А сам ас часто говаривал своему другу, ведомому Ивану Борисову: «Держись за небо и за меня!» Борисов держался и вырос в одного из ведущих асов полка — у ворот Берлина на его счету было 25 сбитых самолетов врага, из них 7 — в группе.

Много раз приходилось летчикам-истребителям на Сталинградском фронте летать в разведку, и считали они такие задания самыми ответственными — в бой вступать, как правило, не разрешалось, как бы ни рвалась душа: командование ждало результатов их наблюдений.

«Как-то я полетел с Амет-Ханом разведать тыл противника километрах в двухстах пятидесяти западнее Сталинграда, — вспоминает однополчанин, дважды Герой Советского Союза В. Лавриненков. — Маршрут был хорошо известен, ориентироваться легко. Нужно было только смотреть, смотреть в оба, все запоминать и остерегаться засады «мессершмиттов».

Стоял октябрь, грустными и безлюдными показались донские степи и села. Повсюду по нашему маршруту — Калач, Суровиково, Чернышевская, Морозовская — виднелись следы ожесточенных бомбежек.

Летели низко, чтобы нас не сбили зенитки. На бреющем земля несется под тобой с сумасшедшей скоростью, а потому нужно быстро схватить взглядом все, что требуется. На аэродроме в Морозове кой мы обнаружили около 200 немецких самолетов. В Калаче засекли колонну машин и танков, приближавшихся к переправе. Заглянули в Песчаную, где гитлеровцы сосредоточили резервы и имели многочисленные склады. Не зря заглянули — там было черно от машин и танков. 

Задание было выполнено. Теперь предстояло проскочить через сражающийся Сталинград за Волгу. Здесь и засекла нас шестерка фашистских истребителей.

Атака шестерки — это ливень свинца! Куда деваться? Ища спасения от огня, мы чуть ли не прижимались к развалинам домов. Перед самыми глазами над южной частью города черный дым — там горели нефтесклады. Решение родилось одновременно у обоих — укрыться в дыму. Полоса дыма оказалась даже длинней, чем мы предполагали. Выскочили мы из нее уже над левым берегом Волги.

С утра до захода солнца — полеты, полеты. Под нами горящий Сталинград. Но мы знаем — среди руин, в подвалах, в землянках насмерть стоят пехотинцы. Мы, летчики, не отстаем от них — деремся до последнего патрона в воздухе. Самолетов становится в полку все меньше, пилотов — тоже… К началу октября в нашем 4-м полку оставалась совсем небольшая группа ветеранов и несколько новичков.

Каждый вечер по пути в общежитие Амет-Хан непременно делал один-два выстрела из пистолета в воздух и при этом восклицал: «За живых!» Мне давно разъяснили, что так заведено в полку с первых дней войны».

«Мессершмитты» почти непрерывно патрулировали небо над Сталинградом, противник имел большое количественное преимущество в самолетах. Но гитлеровцы даже временно не стали хозяевами в воздухе. Стоило нашим летчикам только вылететь солидной группой, как быстро очищалось родное небо от крестатых машин.

Немецкие летчики быстро научились узнавать наших асов — Амет-Хана, Степаненко, Рязанова, Лавриненкова… Как только они появлялись в составе группы, фашисты оттягивали воздушную карусель боя к своим базам и немедленно вызывали подкрепление. В люфтваффе гвардейский 9-й авиаполк называли «асовским».

Десятками исчисляли летчики эскадрильи Амет-Хана сбитые самолеты врага. Из штаба поступил запрос: «Сообщите о тактике действий, применяемой в бою…»

Ответ был краток: «Нового у нас в тактике нет. Где видим врага, там и бьем. Амет-Хан».

Но то была обычная шутка Амет-Хана. На самом деле он, признанный мастер точных ударов, серьезно отнесся к просьбе товарищей, и в марте 1943 года в армейской авиационной газете подробно раскрыл все секреты «асовского полка». Рассказал и об обычае ходить на врага всей группой в лоб — в психическую атаку, чтобы враг дрогнул! И об отработке боев на высоте: «Высота — ключ к победе. Тот, кто держится высоты, имеет возможность в любую минуту спикировать на вражеский самолет и, развив большую скорость при этом, сбить его… С высоты удобней вести обзор, наносить прицельный удар».

