Взвод направился к строениям, и Середж повернулся к сыну.
— Давай немного подкрепимся, а уж потом спустимся в каньон. Спуск долгий, так что внизу мы будем только к обеду.
Тристан развернул пакет и поморщился: фруктовый сок, три банки консервов.
— А в каньоне водятся бобрики? — спросил он.
— Их там предостаточно, — Середж улыбнулся. — А в чем дело, Трис? Надоели сухие пайки?
— Да.
Прежде чем одеть рюкзаки, они натянули бурнусы, замотав лицо так, чтобы оставались только щели для глаз.
— На воде не экономь, — посоветовал адмирал, показывая на флягу. — Сейчас здесь намного жарче, чем тогда, когда мы с тобой ходили в поход.
Узкая дорожка, извиваясь змейкой, повторяла контур стены. Спуск был пологим, но Тристану казалось, что тропинка слишком уж узкая. Следуя за адмиралом, он то и дело касался левым плечом стены, стараясь не смотреть направо, где лежала пропасть в добрые полкилометра глубиной.
День клонился к вечеру, когда они добрались до дна ущелья. Красновато-коричневые стены окрасились в темно-пурпурный цвет, а ветер, гнавшийся по каньону за рекой, стал почти пронизывающим. Тристан стянул бурнус, подставив разгоряченное лицо освежающему потоку, и провел ладонью по волосам, слипшимся от пота.
Середж продолжал идти вдоль берега, обходя пороги, где вода, взбиваясь в пену, ударялась о камни, наполняя каньон неумолчным грохотом. Шум стоял такой, что адмиралу пришлось прибегнуть к языку жестов, чтобы заставить Тристана обернуться. Не понимая, для чего это нужно, юноша все же подчинился.
Лучи заходящего солнца падали на поднятые порогами водяные брызги и превращали их в сияющую радугу. Зрелище было так прекрасно, что Тристан застыл на месте, не в силах отвести взгляд.
Чуть ниже стремнины река делала поворот, за которым ее бешеный бег немного замедлялся. За многие сотни, а то и тысячи лет, вода выдолбила в камне пещеру, которая теперь находилась на два-три метра выше потока.
— Там мы сегодня и переночуем, — сказал Середж.
Добраться до входа оказалось нетрудно. Тристан остановился, чтобы скинуть с плеч рюкзак и только тут обнаружил, что для того, чтобы войти в пещеру, нужно пригнуться. Она была около трех метров глубиной и примерно вдвое шире, с сухим и довольно ровным полом. Оглядевшись, он подумал, что здесь могла бы поместиться целая группа охотников-ганианцев.
Адмирал уже разбирал содержимое рюкзака.
— Если ты поставишь пару силков, — сказал он, доставая моток проволоки, — то я соберу хвороста и разведу костер.
За поворотом каньон расширялся, постепенно переходя в долину. Река тоже раскатывалась вширь и мельчала, так что ее вполне можно было перейти вброд. По берегам тянулись зеленые лужайки и кусты, еще не сморенные летним зноем и расчерченные следами бобриков.
Установив силки, Тристан присел у края воды и задумчиво огляделся. Чистый, быстрый поток с тихими редкими заводями, нависшие над рекой заросли кустарника — все это словно предназначено для рыбалки. Идеальное место. Он сидел неподвижно, наблюдая, как последние солнечные брызги исчезают за каньоном и вдруг темное продолговатое тело скользнуло неподалеку в воде… темное тело с горящими красными глазами!
К нему присоединилось второе, затем третье, как будто некие очнувшиеся от спячки демоны поднимались с илистого дна. Тристан отпрянул от берега, чувствуя, как руки покрываются гусиной кожей, а по спине ползут мурашки.
Он даже не стал задерживаться, чтобы снять шкуру с обнаруженных в силках бобриков, и поспешил вернуться в пещеру.
— Что это там в реке? — спросил Тристан у адмирала, разводящего костер. — Какие-то существа с красными глазами?
— Это рыба, только у нее красные отметины на жабрах, — Середж положил охапку хвороста в огонь и с улыбкой посмотрел на сына. — Их называют дьявольской форелью. Страшновато, да?
— Да! — согласился Тристан.
— Неплохо бы поймать несколько штук на завтрак, — заметил адмирал. — Она лучше всего клюет перед рассветом. Я захватил рыболовные снасти, так что если хочешь, можешь попробовать.
