…Пожалуй, никогда не было такого радостного голоса у Ковзана за всю войну, как в этот день: «Передаю! Сбил самолет противника в районе Ключи!»

На земле его ждали два других радостных известия. Первое — Надя родила сына и предложила назвать в честь отца Борисом; второе — старшему лейтенанту Ковзану присваивалось очередное звание «капитан».

А вскоре, 24 августа 1943 года, Указом Президиума Верховного Совета СССР Б. И. Ковзану за героизм и мужество в боях с немецко-фашистскими захватчиками было присвоено звание Героя Советского Союза.

…После Великой Отечественной войны Б. И. Ковзан закончил Военно-воздушную академию, занимал командные должности. А когда демобилизовался и решал, чему посвятить свои нерастраченные силы, вспомнил, с чего начинался его путь в небо, и возглавил в Рязани аэроклуб.

У него была хорошая семья, любящая и, как он всегда считал, любимая жена, его гордость — сыновья, летчики гражданской авиации.

Но уж такой неуемный был нрав у героя четырех таранов, что решился он изменить свою сложившуюся судьбу и уехал в Минск, где его второй женой стала Лариса Георгиевна Шипуля, друг детства, журналистка, написавшая по его рассказам книгу «Четыре тарана в небе».

О сражениях в Заполярье в воспоминаниях как советских, так и германских военачальников упоминается мало. Это понятно — здесь не было крупномасштабных сухопутных сражений, подобных Сталинградской битве. Но здесь и не прорвались немецко-фашистские и финские войска к обозначенной в плане «Барбаросса» линии Архангельск — Астрахань! Мощное наступление армии противника «Норвегия», начатое 29 июня 1941 года по всем направлениям — мурманскому, Кандалакшскому, ухтинскому, кестеньгскому и редольскому, захлебнулось, благодаря стойкому сопротивлению советских войск, как и наступление финской армии 10 июля на петрозаводском и олонецком направлениях. На поддержку боевых действий сухопутных войск были брошены все скромные силы советской авиации, которая испытывала острую нехватку бомбардировщиков и штурмовиков, — их заменили истребители. С разведки они переключались на штурмовые удары, со штурмовки — на отражение налета фашистских бомбардировщиков, сопровождаемых истребителями. Пресечено было и наступление финских войск в сентябре — октябре 1941 года на мурманском и Кандалакшском направлениях. С той поры противник на самом северном участке фронта вынужден был перейти к стратегической обороне, которая продолжалась до сентября 1944 года, когда Финляндия запросила мира и заявила о разрыве отношений с фашистской Германией, а советские войска тем временем освобождали Прибалтику, не зная, что спустя десятилетия, не фашистов, уничтоживших здесь десятки тысяч людей, а их, освободителей, новая власть назовет оккупантами…

Все четыре года Великой Отечественной ни на день не прекращалась в Заполярье упорная борьба в воздухе, сотни самолетов противника поднимались в небо даже в долгую темную полярную ночь, при жгучем морозе и яростных ветрах.

Гитлеровцы перевозили морским путем вдоль побережья Норвегии железную руду, никель, лес и другое сырье из захваченных Швеции и Норвегии, из союзной им Финляндии — для производства своей боевой техники и для военного строительства. Перед нашими моряками и летчиками стояла боевая задача — топить эти грузовые суда.

Но этим же морским путем, но в обратном направлении, уже с 1941 года потянулись в СССР морские конвои из Англии с грузами для наших войск: порохом, бензином, автотранспортом, танками, самолетами, продовольствием — к незамерзающему порту Мурманск. Их стремились разбомбить фашистские люфтваффе. Но их же спасали от бомбежек и штурмовок врага советские ВВС. В ожесточенных воздушных боях, бывало, участвовало до сотни самолетов с той и другой стороны.

Не будет преувеличением сказать, что этот самый северный «тихий» участок огромной линии фронта влиял на весь ход великой войны.

Защищая бесценные грузы, летчики Заполярья нередко вынуждены были сбивать бомбардировщики и истребители сопровождения таранами, причем на самолетах союзников, о чем в советской военной и послевоенной печати умалчивалось. Причину недомолвок называет и объясняет ее некоторую обоснованность английский историк авиации Роберт Джексон в книге «Красные соколы»:

«В многочисленных статьях и книгах, вышедших после войны на Западе, утверждается, что эти союзнические поставки самолетов помогли русским в 1942 году переломить ход войны в воздухе. Но эти утверждения абсолютно лживы! Многие из самолетов, поставлявшихся Советскому Союзу, значительно уступали военной авиационной технике, которая стала выпускаться в массовом количестве советскими авиазаводами. Это относится, безусловно, к таким самолетам, как «харрикейн» и «томагавк».

Истребители Белл Р-39 «эркобра» и Р-63 «кингкобра» появлялись главным образом потому, что не отвечали оперативным требованиям американских ВВС, хотя русские летчики отзывались об этих самолетах с похвалой».

На «аэрокобре», как у нас называли Р-39, летали одно время прославленные полки Покрышкина и Лавриненко-ва на юго-западных участках фронта и полки Северного и Карельского фронтов.

«Таран был не жестом отчаяния, а хладнокровно продуманным приемом боя, требовавшим высочайшего мастерства и стальных нервов», — это свое утверждение английский историк Р. Джексон иллюстрирует подвигом «лейтенанта Хлобыстова, который в одном вылете успешно таранил два самолета противника»…

Но на каком типе самолета таранил врага герой, долго умалчивалось.

А вот как относились к русскому тарану летчики противной стороны, иллюстрирует письмо финского летчика сыну-призывнику, попавшее в руки наших бойцов в почте сбитого самолета связи.

Финский летчик с истребителя «брустер» описывает сыну бой, в котором советский летчик (как выяснилось — Николай Репнин) лобовым тараном сбил ведущего группы бомбардировщиков, сорвав бомбовый удар по нашим войскам:

«Бой шел между несчастным (!) немецким летчиком и кровожадным (!) большевистским пилотом-фанатиком, добровольно обрекшим себя на смерть. Я вспомнил этот потрясающий, но ненужный героизм русского фанатика потому, что сейчас наши летчики, поступая благоразумно, уклоняются от лобовых атак коммунистов.

Обо мне, мой сын, не беспокойся! Удар в лоб, таран, самопожертвование — такая форма боя неприемлема для нас».

Алексей Хлобыстов с детства знал о бойцовском смысле своей фамилии. Про его прадеда, известного кулачного бойца, в селе Захаровка (Елино) на Рязанщине так и говаривали: «А Хлобыстов — хлобысть ему в лоб!»

Правда, на деда-богатыря Алексей был мало похож, в материнскую породу пошел — тонкая ладная фигура, прямой нос, копна каштановых кудрей, голубые глаза. Они со старшей сестрой рано остались сиротами, Алеше тогда едва минуло два года, и оба жили на попечении всего «мира» — сельчан, пока не вернулся с фронтов Гражданской войны израненный отец.

Сиротское полуголодное детство сказалось на его здоровье. В недавно найденной в архиве Минобороны характеристике на летчика Хлобыстова, выпускника Липецких курсов командного состава 1942 года, после слов признания его высокого мастерства: «Летает уверенно, имеет богатый боевой опыт, мастер таранного удара, осмотрителен, ориентируется отлично», видимо по настоянию медиков, добавлено: «При длительных полетах устает»…