Раскинувшаяся перед ним картина местного изобилия заставляла молодого человека предаваться грезам, пока его широко раскрытые глаза перебегали с жирных пастбищ на тучные, засеянные хлопком или кукурузой поля. А потом на сады, которые окружали уютные теплые жилища и в которых деревья гнулись под тяжестью румяных плодов.

И сердце его жаждало немедленно добиться этих богатств. Его воображение захватывала мысль о том, что хорошо было бы иметь наличные деньги, а деньги вложить в бескрайние пространства дикой пустынной земли, простиравшейся далеко на запад. Туда, где еще не успели поставить свои дворцы местные аристократы.

Его не смущало то, что начинать ему придется в захолустье. Любое захолустье, если приложить к нему деньги и руки, может стать цветущим уголком.

Иногда живая фантазия Джеральда О’Хара рисовала ему пышную цветущую, окруженную кучей детей жену, сидящую наверху переселенческого фургона, груженого всяким домашним скарбом. Он видел себя верхом на трясущейся иноходью кобыле с жеребенком, неотступно следующим за ним по пятам.

Джеральд не мог спокойно смотреть на богатство и достаток других. Выросший на земле и умеющий с ней работать, Джеральд видел себя владельцем поместья.

Его не привлекала торговая городская жизнь. Да и сама Савана в настоящем смысле этого слова городом не была. Скорее это был большой поселок, выросший возле порта. На город он был похож лишь в центре, а если отойти немного дальше, то можно было видеть множество просторных деревянных домов с высоко вздымающимися, но и низко свисающими кровлями, образец которых был унаследован еще от первых переселенцев.

В одном из таких домов и жил Джеральд О’Хара и его братья. Карниз кровли их дома был низко опущен, образуя по фасаду веранду, закрывавшуюся в случае ненастной погоды.

Под навесом крыши были развешаны упряжь, различные предметы домашнего обихода и сети, которыми ловили рыбу в протекавшей неподалеку реке.

По краям веранды были расставлены скамьи, предназначенные для неторопливых бесед.

Отсюда, с веранды, можно было сразу пройти в залу, являвшуюся, так сказать, центром дома братьев О’Хара и обычным местом сбора членов всей семьи.

Здесь взгляд посетителя ослеплялся рядами сверкающей посуды, в чинном порядке расставленной на полках буфета.

В парадной комнате высились массивные кресла с ножками в виде звериных лап и темные столы, блестевшие как зеркало.

Возле камина — его вечные спутники — совок и щипцы. Они поблескивали сквозь свисавшие с каминной полки концы стеблей аспарагуса. Искусственные апельсины и большие морские раковины украшали каминную доску. Над ней висели разноцветные яйца различных птиц.

А посреди комнаты на шпагате спускалось с потолка огромное страусовое яйцо.

В шкафу, находившемся в одном из углов этой гостиной и, не без намерения оставленном приоткрытым, виднелись несметные сокровища, состоявшие из серебряных столовых приборов и тонкого фарфора.

Год следовал за годом, весна сменялась жарким летом, а мечта оставалась мечтой. Сколько ни старался Джеральд О’Хара скопить деньги, но ничего путного из этого путного не выходило. Нет, он не был мотом и не просаживал деньги, хотя в карты играл прекрасно, даже выигрывал иногда приличные суммы.

Но дело братьев ширилось и в него приходилось вкладывать все новые и новые капиталы, поэтому собственных денег у Джеральда практически не оставалось. А то, что оставалось, он тратил на игру и выпивку, зная, что завтра заработает еще.

Даже если бы Джеральду О’Хара и пришла в голову блажь вынуть деньги из дела, их бы все равно не хватило на покупку большого поместья.

Да и братья не позволили бы этого сделать. Ведь он был младшим в семье, а по ирландским обычаям младшие должны беспрекословно слушаться старших.

«Вот если бы, — мечтал Джеральд, — мне удалось сразу получить много денег, я бы тогда показал братьям, кто из нас удачливее и умнее».

Но такого случая никак не представлялось. Постоянные разъезды, сиденье в конторе до поздней ночи, колонки цифр, от которых рябило в глазах — все это не давало Джеральду О’Хара реализовать свою мечту.

