Человек, стоявший у него за спиной, был,

наверное, лет на десять моложе его отца, и на 9-10 сантиметров выше. Плечи широкие, как у быка пейму, а кожа черная, как беззвездная ночь. Гражданская одежда, а не униформа. В толпе, пожалуй, на него и внимания не обратишь. Тристан склонил голову набок.

— Фати Тоназо? — неуверенно спросил он.

Мужчина чуть заметно кивнул.

— Пошли. — Он повернулся и в следующее мгновение растворился в толпе.

Тристан, поспешно подхватив сумку, последовал за ним. Тоназо шел быстро и в то же время плавно, как рыба в воде, не оглядываясь. Юноше пришлось обойти нескольких пешеходов и пробежать открытое пространство, чтобы догнать его.

Тристан поравнялся с Тоназо, когда тот остановился у лифтов. Юноша тяжело дышал. Встречавший молча взглянул на него и нажал кнопку вызова.

Лифт поднял их на несколько уровней и, выйдя из кабины, они очутились в еще одном зале: чуть поменьше, чем зал ожидания. Тоназо кивнул направо, где на частной стоянке уже ждал шаттл.

— Кидай сумку назад и влезай.

Тристан молча подчинился.

Он молчал до тех пор, пока «челнок» не отстыковался от станции и не вышел на полетную траекторию, и лишь тогда спросил:

— Что?..

— Тихо! — оборвал его Тоназо.

Тристан моргнул. Замялся.

— Но…

— Молчи! — повторил Тоназо, не повышая голоса. Ему это и не требовалось. Тон и выражение прищуренных глаз убедили юношу закрыть рот и промолчать.

Некоторое время Тоназо пристально смотрел на него.

— Даже если за время пребывания здесь ты ничему больше не научишься, — сказал он, — то я все же научу тебя послушанию, беспрекословному и быстрому. А учиться начнешь прямо сейчас. У меня есть несколько правил, их легко запомнить. Нарушение их или неподчинение мне, в чем бы это не выражалось и какими бы причинами не объяснялось, влечет незамедлительное и болезненное наказание.

Первое правило: ты не должен говорить, пока я не разрешу тебе сделать это.

Второе правило: ты всегда должен называть меня «ишку», что на шиотанском языке означает «хозяин» или «учитель». Если у тебя есть что сказать, ты обращаешься ко мне за разрешением со словами: «Ишку, могу я сказать?» и, лишь получив это разрешение, можешь говорить. — Тоназо посмотрел в глаза Тристану. — Это понятно?

Тристан кивнул.

— Отвечай мне, йатсу! — приказал Тоназо.

— Да… ишку.

Тоназо повернулся к пульту, а юноша еще долго смотрел ему в спину. Могучие бицепсы, крепкая шея, каменные скулы. Лишь через несколько минут он осмелился спросить:

— Ишку, могу я сказать?

— Можешь.

— А каковы другие правила?

Тоназо оглянулся через плечо. Смерил его суровым взглядом.

— Ты узнаешь в свое время.

Шиоты — островная нация, обитающая на нескольких архипелагах, протянувшихся от восточного побережья самого крупного континента вдоль экватора. Некогда величественные конусы вулканов давно осыпались и поросли лесом, а внизу их окружили города и песчаные пляжи. Башни строений, отразив утренние лучи, на мгновение ослепили Тристана, когда их шаттл вынырнул из ночной половины Калео.

Монастырь Денгау лежал внутри кратера на вершине горы Васика Ок — Вдовья Голова — самой высокой на острове. Солнце еще не добралось до дна кратера, и его скрывала густая туманная пелена, так что лишь в самом конце спуска Тристан сумел различить среди деревьев черепичные крыши домов. Но вскоре монастырь исчез из вида: лабиринт невысоких строений, соединенных крытыми аркадами, окружала стена.

Во дворе располагалось с полдюжины посадочных площадок, две из которых оказались заняты другими шаттлами. Их шаттл опустился рядом.

— Возьми сумку, — сказал Тоназо, заглушив двигатели, — и жди меня здесь.

Сам он направился к ближайшему зданию, старинному деревянному домику с резьбой по углам крыши.

Тристан достал из багажного отделения сумку и покачался на пятках, разминая затекшие ноги.

