Настоятель с удивлением смотрел на сержантские нашивки на рукаве своего брата.
Тот спохватился.
— А, тебя смущает моя форма? Ну, это долгая история. Я расскажу тебе как-нибудь в другой раз. Что мы все говорим обо мне, да обо мне. Давай лучше поговорим о твоих делах. У тебя все в порядке?
Настоятель ничего не ответил.
А Мигель продолжал.
— Ты, конечно, немножко худоват, но я всегда был толще тебя и крепче. Помнишь, я всегда тебя побеждал? Ну ничего, это не страшно.
Мигель, уже окончательно осмелев, похлопал священника по плечу. Настоятель отстранился от него.
Недоумение появилось на его лице.
— А как наши родители? — спросил Мигель. — Как там отец, мать?
— Наконец-то ты вспомнил о родителях, — проговорил священник, — через девять лет. Почему все эти годы они не интересовали тебя?
— Девять лет?! — изумленно воскликнул Мигель Кастильо. — Неужели прошло девять лет? Они промелькнули, словно один день. Ты наверное шутишь…
Глаза настоятеля сердито сверкнули.
— Ну ладно, если ты говоришь, что девять, значит действительно прошло девять лет, — Мигель слегка смутился. — Так как там наши родители?
— Наша мать давно умерла, — ответил священник, — а отец скончался несколько дней тому назад, поэтому я уезжал из монастыря, я закрыл его глаза.
Улыбка моментально слетела с лица Мигеля Кастильо. Он сделался задумчивым и серьезным.
— Перед смертью отец звал тебя. Он хотел, чтобы и ты, Мигель, был рядом с ним. А рядом был только я.
Мигель, потупив взгляд, отошел в сторону и уткнулся лбом в шершавую стену.
Настоятель не мог разобрать, плачет он или просто молчит.
— Мигель, давай поговорим о тебе. Чего ты добился в жизни, кроме зла? Говорят, у тебя когда-то была жена? Правда, я не знаю, может ли быть у такого человека, как мой брат, жена.
Мигель оторвался от стены и развязно воскликнул.
— Что ты понимаешь в женщинах, брат? Ведь у тебя не было ни одной женщины. А у меня было много жен, в каждом городе. Где нашел, там и жена. Уж не собираешься ли ты читать мне здесь проповеди? Я приехал посмотреть на тебя, узнать, как твои дела. А ты набросился на меня.
Настоятель глубоко вздохнул.
— А что может дать проповедь? Разве можно исправить такого грешника, как ты? Продолжай, как начал — и кончишь на виселице. Уезжай отсюда, уезжай. Я не хочу тебя видеть.
Мигель зло сжал кулаки, его глаза сверкали злобой.
Он хватал воздух ртом, пытаясь что-то сказать брату. Но понимал, что ему нечего возразить…
Ведь брат был прав — ничего, кроме зла он в своей жизни не совершал.
Но тут же Мигель вспомнил, что не всегда он был таким отъявленным негодяем и мошенником.
Когда-то и он хотел жить честно. Когда-то и он преданно любил своих родителей…
— Да позаботится Господь о твоей душе, — промолвил настоятель и двинулся к выходу.
— Нет, стой. Так просто ты от меня не уйдешь. Думаешь, ты — святой? — закричал Мигель.
Настоятель остановился, но не оборачивался.
— Ты напомнил мне о родителях, ты считаешь себя святым. А когда ты ушел, бросил нашу семью, оставил меня с родителями, кто заботился о них? Я.
— Это твой долг, — холодно сказал священник.
— Нет, подожди, — продолжал Мигель. — Я — Кастильо и ты — Кастильо. Мы одна кровь, мы оба в ответе за наших родителей. Ты вспомни: в нашей деревушке у молодого человека было только два выхода — или пойти в монахи, в священники или же стать грабителем. Ты выбрал первое, а я второе. Но ты сделал свой выбор раньше и оставил нас одних. Разве тогда ты думал о матери? А если бы я тоже пошел в монахи, то кто бы вел хозяйство? Родители умерли бы с голоду.
— У тебя был и другой выбор, — сказал настоятель.
— Нет, выбора у меня не было. Или в священники или в грабители. Но ты выбрал путь священника не потому, что ты такой хороший.
Мигель забежал вперед и заглянул брату в глаза.