Тристану живо вспомнилась его последняя рыбалка.
— Может быть, — неуверенно пробормотал он.
Ему все же пришлось вернуться к реке, чтобы выпотрошить бобриков, а потом долго-долго смывать с рук кровь, проверяя, не осталось ли где пятен. В памяти снова встала жуткая картина, когда такая же густая, горячая кровь текла по пальцам… Его передернуло.
* * *
Эти кровавые воспоминания иногда наплывали, выдергивая его из сна.
Тристан открыл глаза, обнаружив, что уже сидит, но в голове все еще стояла красная пелена, в которой корчилось тело убитого им мазука. Он поморгал и покачал головой, чтобы избавиться от нее. Глубоко вздохнул. И лишь после этого понял, где находится.
Тристан сидел в пещере со сбившимся к ногам спальным мешком. Холодный ветер из каньона обдувал грудь. Вдали приглушенно ревела река. И он был здесь не один…
Юноша оглянулся.
Адмирал, опершись на локоть, смотрел на него.
— Трис? — В свете звезд морщинки на лбу казались еще глубже. Тристан отвернулся.
— Все в порядке!
Середж помолчал, но потом юноша услышал, как он заворочался. Еще несколько минут оба молчали, потом адмирал заговорил. Голос его звучал тихо, спокойно.
— Первая операция, в которой я участвовал, была операцией по спасению пленных. Нашей группе поручили проникнуть на вражескую космическую базу, найти, где находятся военнопленные, и вывести их оттуда. Времени на все отводилось в обрез. Все нужно было успеть сделать в короткий промежуток, после чего «окно» закрывалось, и мы вместе с заключенными были обречены на смерть, так как Объединенные Миры начинали бомбардировку.
Мне пришлось стоять на посту. Пока остальные отыскивали пленных и выводили их из камер, я охранял ворота туннеля между контрольной зоной и тюремными блоками.
Мы вывели около половины пленных, когда в туннель вошел часовой. Он прошел мимо меня и направился прямо к тому блоку, где находились мои товарищи. Мне ничего не оставалось, как только прыгнуть на него. Я не смог оглушить его, и когда он уже открыл рот, чтобы позвать на помощь, я придушил его, а потом… сломал ему шею.
Он умер не сразу, а еще долго лежал… тяжело дыша… Мне это показалось вечностью… Я зажимал ему рот, а он… смотрел на меня. Потом захрипел и…
Середж не договорил, голос его дрогнул, затих. Две-три минуты в пещере стояла тишина, если не считать шума реки, потом адмирал продолжил уже совсем другим тоном:
— Я… ты знаешь, мне до сих пор иногда… снятся его глаза.
Тристан повернулся. По щеке адмирала катились слезы, оставляя влажные, поблескивающие в тусклом звездном свете дорожки.
Юноша сглотнул подступивший к горлу комок, пораженный глубиной боли на лице отца. Эта же боль мучила и его самого.
— Я знаю… как это бывает, — сказал Тристан. Прошептал. Большего он не смог, но и сдерживаться было невозможно. — Я тоже… убил. — У него затряслись руки, и он зажал их между коленями, опустив голову. — Это был мазук. Мы дрались в пещере, и когда он вышел из-за угла, я… ударил его… кинжалом… кровь залила мне руки.
Тристан задыхался от рыданий. На глаза навернулись слезы. На его плечо легла рука. Отец обнял сына. Юноша прижался к груди адмирала и заплакал.
Он плакал от боли, муки и ужаса, и слезы лились из глубины его души.
Но после слез пришло облегчение, освобождение от гнета. Вместе с ними ушли чувство вины и страха, и Тристан расслабился.
Когда рыдания сменились неровным дыханием, отец убрал руку.
— Разделить с кем-то свою ношу — это самое трудное. — Адмирал вздохнул. — Такое проходит не сразу, иногда длится годами, но в конце концов никакая боль не вечна. И в твою душу, сын, придет мир и покой. А пока… не пытайся нести свое бремя один. Я всегда рядом.
Тристан поднял голову и заглянул в глаза отцу.
Он и раньше не раз видел в них это выражение, но никогда не доверял ему. Не смел. Не смел даже принять то, что ему предлагали. Теперь Тристан понял, что уже никогда не будет бояться своего отца.