— Скорее, у меня раненый! — кричал Мигель, распахивая дверцу фургона.
— Мы не принимаем больных, у нас заняты все койки. Наш госпиталь переполнен.
— Это не просто больной, — важно сказал Мигель Кастильо, — это офицер, — и он положил руку на револьвер.
Монах заглянул в фургон и ужаснулся, настолько обезображенным от солнечных ожогов и жажды было лицо Рэтта Батлера.
Монах и Мигель Кастильо осторожно извлекли из фургона его почти безжизненное тело.
— Где ваш настоятель? — грозно спросил Мигель Кастильо.
— Он будет через несколько дней, он в отъезде.
— Как жаль, — сказал Мигель Кастильо, — я его хорошо знаю.
Монах пристально посмотрел на приезжего с явно испанскими чертами лица.
— Вы с ним земляки? — поинтересовался монах.
— Можно сказать и так, во всяком случае, настоятель обрадуется моему приезду. Скорее в госпиталь! — и монах с Мигелем, взвалив на плечи Рэтта Батлера, понесли его в монастырский корпус.
Они шли по темному гулкому коридору, и звук их шагов, отражаясь от низких сводов, летел впереди них.
Тут царили тишина и прохлада, свет пробивался лишь сквозь узкие, как бойницы, окна.
Даже Мигель Кастильо чувствовал некоторую робость.
Но лишь они свернули в одну из дверей, тишина и спокойствие окончились, за ней начинался огромный зал монастырского госпиталя.
В зале на близко поставленных топчанах, а кое-где и просто на полу лежали больные. В основном это были мексиканцы. Другие в католический монастырь попадали редко.
Слышались стоны, вздохи, мольбы.
Больные с интересом посмотрели на одетого в военную форму Мигеля Кастильо и монаха, несших Рэтта Батлера.
Монахи, ухаживавшие за больными, разносили похлебку.
Мигель взглядом поискал, куда бы уложить Рэтта Батлера. Но монах остановил его:
— Не сюда, нам дальше.
Они прошли через весь длинный зал и попали в абсолютно темный коридор.
Монах, хорошо ориентировавшийся в темноте, толкнул низкую дверь — и перед ними появился старик-монах в белом фартуке.
Он принял из рук Мигеля Рэтта Батлера, и монахи вдвоем понесли его к столу.
Мигель хотел было последовать за ними, но дверь перед его носом захлопнулась.
— Вам туда нельзя, — приоткрыв дверь, сказал старик-монах.
— Это мой друг! — закричал Мигель, но дверь закрылась снова.
Мексиканец стучал в дверь кулаком и кричал:
— Обращайтесь с ним, как с моим братом! Он мне очень дорог. Вы должны спасти ему жизнь.
— Мы сделаем все, что возможно, — услышал он в ответ, и больше уже никто не обращал на Мигеля внимания.
Он слышал тихие голоса, доносящиеся из комнаты, в который был Рэтт Батлер. Звучали голоса озабоченно и деловито.
Один из монахов-врачей просил что-то подать, слышалось звякание металлических инструментов, посуды, потом он услышал тяжелые стоны Рэтта Батлера.
«Слава Богу, значит, он жив», — Мигель Кастильо обрадованно вздохнул.
Увидев в нише распятие, он опустился перед ним на колени и быстро перекрестился несколько раз, словно бы от количества положенных крестов зависела участь Рэтта Батлера.
Мигель Кастильо не помнил ни одной молитвы до конца, он каждый раз начинал и сбивался.
Но был очень искренним в своем порыве.
От усердия на его лице выступили крупные капли пота, как будто он делал тяжелую работу.
Да и в самом деле — молиться для Мигеля Кастильо было делом непривычным и крайне тяжелым. Он не помнил, когда последний раз был на исповеди, когда последний раз его нога переступала порог храма.
В порыве раскаяния Мигель Кастильо с ужасом вспомнил, что среди прочих его злодеяний имеется и такое, как кража церковной кассы. Он испуганно начал озираться, как будто кто-то мог его сейчас в этом обвинить.
Но вспомнив, что тот храм был евангелический, он с облегчением вздохнул.
Себя Мигель считал истинным католиком.
— Господи, — шептал он, — я знаю, что я грешен, но я не самый большой грешник на этой земле и поэтому прошу у тебя, Господи, прощения.
