Петушок перестал кукарекать — и дерево тоже смолкло.

— Кто это? — шепотом спросил Шеша, видать, никогда не бывавший в деревнях. Ваня просветил неуча, и только они собрались обогнуть золотое дерево и идти дальше, как вдруг петушок, свесив голову, брюзгливо спросил:

— А разве ты не хочешь узнать, что есть и что будет?

Ваня стал как вкопанный — и поглядел на змееныша:

— Разве можно говорить про то, что в Книге Жизни написано… Ты же сказал…

— Может, сейчас и можно, — прошипел Шеша в самое Ванино ухо, так что оно едва не воспламенилось. — Тем более ему…

— Ай–я–яй, как нехорошо шептаться! — скрипучим голосом проговорил золотой петушок.

— Тогда скажите, что знаете, — произнес Ваня и, вспомнив про вежливость, добавил: — Пожалуйста.,.

— Это строго конфиденциальная информация, — слетев на нижнюю ветку, отчеканил петушок.

— Да я своими глазами видел, что с ним будет, чем дело кончится и чем сердце успокоится, — проворчал Шеша, но соскользнул с мальчика — и отполз на некоторое расстояние.

— Во–первых, я знаю, что ты не там, где думаешь! — начал петушок.

Ваня не имел представления, где находится, и давно об том не думал — но кивнул.

— Во–вторых, опасайся подпоясанного черного человека меньше себя ростом.

— Ладно, — сказал Ваня.

— В–третьих, ты никогда не доберешься до дома! — припечатал золотой петушок, так что Ваня совсем приуныл.

— А в–четвертых? — спросил мальчик, но золотой петушок уже взлетел на верхушку золотого ясеня, сунул голову под крылышко — и продолжать явно не собирался. Ваня подождал еще немного, в надежде, что несносный петух одумается, но тот крепко спал. А ясень вновь осторожно зазвучал, листочки мелодично зазвенели, и Ване в золотом звоне явственно послышались звуки колыбельной: «Спи, моя радость, усни…».

Шеша поднялся на кончик хвоста и, коснувшись горячим носом Ваниной щеки, произнес:

— Он больше ничего тебе не скажет — до самого судного дня.

— Тогда пойдем, — вздохнул мальчик.

Им пришлось спускаться, светящаяся роща осталась позади, а тьма впереди сгустилась. Потом начался довольно крутой подъем — а под ногами по–прежнему путалась драгоценная трава. Шеша сидел на Ваниных плечах и командовал: сворачивай налево, иди прямо… Но дворца всё не было видно, и у Вани волей–неволей возникли подозрения: а туда ли ведет его змееныш…

Когда мальчик взобрался на вершину холма, то увидел: вдали, над следующим холмом, вновь висит марево света, отраженное в небе. Но источник света на сей раз был неизвестен: вершина холма оказалась ограждена высокой стеной. Шеша воскликнул:

— Гляди — Молочная река! Красотища! Люблю молочко! — и ринулся по Ваниному колену вниз.

Мальчик тоже услышал шум водотечины и разобрал серебристый блеск реки, которая текла внизу, огибая холм. Когда Ваня подбежал к речке, змееныш, оставив шляпу на берегу, вовсю уже резвился в воде и громко, взахлеб пил ее. Мальчик зачерпнул беловатую жидкость ладошкой, — она оказалась горячей, — и поднес к губам: неужто вправду молоко? Только бы не кипяченое — Ваня терпеть не мог пенки! Действительно, по вкусу похоже… Но всё же чувствовалось, что это речная вода!

Молочная река была не слишком широкой, но бурной, да притом нестерпимо горячей — Ваня решил поискать брод, как вдруг заметил, что противоположный берег шевелится…

— Ой, что это? — воскликнул мальчик.

Подползший к своей шляпе змееныш обернулся и сказал:

— Не что — а кто. Это мой дедушка. — Шеша поддел шляпу носом — и ловко закинул на затылок.

Ваня вытаращил глаза и понял, что холм у реки огибает гигантская мерцающая полоса двухметровой ширины: видать, это и вправду был Змей. Отблески сиянья высветили густо–черную кожу, которая странно дымилась… Где хвост, где голова, понять было трудно… Вдруг в сплошном кольце появился разрыв, загорелись семь багровых зрачков, и еще семь — и поднялась страшная голова. Из дымящейся пасти выскочил раздвоенный язык и дотянулся почти до средины реки. Мальчик невольно попятился. А змееныш закричал:

— Доброй ночи, дедушка Шеша!

