Только теперь Тристан понял, что Тоназо ведет его по стене кратера вверх.

Наконец в просвете между деревьями мелькнул склон, и Тристан остановился, чтобы немного отдышаться. Чуть выше, время от времени исчезая за ветками, продолжал подниматься Тоназо. Тристан вытер заливавший глаза пот, раздавил какое-то насекомое на шее и сквозь зубы выругался по-ганиански.

Через минуту он выбрался из леса. Тоназо дожидался его в тени скалистого выступа.

— Поедим здесь, йатсу.

Тристан облегченно вздохнул. После долгого и трудного подъема все мышцы горели огнем, а колени стали, как резиновые. Сбросив с плеча сумку, он невольно зажмурился от боли, пронзившей его плечо и предплечье. Пришлось помассировать пальцы, прежде чем они стали разгибаться и прежде чем ему удалось развязать шнурок и достать лежавший сверху пакет с сухим пайком. Потом он опустился на сумку и отвинтил крышку фляжки.

Однако не успел Тристан поднести фляжку ко рту, как Тоназо ногой выбил из-под него сумку. Юноша рухнул на спину, невольно взмахнув руками. Фляжка отлетела в сторону и исчезла в траве. Бросив злобный взгляд на своего мучителя, Тристан протянул за ней руку, но Тоназо уже наступил на нее ногой.

— Третье правило: никогда не садись. Всегда держи ноги под собой, чтобы при необходимости быстро вскочить. Ты понял, йатсу?

Тристан посмотрел на фляжку — вытекавший из нее ручеек иссяк.

— Да, ишку, — сказал он, не поднимая головы.

— Хм, — пробормотал Тоназо, кивнул и убрал ногу. Юноша схватил флягу.

Практически пустая. Осталось всего несколько глотков.

Он опустился на корточки, по-ганиански, и принялся за сухой паек. Эта поза была ему привычной, так что третье правило Тоназо не показалось Тристану трудным. Только вот ноги от усталости чуть дрожали. Мысль о пролитой воде отозвалась новой волной злости, и юноша с ненавистью посмотрел на Тоназо.

Отдых продлился ровно столько, сколько времени понадобилось Тоназо, чтобы поесть. Тристан еще не закончил, когда его спутник поднялся, забросил рюкзак за плечи и сказал:

— Пошли, йатсу. — Юноша затолкал остатки концентрата в рот, сунул в сумку фляжку и торопливо вскочил, сверля злобным взглядом спину Тоназо.

Они поднимались по тропинке вдоль внутренней стороны стены, пока из-за кромки кратера не ударили в глаза последние желтые лучи. Долина внизу была погружена в тень. Тоназо остановился и протянул руку.

— Туда.

Лишь теперь Тристан заметил квадратные, сложенные из камня ворота, почти полностью скрытые деревьями, и столь низкие, что ему пришлось пригнуться, чтобы не удариться головой.

Он оказался в дворике, вымощенном каменными плитами и окруженном с четырех сторон аркадами, а с пятой каким-то строением, весьма напоминавшим деревянный домик в монастыре Денгау. Только в отличие от него это сооружение было из камня и казалось встроенным в гору. Резной фасад скрывал грот, из которого струился немноговодный ручеек. Вода переливалась через уступ и стекала в мелкий крохотный бассейн, а из него в пересекавшую двор канавку. Лишь лениво пробежав по ней, она с шумом устремлялась в дренажную трубу. В наступивших сумерках это место казалось просто руинами.

— Ишку, могу я говорить? — спросил Тристан.

Тоназо повернул голову.

— Можешь.

— Что это за место? Зачем мы сюда пришли?

— Когда-то здесь был храм шиотанского идола. Теперь это будет твоя школа.

Озадаченный ответом, Тристан склонил голову, а Тоназо продолжал:

— Ты не настоящий кандидат в сферзахи, а потому тебе нельзя заниматься в настоящей школе. Впрочем, весь курс и не нужен. Надо, чтобы ты не был обузой для группы и мог позаботиться о себе. Понятно, йатсу?

— Да, ишку.

— Хорошо. — Тоназо кивком указал на строения. — Выбери себе келью. В ближайшие несколько месяцев это будет твой дом. Потом принеси воды и умойся.

Тристан кивнул и повернулся, чтобы уйти, отгоняя от себя кружащую над его головой мошкару.

