Яростное ликование раздалось над Легионом Смерти, ибо пал один из самых грозных врагов Хадамарта, победитель вождя смертеносцев.

– Погань. Всё равно вам не победить. Никогда! – прошипела королева.

Она метнула топор, вонзившийся в драконий шлем, бросилась, пробиваясь к красному жрецу, и столкнулась с предводителем драконоборцев. Какая смерть может быть достойнее! Удар, разворот… выставленный блок спас королеве жизнь, но от силы удара её отбросило назад, распластав среди трупов рыцарей и даймонов.

Конечности охватила предательская слабость. Из глаз брызнули слёзы ярости.

«Всевышний, заклинаю, преврати меня в непобедимого монстра! Дай мне раздавить моих врагов, а потом хоть в Гадес!»

Настолько сильное отчаяние сдавило её грудь и горло, что она согласилась бы сейчас самой стать чудовищем-драконом, если бы кто-то предложил ей такую сделку.

«Нет, Сильвира. Ты человек. Бейся как человек. Как дитя Всевышнего».

И только сейчас она увидела Мойрану. Зрящая стояла перед жрецом крови, как приговорённая, ничуть не страшась казни. Жрец пристально смотрел ей в глаза, почему-то не решаясь нанести удар своему злейшему врагу, а затем плавно снял с пояса ритуальный кинжал.

Сильвира рванулась, вскакивая на ноги, уже зная, что не успеет.

Кинжал вошёл в живот Мойраны – вошёл и сразу вышел, не пронзая плоть на всю длину, как если бы убийца был робок и нерешителен, словно юнец, впервые взявшийся за нож. Две-три капли крови Зрящей слетели с лезвия, угодив жрецу на одежды.

Нечеловеческий рёв, больше похожий на звериный визг, вознёсся над полем. Ритуальный кинжал выпал из бешено затрясшейся руки жреца, а сам он упал, рвя на себе мантию в ужасе и злобе.

Сильвира больше не глядела на него. Она подбежала, подхватив под руки оседающую Мойрану.

– Хвала Небесам, рана неглубока! – почти ликовала она. – Его рука дрогнула. О, Небо, все эти могущественные и бессмертные будут вечно бояться этой силы, живущей в тебе, им никогда не понять её, никогда!

Сейчас она верила. Верила, как никогда.

С падением красного жреца рухнула и магия, окружавшая его. И тотчас же королева ощутила, как опускаются руки остальных жрецов. Теперь им незачем было поддерживать своего собрата.

Незачем, потому что Легион Смерти и сам довершал разгром. Из всего рыцарского корпуса вокруг королевы оставалось едва ли полсотни воинов.

– До конца! До победы или до смерти! – выкрикнула королева, передав раненую Мойрану в руки одного из телохранителей, и оглянулась. Её оруженосцы были мертвы. Лежал, прижимая горн к груди, королевский горнист, один знаменосец ещё стоял на раздробленном колене, сжимая древко боевого знамени Сильвиры.

– Аргомах! – подозвала королева белобрысого посыльного, на диво оставшегося в живых. – Мой горнист убит. Подними горн. Умеешь трубить Последний Зов?

Глаза юноши расширились.

– Последний Зов? Но это же…

– Умеешь или нет?!

– Умею!

– Тогда приготовься. Очень скоро тебе придётся его вострубить.

***

Сталь и железо с грохотом обрушивались на медь, поражая слух. Несмотря на многочисленные потери, Медный легион упорно сдерживал объединённую тяжёлую пехоту морфелонцев и южан.

– Дави эту нечисть! Сбивай и ногами топчи! Навались, навались! – ревел Гурд, без устали ведя пехоту на медные щиты, первым бросался на строй, с ходу разбивая два-три щита, и отшатывался от ответных ударов. Его шипованные доспехи украшало множество вмятин и трещин, кое-где с просачивающейся кровью, но добротная морфелонская сталь и богатырский дух пока ещё спасали северянина. Однако все его усилия прорваться на выручку к королеве оказались тщетными. За каждым разбитым рядом Медного легиона восставали новые даймоны, пиками и сулицами оттесняя латников назад. После каждой атаки тяжёлым пехотинцам приходилось тратить две-три минуты на передышку, в то же время передавая раненых собратьев на попечение нестроевикам из команды старика Рафара.

