Это была довольно надёжная, но жестокая тактика обороны, поскольку те воины, которые займут позиции за первой и второй баррикадами, не смогут отступить – боковых коридоров для отхода здесь не было. Да и с третьей баррикады никуда не деться – она находилась у высокого подножия замка-пирамиды, парапеты которого уже были обсижены лучниками.

В распоряжении Радагара оставалось всего около пятидесятка секуторов и двух сотен ополченцев. Эти мало на что годились как воины, и с ужасом ждали схватки, перешёптываясь и решая между собой, когда следует пускаться наутёк.

…Глава секуторов остановился, вглядываясь в проплывающий туман, и вдруг громко воскликнул:

– Подъём! По местам, живо!

Оказалось, никто не спал. Скорее всего, никто и не мог заснуть в этой зловещей мглистой тишине. Воины поднимались с нагретых мест, хлопая в тревожном ожидании глазами. Секуторы быстро расставляли ополченцев вдоль первой и второй баррикад – места смертников, откуда никому не вырваться, – а те безропотно, как овцы, лишённые всякой решительности, следовали их указаниям. Каждый из них в эту минуту испытывал щемящую тоску, порождённую приближением зловещей силы, одна мысль о которой повергала в трепет.

– А ну не трясись! Стоять насмерть! Если кто вздумает улепетнуть, отправлю во Мглу на разведку! – отрывисто бросал угрозы Радагар.

Но тут раздался крик дозорного «Морфелонцы!», и тотчас со стороны дороги, ведущей в город, послышался маршевый топот. Через минуту ожидания запуганные ополченцы взорвались возгласами ликования: при виде тяжёлой пехоты, несущей лес копий и больших знамён с благородным оленем, души их воспрянули. В глазах засияла надежда, кто-то выкрикнул «Хвала Всевышнему за славный Морфелон!», иные благодарственно возводили очи к мутному небу.

Радагару потребовался один поворот головы, чтобы утихомирить войско.

Он не стал спрашивать Ивора, почему тот вернулся. Едва встретившись взглядом с морфелонским воеводой, старший секутор коротко спросил:

– Сколько бойцов ты привёл?

– Сорок два десятка, – ответил тот, окидывая опытным взглядом позиции секуторов.

– Есть опыт борьбы с болотными даймонами?

– Нет. А у твоих людей?

– Со вчерашнего дня имеется… – Радагар резко обернулся к пролому, где клубились щупальца Мглы. – Сейчас начнут. Выставь своих копьеносцев на задний план. Твари увязнут на баррикадах, и пока будут истреблять ополченцев, их можно будет хорошо потрепать.

Ивор косо поглядел на него и приказал:

– По флангам разойдись! Арбалетчики на парапеты! Первая сотня – в первый ряд!

– Ополчение жалеешь, старик, – с глухой укоризной вымолвил Радагар.

Ивор хотел что-то ответить, но тут в пролом хлынули клубы тумана, внося вихрь холодного воя орды чудовищ.

Все мгновенно притихли. Воцарилось безмолвие, нарушаемое лишь шумом копьеносцев, выстраивающихся в литой ряд. Длилось оно недолго.

Из густой мглы вырвались тени, а за ними – хлынула на ощетинившиеся баррикады волна нечисти. Вид болотных даймонов был ужасен. Облеплённые слоем грязно-зелёной тины, со свисающими с бесформенных шей не то водорослями, не то щупальцами, они ползли на утыканные кольями заграждения, хватаясь за них короткими лапами. Они словно веками беспробудно спали в болотах, и вдруг восстали, поднятые могущественными властителями нежити, и теперь шли, чтобы утолить свой многовековой голод. Всё это время они впитывали в себя исходящую от города энергию греха, пропитываясь ею и обращая её в свою кровь. И теперь возвращали её этому городу, как страшное возмездие, грозящее превратить тихую размеренную жизнь людей в сущий кошмар.

По рядам пронеслось волнение. Каждый воин, будь-то городской ополченец, морфелонец или секутор, ощутил в этот миг, что где-то среди этой орды есть даймон, который убьёт именно его, что смерть где-то рядом, но тут прозвучал голос Радагара «Пли!», и страшиться не осталось времени.