Солнце поднялось над кратером, коснувшись сначала западной стены, а затем залив светом всю долину. Туман заклубился и исчез, растворившись в небе.

Птичий хор в лесу стал понемногу затихать…

Время шло, и Тристан забеспокоился. Нетерпение нарастало с каждой минутой и вскоре он уже расхаживал по посадочной площадке, бросая взгляды на деревянный домик. Солнце поднималось все выше, становилось жарко. Из-за высокой влажности одежда казалась тяжелой и неудобной.

Под рубашкой катились ручейки пота. Тристан почесался, но легче не становилось.

Потом о себе напомнил желудок. В звездолете перед стыковкой Тристан съел лишь легкий завтрак, а это было несколько часов назад. Раздраженный явным невниманием к себе — а как еще понимать столь долгое ожидание? — он прислонился к шаттлу с затемненной стороны, сложил руки на груди и принялся сверлить взглядом домик, в котором скрылся Тоназо.

Солнце приближалось к зениту, когда тот наконец появился с рюкзаком за плечами, пакетом сухого пайка и фляжкой.

— Это тебе. Пошли. — И повернулся к воротам.

Поймав брошенные ему продукты, Тристан

тяжело двинулся за ним.

— Пойдем куда, разве это не?..

Но он не договорил: тяжелая ладонь возникла ниоткуда: от удара голова юноши мотнулась в сторону, а сам он отлетел к ограждению и с трудом удержался на ногах, ухватившись за металлическую ограду. Нижняя губа, на которую пришлась основная тяжесть удара, моментально распухла, во рту появился сладковатый привкус крови. Больно. Но злость была сильнее боли. Тристан сердито повернул голову.

Тоназо нависал над ним, как черная скала.

— Какое первое правило, йатсу?

Какое-то время, не больше пяти-шести секунд, захлестнутый злостью Тристан уже примерялся, как бы схватить его за колени, повалить и…

— Отвечай, йатсу? — Тоназо сжал кулаки.

Тристан встретил его взгляд, вызывающе помолчал, затем ответил:

— Не говорить, пока не разрешат.

Тоназо сдержанно кивнул.

— Не забывай. А теперь забирай свои вещи. Да поживее.

Пока он искал отлетевший в траву пакет с сухим пайком, вешал на плечо сумку и фляжку, учитель уже подходил к воротам. Стиснув зубы, Тристан последовал за ним.

Лес за стеной был какой-то древний, иначе и не скажешь. Согнувшиеся, изуродованные шрамами деревья, переплетенные корявые корни, низкие ветки. Под зеленым покрывалом леса было так сумрачно, что Тристану пришлось задержаться, пока глаза не привыкнут к темноте. Повсюду трещали, щелкали и шуршали какие-то насекомые. Тяжелый, влажный воздух с запахом гнили. Но зато после долгого ожидания под солнцем стало прохладно.

— Иди за мной, — бросил Тоназо. Он шел по лесу так же легко, проворно и быстро, как и по запруженному толпой залу космопорта станции Ономичи.

Только вот следовать за ним здесь оказалось намного труднее. Перед лицом кружили насекомые, залетали в уши и нос, жужжали и пищали. Тристан отбивался от них одной рукой, другой придерживал ремень сумки. Ноги цеплялись за корни, ветки хватали сумку, норовя сдернуть ее с плеча. Тристан попробовал было повесить ее на руку, но результат оказался еще более плачевным. На Ганволде охотникам не приходилось таскать сумки. Сейчас юноша чувствовал себя таким же неуклюжим, как и тогда, когда Пулу впервые взял его на охоту. Злость закипела в нем, когда он увидел, как ловко обходит все ловушки Тоназо. При этом тот словно не замечал препятствий, тогда как Тристана все эти корни и ветки словно только и ждали.

Что его совсем добивало, так это повышенная влажность. В первые минуты Тристан обрадовался приятной прохладе, но после того, как рубашка облепила тело, а волосы слиплись от пота, он был готов возвратиться на площадку под солнцем. Дышать становилось все тяжелее и, несмотря на то, что воздух, казалось, был до предела насыщен влагой, все сильнее хотелось пить. Вскоре Тристан уже без колебаний приложился к фляге.

Они углубились в лес на два или три километра, когда начался постепенный подъем. Земля становилась более сухой и каменистой. Потом деревья резко поредели, а пологий подъем стал крутым.