Кельи были совершенно одинаковые: каменные прямоугольники чуть просторнее каюты звездолета, каждая с квадратным окном, через которое падал тусклый вечерний свет. Под окошком узенькая откидная полка. Везде затхлый, сырой запах, напомнивший Тристану о его комнате на Исселе-2 с вентиляционным отверстием, выходящим в расположенные ниже пещеры с лишайниками. Несмотря на жару, он поежился.

Забросив сумку на полку, Тристан вытащил туго свернутый спальный мешок и расстелил его на каменном полу.

Принести воду было не в чем: ни ведра, ни ковша, а потому он взял с собой пустую фляжку. Сейчас, на закате, двор казался синим и пустынным. Тоназо нигде не было видно. Недоумевая, куда тот мог подеваться, Тристан разделся и присел над водой, держа фляжку в руке.

Сначала он облил голову, ахнул, когда ледяные струйки потекли по ключицам и спине. И тут же обернулся, хлопнув рукой по боку, словно его укусила тунги.

Возле ноги прямо на каменной плите лежал камешек, которого только что здесь не было. Тристан поднял его и огляделся.

Никаких признаков присутствия Тоназо, но Тристан знал, что он где-то здесь, наблюдает за ним из тени, ждет удобного момента, чтобы застать его врасплох. Прежде чем облить водой рубашку, юноша долго и пристально вглядывался в темный угол, откуда, по всей вероятности, прилетел камешек.

Он стирал рубашку и брюки, расстелив их на камнях, когда второй камешек ударил его по спине. Тристан подскочил.

Тоназо стоял позади него метрах в четырех и держал что-то в руке.

— Четвертое правило: ты должен все время быть начеку. Все время, понял?

— Да, ишку.

Тоназо бросил ему пакет с сухим пайком.

— Ужин. Съешь и отправляйся спать.

— Да, ишку. — Тристан собрал мокрую одежду и повернулся, чтобы уйти.

— Йатсу!

Он замер. Повернулся.

Темный предмет, больше кулака, летел прямо в лицо. Тристан уронил одежду и поднял руку.

Это оказалась пластиковая коробка с черными капсулами. Он вопросительно посмотрел на учителя.

— От насекомых, — сказал Тоназо. — Будешь принимать по одной перед едой. Запах отпугивает жучков.

Опустившись на корточки у двери кельи, Тристан принялся за еду. Надежды на то, что ночь принесет прохладу, не оправдались. Даже после захода солнца воздух оставался тяжелым и неподвижным.

Покончив с консервами и соком, он растянулся на спальном мешке. Лежать было неудобно, жестко. Тристан долго ворочался, стараясь устроиться поудобнее, но духота изнуряла еще хуже твердого каменного пола. Несмотря на усталость, уснуть ему удалось далеко не сразу.

Он поднял голову, когда кто-то заорал «йатсу!». Было темно. Тристан заморгал спросонья, завертел головой. В квадрате окошка висел серебристый диск луны. Крик повторился, перекрывая тревожный хор птиц, и юноша поднялся на ноги.

Что-то соскользнуло с него и мягко опустилось у ног: какая-то длинная, темная накидка. Он недоуменно пожал плечами, подобрал ее и, пошатываясь, вышел из кельи.

В следующее мгновение чьи-то крепкие руки схватили его сзади, пальцы замкнулись на ключицах. Внезапная боль заставила юношу вскрикнуть.

— Какое четвертое правило, йатсу? — прошипел над ухом Тоназо.

— Всегда быть… начеку… — прохрипел Тристан.

— Но ведь ты же не был начеку только что, верно? — Он усилил хватку, его пальцы впились в тело юноши. Тристан попробовал освободиться, но безрезультатно.

— Н-нет, ишку!

— И ночью ты тоже не был начеку?

— Нет, ишку!

Тоназо отпустил его. Указал на темную тряпку, которую Тристан выронил во время схватки. В предутреннем свете она казалась малиновой.

— Подбери.

Неуклюжими, словно развинченными руками, Тристан поднял тряпку, стараясь не смотреть на нее.

— Знаешь, что это? — спросил Тоназо.

— Нет, ишку.

— Это означает кровь, — сказал Тоназо. — Твоя кровь. Это означает, что я «убил» тебя ночью. — Он забрал покрывало из рук Тристана и обернул его вокруг себя. — Не забывай о бдительности, йатсу -