Подобный позиционный бой продолжался и в центре. Изнемогшая Третья когорта отступила, вынося своего тяжелораненого военачальника Варрея. Когорты архистратега Тибиуса силились прорвать заслоны даймонов; там, где это удавалось, прямоугольная фаланга южан мгновенно перестраивалась в клин, вгрызаясь в тело легиона, как волк в добычу.

– Держаться плечом к плечу! Сомкнуть щиты! Копья на изготовку! – кричал Тибиус, но расколоть силы двух легионов его воины не могли. Правильная и точная тактика строевого боя не годилась там, где требовались самозабвенное неистовство и дикость.

Именно эти чувства царили сейчас на правом фланге, у подножия Драконовых скал, где в кровавом тумане и пыли воины Мегория с воплями врезались в панцирных даймонов и, оставляя на пиках своих смельчаков, рвались по трупам врагов дальше. Следом за ними спешили вернуться в бой и мельвийцы, устыдившиеся своего недавнего бегства.

– За Сильвиру! Круши их, тесни! – кричал глава мельвийского братства Лодор, обрушивая секиру на панцирные доспехи врагов.

Постепенно натиск слабел, силы бойцов иссякали. Когда же перед разгорячёнными воителями выстроились пять плотных рядов панцирников, Мегорий приказал остановиться. В глаза воинов смотрели пять уровней пик с режущими наконечниками – не подступиться.

…Автолик осадил коня, удручённо глядя на ощетинившегося железного монстра, которого создали даймоны Панцирного легиона. Нужно поистине небывалое усилие, чтобы прорвать эту преграду, но какие могут быть усилия у измученных бойцов?

– Дело дрянь. Сильвира долго не протянет, – небрежно бросил Иолас, поравнявшись на коне с Автоликом. Пристальным, оценивающим взглядом он осмотрел ряды остроконечных пик в два человеческих роста и глубоко вдохнул широкой грудью.

– Помнишь, я когда-то в мелисском цирке подрабатывал, – проговорил Иолас, сбрасывая лук и колчан на землю. Затем, глядя на бесплодные попытки мельвийцев перерубить выставленные пики, сбросил шлем, отстегнул нагрудник, оставшись в лёгком жилете и с широким тесаком на поясе.

– Ты спятил, Иолас, – без всяких эмоций произнёс Автолик.

– Нет, наоборот, поумнел. Спятил я тогда, когда своим в спины палить начал.

– Это было действие чар.

– Это было действие моей озлобленной дурости.

– Ну-ка погоди! – строго приказал Автолик. – Мы все готовы умереть, но умирать вот так бездумно я тебе не позволю.

Ответ поразил его тихим спокойствием.

– Мы вольные стрелки, Автолик. Каждый волен умирать так, как ему вздумается. Дорогу!

Воины расступились, пропуская странного парня на коне.

– Ты чего, рехнулся, братишка? – крикнул ему Мегорий.

Скаковой конь, на котором сидел Иолас, не пожелал умирать и перед остриями даймонских пик заржал и встал на дыбы. Этого вольному стрелку и было нужно. Оттолкнувшись ногами от стремян, он проворно ухватился рукой за остриё верхней пики, которое вместо того, чтобы вонзиться ему в горло, послужило опорой, и с поистине акробатической ловкостью скользнул между другими пиками.

Никто из даймонов и опомниться не успел, как Иолас спрыгнул в проём между вторым и третьим рядом панцирников и, выхватив тесак, рубанул круговым взмахом по ногам. Вызвав рёв и падение трёх-четырёх врагов, он юркнул между сдвигающимися щитами и, постоянно кружась, принялся подрубать пики и ноги даймонов, словно охотник, прорубающийся сквозь густые заросли.

Даймоны в первом ряду запаниковали, не понимая, что творится за их спинами.

– Вперёд! – закричал Автолик, когда его стрела завалила одного из вожаков даймонов в первом ряду.

– Ломи их! – лихо вскричал Мегорий.

Южане и мельвийцы стремительным потоком устремились в образовавшуюся брешь. Стройный ряд панцирников раскололся, как крепостные врата, в которых треснул засов, и новый ожесточённый бой начался в стане Панцирного легиона.

***

«Чего же ты медлишь, Хадамарт? Ты же можешь увеличить свою энергию и раздавить нас последним ударом, я всё чувствую. Или тебе доставит удовольствие лицезреть падение южной владычицы от усталости, а не от ран?»