Стрелы лучников посыпались на вал, оставляя на нём тела сражённых монстров. Следом град арбалетных болтов поразил всех, кто успел перебраться через заграждения, и тут из Мглы повалила такая орда, что остановить её стрельбой – всё равно что бросать горсти камешков в набегающую волну.

– Не робей, не робей, сдюжаем! – кричали сотники. – Готовсь! Бросай!

В приближающихся к первой баррикаде даймонов полетели десятки дротиков, сражая нелюдей наповал. Толпы монстров, втаптывая раненых сородичей в грязь, с протяжным заунывным воем, предвещающим гибель, навалились на первую баррикаду. Тяжёлые морфелонские копья мгновенно прогнулись под телами даймонов. Завязался ближний бой, пошли в ход короткие мечи и топоры. Растекаясь по флангам, болотные нелюди надавили густой волной на баррикаду, и тогда Ивор скомандовал:

– Во имя Спасителя, дави их братцы! Навались, навались!

Строевой удар копий поразил первых напирающих даймонов, толчок щитами отбросил следующих. Нелюдей потеснили от баррикады с обоих флангов. Но многие из них успели перебраться на другую сторону укреплений, и там теперь началась всеобщая свалка. Там бились и морфелонцы, и ополченцы. Стрелки осыпали свистящей смертью воротный вал, быстро создавая там целый курган из даймонских тел.

– Дави! Загоняй нечисть обратно в болота!

Даймоны гибли один за другим, счёт павшим быстро перевалил за сотню и стремительно приближался ко второй. Однако сила, что кидала их в бой, похоже, совершенно не щадила своих бойцов. Ей было всё равно, вытеснят ли они защитников крепости или полягут все до единого. Никто из самых опытных секуторов не мог понять целей этой силы и смысла её незамысловатой атаки.

Болотные нелюди падали, но прибывали всё новые. Гибнущих на баррикадах людей заменить было некому. Страшная неутомимая сила ползла на город, алчно требуя платы за годы праздности, похоти и равнодушия – всех грехов, которые она впитывала в себя, как отходы человеческих душ. Но в проломе городских врат, на пути этой силы стояли другие люди. Совсем, совсем другие. И даймоны шли и шли в слепом упорстве, как будто недоумевая, почему эти люди не пускают их к законной добыче – пиршеству душ – и какой им от этого прок.

(Амархтон, Аргос)

– …А что же будет дальше, Маркос? Когда всё это закончится? Ты уйдёшь в свой мир?

– Почему только я? Мы уйдём вместе.

– Мы? Вместе? Ты это всерьёз говоришь?

– А разве ты бы этого не хотела?

– Да я не о том, Маркос! Как мы это сделаем?

– Мы уйдём через Башню Познания. Если наше с тобою стремление будет достаточно сильным, она откроет нам портал в мой мир… Не спрашивай, почему я так уверен в этом. Я ничего не могу объяснить. Знаю только, что если ты захочешь уйти со мной…

– Конечно захочу! Как тебе в голову пришло, что я могу не захотеть?! Я так боялась за тебя… Боялась, что ты уйдёшь навсегда, а я останусь здесь, терзаемая одиночеством. Боялась, что не сможешь или не захочешь забрать меня с собой… А ещё больше боялась, что ты умрёшь от ран. Не доживёшь до утра. Хвала Всевышнему, все беды позади… Ах, о чём это я? Все беды только начинаются. Что будет, если Аргос захватят враги? Как мы тогда уйдём в твой мир?

– Тоже мне, задачка. Проберёмся в Башню тайком. Не думаю, что это будет слишком сложно.

– Да, верно… А что там, в твоём мире? У тебя там много друзей?

– Нет. Ещё меньше, чем здесь.

– Но там ты знаменит?

– Тоже нет. Разве что в очень узком кругу людей.

– И тебе легко будет сменить знаменитость на узкий круг?

– Ты это о чём? Хочешь сказать, что в Каллирое я знаменит? Брось. Знаменит Седьмой миротворец, а не я. Тот тип, о котором повествуется в летописях и песнях – это вовсе не я, ты же это знаешь.

– Знаю. Ну тогда расскажи мне о своём мире.

– Попробую. По большому счёту, он не сильно отличается от Каллирои…

И он долго рассказывал, не открывая глаз, чувствуя запах её волос. Голова её прижималась к его плечу – прямо к свежему шву после клинка Асамара, но он готов был терпеть любое неудобство ради этих блаженных минут.