Змей зашипел — а Ване показалось, что в горах начался камнепад:

— Доброй ночи, Ш–шеш–ша–внук!

— Нам с товарищем нужно на тот берег, дедушка, можно?

Из змеиной пасти вновь вылетел стремительный раздвоенный язык — и Змей прошипел:

— Ты же з–знаеш–шь, что нельз–зя!

Но маленький Шеша принялся нудить:

— Конечно, летучим‑то можно, а ползучим — нет! Летучие‑то перелетают через тебя — и хоть бы хны, тебе до них не дотянуться! Плевать они на тебя хотели! А ползучие — даже твои родные — не могут к царю пробиться… Так нече–естно…

Семь зрачков старшего Шеши загорелись мертвенным светом — и Змей сделал движение, как будто собирался наброситься на вредного внучонка… Река‑то для такого существа — не преграда… Ваня попятился еще дальше. Но Змей, изогнувшись, завис над рекой:

— Летучие у царя на пос–сылках, а тебе что там надо?

— У нас важное извес–стие, — зашипел на дедушкин манер змееныш. — Царь обрадуется. А летучие ничего не з–знают — проморгали! Пусти нас, дедушка Шеш–ша!

Змей–охранник долго молчал — Ваня уже решил, что им не попасть на тот берег, но вот черный мост повис над рекой: это страшный Шеша перекинул свой хвост навстречу внучонку. Змееныш пополз по дедушкиному телу, Ваня ступил следом: мост оказался скользким, и поручней по краям не было, но мальчик, скользя и падая, мчался следом за утконосом, он так боялся отстать от змееныша, что чуть не отдавил ему хвост. В мгновение ока они перешли на противоположный берег Молочной реки и проскользнули под поднявшейся аркой змеиного туловища.

За рекой сияла неоновым светом новая лесная чаща — зеленовато–голубая. Ване даже показалось сначала, что вокруг настоящие ели — обычные лесные и голубые, как возле Кремлевской стены: но, увы, это малахиты и бирюза в виде елок росли и тянулись к свету.

Уже светало, когда мальчик и змееныш миновали каменные заросли. И вот Шеша воскликнул, дескать, добрались, вот он удивительный дворец!

На холме возвышалось черное строение, в котором обомлевший Ваня узнал точную копию змеиного дома в Змеегорске: те же прогнившие стены, те же двенадцать круглых окошек в цокольном помещении, та же волнистая крыша и закрытые ставни верхнего этажа… Неужто и верткая кроватка там!.. Змееныш, глядя на Ванину реакцию, которую он принял за восторг, кивал, дескать, да, да, ты не ошибся, дворец сделан из чистого дерева — вот ведь чудо‑то!

— Да–а–а, — только и мог произнести мальчик, и тут он увидел Трехголового, который летел со стороны ельника! Ваня упал на землю и пополз к каменному лесу, змееныш, и так лежавший брюхом в пыли, рванул следом — но было поздно: Трехголовый заметил их!..

Тогда Ваня развернулся — и помчался к «дворцу», змееныш, не поспевая, но изо всех сил стараясь догнать мальчика, извиваясь, пустился следом. Но летучий Змей, конечно, обогнал их: резко спикировав сверху, он опустился на землю и поднял при этом фонтан пыли.

Когда мальчик продрал глаза — Трехголовый, сложив крылья, сидел у него на пути и укоризненно качал всеми тремя головами, потом принялся отчитывать неслуха, дескать, зачем порядок нарушаешь, дескать, чего тебе в золотой клетке не сиделось, еще и малолетнего змееныша с пути сбил, и не стыдно тебе… При этом Змей поигрывал своим копьецом, острие которого нет–нет да и оказывалось в непосредственной близости от Ваниного лица…

— Ну–ко, живо садись на меня — и полетели! — закончил отповедь Трехголовый. Но тут из круглого отверстия «дворца» высунулась беловатая змеиная голова с блестящим гребнем и пророкотала:

— Что за шум, а драки нету?!

Ваня, хоть уж свыкся со змеиным душком, принужден был отпрянуть: запах нового Змея прямо с ног сбивал!

А следом за первой головой из разных окошек высунулось еще несколько голов на чешуйчатых белесых шеях (видать, этот Змей был альбиносом!), ворча, которая что:

— Безобразие — отрывают от Книги… кхе–кхе!