленнее, чем в других районах города.

Харви шел к Грув-Корт, погруженный в свои мысли. У него было неприятное предчувствие. Он остановился, прислушался, оглянулся. Шерстяные пальто. Модные очки. Блеск украшений. Стук каблуков. Он пытался понять, что же вызвало это неприятное ощущение.

Тень мелькнула на Бликер-стрит. Среди десятков других теней.

«За мной следят», — подумал Харви.

Абсурд, конечно. Но он продолжал об этом думать. Чувствовал это.

Он остановился и посмотрел на витрину магазина, специализирующегося на салатах и тортах. Возможно, на той стороне улицы стоял кто-нибудь подозрительный.

Но никого не было.

Или было слишком много.

Харви два раза прошел мимо калитки, прежде чем решился зайти. Шесть старых красных домов с белой каймой вокруг окон и дверей выходили окнами в красивый сад. Харви, не оглядываясь, залез в сад, склонившись, пролез под ветвями, на которых уже набухли первые почки.

Его дом — номер 11. Подойдя к входной двери, он еще раз оглянулся. В саду были видны тени деревьев, прорезанные светом из окон домов. Над головой небо обещало сильный дождь.

— Да перестань ты, — пробурчал Харви, поворачивая ключ в двери.

Это Гермес заразил его шпионскими фантазиями и манией преследования.

Дверь открылась со щелчком. Фотоэлемент распознал его присутствие, на лестнице включилось освещение. Парень поднялся на третий этаж, под самую крышу.

— Никто за мной не следил, — повторил он себе.

Затем вошел в квартиру и воскликнул:

— Я вернулся!

Его мама была на кухне. Было жарко и душно, пахло супом. Госпожа Миллер всегда ставила отопление на максимум. Но дело было не в температуре.

Харви повесил пальто у входа и снял кроссовки, нащупывая тапки.

Духота в доме исходила от пустой комнаты, в которую никто из них не решался войти.

Комната его брата.

Снаружи, на тротуаре, незаметная тень мужчины застыла у металлических прутьев ограды. Его толстые руки были засунуты в глубокие карманы темно-серой куртки почтальона. Он вытащил из кармана круглую жестяную баночку открыл ее с неожиданной ловкостью и достал конфетку зеленого цвета.