Но однажды ему представился великолепный случай, и он его не упустил.

А началось все это так.

Как-то утром старший брат Эндрю, упершись руками в крышку своего массивного письменного стола и почти доставая головой до низкого потолка, посмотрел на младшего брата, ждущего от него распоряжений.

— Джеральд, — начал Эндрю, — я, конечно, понимаю, тебе не очень хочется трястись верхом за много миль, но дело не терпит отлагательства. Вот письма.

Эндрю выдвинул ящик письменного стола и положил перед младшим братом два конверта.

— Они к одному из наших заказчиков, мистеру Джонсону. Он живет в Чарльстоне.

— Почему бы нам не отправить их почтой, ведь корабль на Чарльстон придет завтра днем? — возразил Джеральд.

— Письма — это еще не все, — улыбнулся Эндрю, — к ним еще и деньги прилагаются. Мы должны рассчитаться с мистером Джонсоном за поставленный лес. А деньги, как ты понимаешь, Джеральд, нельзя выпускать из своих рук.

И Эндрю, запустив руку во внутренний карман сюртука, вынул пухлый бумажник.

— И еще, — он пристально посмотрел на брата, — здесь деньги за поставленный нам товар и аванс за последующие поставки. Мы не можем упускать такого выгодного клиента. Так что тебе завтра утром придется ехать в Чарльстон.

Джеральд вздохнул и принялся пересчитывать деньги. Он хоть и знал, что никогда не ошибается при подсчете, но пересчитал деньги дважды. И сделал это Джеральд не потому, что боялся ошибиться, а просто ему доставляло удовольствие держать в руках большие деньги. И не важно, что они принадлежали не ему одному, а всем троим братьям. Само ощущение было сладостным и щекотало нервы.

Младший О’Хара, пересчитав наконец деньги, вновь вложил их в бумажник, опустил в карман сюртука и застегнул его английской булавкой.

Ощутив в кармане приятную тяжесть, Джеральд расправил плечи и почувствовал себя на пару дюймов выше.

— Что, приятно чувствовать себя богатым? — съязвил старший брат.

— Конечно, приятно, но я думаю, что и у меня когда-нибудь заведутся такие деньги.

— Я бы тоже этого хотел, — искренне признался старший О’Хара, — но, думаю, до этого еще далеко. Ведь ты, Джеральд, еще не открыл собственного дела.

Это замечание старшего брата разозлило Джеральда. Он всегда чувствовал себя обязанным своими старшим братьям за то, что они взяли его в дело, не обращая внимания на тот факт, что он прибыл в Америку с пустыми карманами. Но таков был у них семейный обычай.

Все ирландские семьи держались друг за друга очень крепко — и в беде и в радости, и тогда, когда приваливала большая удача, и тогда, когда случалось большое горе. Только так можно было прожить в этом мире, жестоком и расчетливом.

— Сегодня, Джеральд, ты можешь быть свободным, в конторе мы управимся сами, а завтра на рассвете отправляйся в Чарльстон и постарайся уладить все наши дела наилучшим образом и в кратчайший срок. Да побыстрее возвращайся, работы в конторе много, нужно будет получить в порту груз и отправить его заказчикам. А потом мы должны отправить партию хлопка в Англию. Я думаю, в этом году хлопок будет расти в цене и мы сможем на нем неплохо заработать, не так, как в прошлые два года.

Старший брат крепко пожал руку младшему, потом обнял его за плечи и прижал к себе.

И Джеральд почувствовал, как твердый подбородок старшего брата уперся ему в макушку.

«Черт, — подумал Джеральд, — почему я не вырос таким же, как мои братья? Может и в жизни мне повезло бы больше? Но что роптать на Бога? Каков есть, таков есть. В конце концов, счастье не зависит от роста. И я кое-чего добьюсь в жизни. Ведь кто мог сказать еще несколько лет тому назад, что я, Джеральд О’Хара, добьюсь того, что я имею сейчас. Таких людей во всей Саване не так уж много. Правда, это не то, о чем я мечтал, но все равно — для начала неплохо. А впереди у меня еще много времени. Я еще успею перещеголять своих братьев».