— А, что, боишься смотреть мне в глаза, боишься? Да. Ты выбрал путь священника потому, что ты был трусом, ты побоялся стать грабителем. А я не испугался. Я честнее тебя.
Настоятель, не удержавшись, хлестнул по щеке своего брата. Тот схватился за щеку.
Но оплеуха словно подзадорила его, он находил удовольствие в том, что его били.
— Так-то ты обращаешься со своим братом, который приехал навестить тебя? — зло проговорил Мигель и широко размахнувшись, ударил кулаком в челюсть брата-настоятеля.
Тот, не ожидая такого, отлетел в сторону.
Со стеллажей посыпались скульптуры святых. Священник закрывался руками от падающих на него ангелов. Он словно отбрасывал их, отбивался от них.
Наконец затих, тяжело опустив голову на грудь.
Мигель стоял над ним, подбоченясь, с видом победителя.
Он презрительно улыбнулся, глядя на то, как морщится от боли его брат-настоятель.
— Ну, кто из нас прав? — спросил Мигель.
Священник ничего не ответил.
Тогда Мигель наклонился, схватил его за одеяние и поставил на ноги, отряхнул пыль.
Настоятель, словно ничего не понимая, смотрел невидящим взглядом. Казалось, он забыл обо всем на свете, углубился в самого себя.
Мигель обошел брата со всех сторон, смахнул с него пыль, словно тот был одной из скульптур, которые стояли в мастерской, а он, Мигель, должен был ее раскрасить…
Ни Мигель, ни настоятель не видели, что из глубины темного коридора за ними наблюдает Рэтт Батлер.
Молодой человек стоял, скрестив на груди руки и курил сигару. Лишь изредка ее красный огонек вспыхивал во мраке коридора, как отблеск адского пламени.
Наконец священник вернулся к жизни. Он прикрыл лицо руками и медленно провел ими сверху вниз, словно хотел сбросить застилавшую глаза пелену.
Мигель выглядел расстроенным.
— Ну что, не получилась у нас беседа, — грустно сказал он.
Настоятель кивнул.
— Ты меня прогнал, — сказал Мигель и двинулся к выходу.
— Подожди, Мигель, стой.
Тот остановился, но не оборачивался. Братья поменялись местами.
Теперь упрашивал священник, а Мигель был непоколебим и стоек.
— Подожди, Мигель, нам действительно нужно поговорить. Мы же братья с тобой. Ты — Кастильо и я — Кастильо.
— Ты все сказал мне, влепив пощечину, — произнес Мигель.
— Но и ты ответил мне тем же, — возразил настоятель.
Мигель пожал плечами.
— Я привык защищаться, я умею постоять за свою честь.
— Не все так просто в жизни, Мигель. Не все можно объяснить одним или двумя слова.
— Я не пытался ничего объяснить тебе, — Мигель все же повернулся к брату. — Я просто спросил тебя о родителях. А ты принялся меня упрекать. Ведь и тебя не было там много лет, ты приехал лишь к умирающему отцу, А когда ты ушел учиться на священника, мне было одиннадцать лет. Представь себе, всего лишь одиннадцать. А тянул на себе все хозяйство. Я не плакал, никому не жаловался. Но у меня не было выбора, и я стал тем, кто я есть сейчас. Так что ты виноват в моем выборе не меньше меня самого.
— Мигель, подожди, не уходи, — настоятель вновь попытался остановить брата, схватив его за руку.
— Может, мы когда-нибудь еще встретимся, а сейчас, честно говоря, мне не хочется больше говорить с тобой. Слушать твои нравоучения я не хочу, а ты ни на что большее не способен.
По коридору проходил монах. Он на ходу бросил взгляд в мастерскую и с удивлением увидел своего настоятеля, держащего за руку сержанта.
На глазах священника были слезы.
Монах, боясь потревожить его, развернулся и пошел в обратную сторону.
Рэтт Батлер стоял в темноте, докуривая свою сигару.
«Да, я узнал много интересного, — подумал он, — оказывается, и у таких отпетых негодяев, как Мигель Кастильо, бывают родственники. Да еще священники. Впрочем, и у меня есть отец, мать. А может быть, их уже нет… И я, вернувшись когда-нибудь в Чарльстон, узнаю об их смерти от абсолютно постороннего человека. Может, кто-то скажет мне, что отец перед смертью хотел меня видеть, держать меня за руку. А меня в это время не было рядом».