Баллада о парижанках Идет молва на всех углах О языках венецианок, Искусных и болтливых свах, О говорливости миланок, О красноречии пизанок И бойких Рима дочерей… Но что вся слава итальянок! Язык Парижа всех острей. Не умолкает и в церквах Трескучий говорок испанок, Есть неуемные в речах Среди венгерок и гречанок, Пруссачек, немок и норманнок, Но далеко им, ей-же-ей, До наших маленьких служанок! Язык Парижа всех острей. Бретонки повергают в страх, Гасконки хуже тулузанок, И не найти во всех краях Косноязычней англичанок, Что ж говорить мне про датчанок, — Всех не вместишь в балладе сей! — Про египтянок и турчанок? Язык Парижа всех острей. Принц, первый приз – для парижанок: Они речистостью своей Заткнут за пояс чужестранок! Язык Парижа всех острей. Перевод Ф. Мендельсона Меллен де Сен-Желе (1487–1558) Ревность Глаза и рот ваш целовать прекрасный Готов я много, много тысяч раз, Когда вы отбиваетесь напрасно, А я держу в объятьях крепко вас. Но в это время мой влюбленный глаз, Чуть отстранясь, на прелести косится, Которые мой поцелуй крадет. Я так ревнив, что глаз мой не мирится С соперником, хотя б им был мой рот. Перевод О. Румера Деревенская песня Что надо мной? Чего мне надо? Зноя? Града? Спать не могу и наяву Не живу. Не болен я – а сил лишился. Я думаю, что я влюбился. В четыре дня поем едва Раз-два, Сохи не вижу и вола; Вдоль села И день и ночь бродить готов. На что мне дом? На что мне кров? Как раньше нужно было знать, Кто опять На танцах первый приз возьмет. Сам я вот Плясал недавно на траве. Не раскружиться голове. Где боль? Не знаю ничего. Но с того Томлюсь я, что плясал в тот день Я с Катень. Так в танце грудь ее дрожала! Так, снежно-белая, дышала! Широкой юбки красный цвет И колет, И свежие для торжества Рукава, И бантики, как мотыльки, И новенькие башмаки. Из глаз зеленых на меня — Луч огня, Тут я десяток раз скакнул И шепнул, Ее за пальчик теребя: «Катень, ведь я люблю тебя!» Она мой шепот прервала И ушла, Так безучастна, так горда. Со стыда Сгорел я, и, чтоб это скрыть, Пришлось мне нос рукой схватить. Я видел раз ее потом За окном, И раз, как на базар пришел. Я прошел Версту, чтоб ей сказать словцо, А видел спину, не лицо. Когда не бросит так кичиться И дичиться, — Прощай, соха! Отбросив страхи, Я в монахи, В солдаты я из-за Катень Пойду в один прекрасный день! Перевод М. Казмичова Посылка из окна
Я размышлял один, у окон зала, О той тоске, что в сердце затаилась. Взгляни налево, – мне любовь сказала, — Не утешенье ли к тебе спустилось? И я взглянул: у вас в двери явилось Блаженство, – от него томлюсь без сил. К нему в волненье сердце устремилось, Но тело тайный страх остановил. Перевод М. Казмичова «Любовь и смерть, влюбленных двух…» Любовь и смерть, влюбленных двух спасая, Дары им принесли: забвенье зла Один от смерти принял, угасая, Любовь другому ваш портрет дала. Судьба меня на путь их привела. Что выберу я сердцу моему? Что получил живой? Дано ему, Склонясь к портрету, жить воображеньем. Скорее я, как первый, смерть возьму, Чем обладать одним изображеньем. Перевод М. Казмичова «Я счастлив был по воле заблужденья…» Я счастлив был по воле заблужденья. Мое несчастье – истина сама: Моя отрада – сон и сновиденье, Проснусь – вокруг суровая зима. Мне ясный полдень – зло, а благо – тьма. В недолгом полусне – с тобой свиданье. Явь – твоего отсутствия зиянье. О бедные глаза! Сквозь темноту, Закрытые, вы видите сиянье, Открою вас – и вижу пустоту. Перевод М. Казмичова Клеман Маро (1496–1544) Старик Уж я не тот любовник страстный, Кому дивился прежде свет: Моя весна и лето красно Навек прошли, пропал и след. Амур, бог возраста младого! Я твой служитель верный был; Ах, если б мог родиться снова, Уж так ли б я тебе служил! Перевод А. Пушкина |