Ведь Иуда Искариот был большим грешником, а ты его, Господи, простил. А уж я, Мигель Кастильо, вообще не сделал тебе ничего плохого. Может, я и обижал кого-то, но все они были подлецами.
Но ты же знаешь, Господи, сколько людей обижало меня. Они хотели меня повесить, а ведь в твоих заповедях сказано: не убий. Только ты имеешь право забрать мою жизнь. И если ты, Господи, до этого оставил меня в живых, значит, я этого заслуживаю. Значит, так и должно быть…
Успокоенный таким разговором с Богом, Мигель Кастильо поднялся с коленей.
И, оглядевшись, на всякий случай набил барабан своего револьвера патронами.
Всякое в жизни может случиться.
Правда, стрелять в монастыре Мигель Кастильо не собирался, но кто знает, что может быть.
Если кто-то решится лишить его Богом данной жизни, то он уж сумеет постоять за себя и наказать человека, посягнувшего на Божью прерогативу.
Мигель по привычке поднес револьвер к самому уху и покрутил барабан. Щелчки хорошо работающего механизма успокоили его больше, чем слова самой искренней молитвы.
Дверь кельи распахнулось и оттуда с озабоченным видом вышел монах.
— Святой отец, — попытался остановить его Мигель, чтобы задать вопрос.
Но тот отмахнулся и заспешил в глубину коридора, там громко скрипнула дверь и через несколько мгновений монах суетливо возвращался, держа перед собой кувшин с каким-то снадобьем.
— Святой отец, мой друг что-нибудь сказал? Подождите, он вам что-нибудь говорил? — сбивчиво пытался выяснить Мигель Кастильо.
Но монах по-прежнему не обращал внимания на его вопросы.
И дверь в келью вновь захлопнулась перед самым носом Мигеля Кастильо.
Тогда он припал ухом к шершавым доскам, но как ни напрягал он свой слух, разобрать что-нибудь не мог.
Слышались только стоны, вздохи, звякание посуды и недовольное бормотание монаха.
— О черт, эти дьяволы могут погубить Батлера и тогда… Тогда я останусь бедным на всю жизнь, на всю жизнь… Ведь не могу же я перекопать сотни могил. Это мне не под силу… Хотя почему? — Мигель посмотрел на свои руки, — могилы четыре в день раскопать можно… Значит, это займет…
Но Мигель Кастильо понял, что он не может подсчитать, сколько же времени понадобится ему для поиска денег.
— Да еще земля в этом Сент-Хилле как камень… Там даже раскопать две могилы в день тяжеловато будет… Остается только надеяться на Рэтта Батлера. Остается надеяться, что он все-таки скажет имя… Имя, написанное на могиле. А если…
Мигель Кастильо обхватил голову руками.
— …А если он не скажет и умрет?! О Боже, — он в изнеможении прислонился к стене. — Только бы он не умер! Только бы эта сволочь не сдохла, не отдала Богу душу…
Мигель уставился на дверь кельи и забормотал:
— Батлер, ты будешь последней грязной свиньей, если сейчас сдохнешь, самой последней, хуже тебя не будет никого на этой земле.
Дверь кельи распахнулась и вышел пожилой монах в белом переднике.
— Святой отец, святой отец, — буквально на коленях подполз к нему Мигель Кастильо, — что с моим другом? Он вам что-нибудь сказал?
— Ваш друг? Нет, он молчит.
— Как молчит? Почему молчит?
— Он слишком слаб, чтобы разговаривать.
— Но он будет жить? — с надеждой в голосе спросил Мигель.
— Думаю, что да. Ведь ваш друг еще молод и надеюсь, силы вернутся к нему.
— Господи, спасибо за твою милость, — воздев руки, воскликнул Мигель Кастильо.
— Правильно, сын мой. Только на Господа остается всем нам уповать. Правильно.
— Спасибо, святой отец, спасибо, — Мигель Кастильо принялся кланяться вслед удаляющемуся монаху.
Затем вытащил из кармана плоскую флягу, повернулся к распятию, вскинул руку и принялся жадно глотать спиртное. Он осушил небольшую фляжку до дна, оглянулся по сторонам и засунул ее за распятие.
Потом он несколько раз перекрестился, набрал полную грудь воздуха, распахнул дверь и переступил порог кельи.