Надежно замкнув кольцо окружения немецко-фашистских войск в Сталинграде, советские армии продвинулись далеко на запад и юго-запад, образовав внешний фронт. На эту только что освобожденную территорию одним из первых перелетел 9-й авиаполк. Аэродром располагался на хуторе Зета, где недавно был фашистский аэродром. В оставшиеся от них земляные насыпи-капониры тут же поставили свои самолеты. А пригодными для жилья обнаружили всего три сохранившиеся хатки.

«Спать многим пришлось под самолетами, накрывшись брезентовым чехлом, пока не вырыли землянки, — продолжает воспоминания Владимир Лавриненков. — Зато настроение было приподнятым — один взгляд на карту способен был согреть даже в эту стужу любого — линия фронта пролегла уже вблизи Котельниково!

— Если будем так продвигаться вперед, — разглядывая карту, заметил Амет-Хан, — то успеем к курортному сезону в Алупку…

— Оно, может, и так, — откликается Женя Дранищев, любитель поспорить, подначить друзей, — но насчет курортного сезона в Алупке — сомнительно…

Амет-Хан порывисто оборачивается к Дранищеву. После холодной бессонной ночи лица у обоих серые, оба прячут носы в поднятые меховые воротники.

— Мне кажется, ты просто забыл, кто в данном районе хозяин неба! — задирается Амет-Хан.

— Ясно — кто! Девятый гвардейский, в котором служит доблестный сын Алупки Амет-Хан Султан!

— И не менее известный сын героического Ленинграда Евгений Дранищев! — не без ехидства уточняет Амет-Хан.

— Если рассмотреть вопрос глубже, — философствует Дранищев, — то можно установить, что я родился недалеко от солнечного Крыма, в не менее солнечном городе Шахты.

— Прекрасно! — воодушевляется Амет-Хан. — Значит, мы сначала побываем у тебя на родине, а потом у меня. Нас ждут два радостных праздника. Руку, друг!»

Но пока они еще в Котельникове, за тысячу верст и от города Шахты, и от Алупки. Авиаполку была поставлена задача перерезать воздушную дорогу, связывающую окруженную группировку Паулюса с внешним миром, то есть закрыть над «котлом» небо. Амет-Хан в те дни в одном бою сбивал по два тяжелых бомбардировщика за полет: однажды два Ю-52, в другой раз два Хе-111, впервые набитых не бомбами, а продуктами.

В марте 1943 года на аэродроме не раз звучал тревожный приказ летчикам, находившимся и на земле, и в воздухе: «Все — на Батайск! Все — на Ростов!» Потому что именно на станции Батайск близ Ростова сходились эшелоны с резервами, вооружением и горючим для нашего фронта, непрерывно поступавшие с железнодорожных линий Баку — Грозный — Ростов — Сталинград. Весной 1943 года немецкое командование бросило сюда почти столько же авиации, сколько в свое время на Сталинград. Немецкие бомбардировщики с аэродромов Крыма, Донбасса и даже Днепропетровска шли к Батайску.

В один из мартовских дней с юго-востока показалось около 70 немецких бомбардировщиков. Шли они группами по 10–15 самолетов на разных высотах — от 1500 до 3500 метров. Каждую группу бомбардировщиков сопровождали две-три пары истребителей.

Сообщение о массированном налете подняло почти все советские истребители со всех аэродромов близ Ростова. «Асовский полк» взлетел одним из первых. Бой вспыхнул сразу же в нескольких местах.

Фашистские летчики надеялись эшелон за эшелоном пройти над нашими важными объектами и по очереди сбросить на них бомбы. Но наши истребители так дружно и напористо напали на них «всем миром», что фашисты были вынуждены обороняться. Один за другим рухнули с неба семь «мессершмиттов», был сбит ведущий «юнкере». Следом загорелись еще три бомбардировщика. Сбросив бомбы как попало, армада повернула назад.

Но гитлеровцы упорно продолжали массированные налеты каждый день. «Зенитки испятнали небо над Ростовом шапками разрывов. Вокруг мелькали крылья с крестами, а на земле рвались бомбы, — вспоминал В. Д. Лавриненков. — Амет-Хан повел свою эскадрилью на большую группу «юнкерсов», отколовшихся от тех, кто полетел на Батайск. Их было штук сорок, шли они на наш аэродром.