— Неплохо, правда? — поинтересовался карлик, — подобные явления уже не раз наблюдались в столице. Полиция регистрирует разнообразные донесения об этих явлениях в графе “массовая галлюцинация” или в разделе “бред психически неуравновешенных личностей”, однако кое-кто уже начинает задумываться, что же кроется за этим на самом деле. Ваш сенсационный побег, подкрепленный спасением девушки, придаст правдоподобие версии о существовании некой эфирной расы. Они поверят в это кино, дорогой мой, клянусь вам! А потом мы направим их туда, куда нам будет угодно! Пускай борются с Призраками!.. Вы что, спите, господин Ланс?
Мишель не спал. Он только закрыл глаза и укрылся до самых глаз одеялом, чтобы скрыть усмешку. Он думал:
“Давай, давай, планируй! Я вам еще покажу, где раки зимуют, мои маленькие хитренькие осьминожки, прикинувшиеся карликами…”
Из-под полуопущенных век он видел, как генерал поднялся и на цыпочках удалился. Трогательная забота! Значит, цеподы способны быть вежливыми, если им это выгодно…
Минутой спустя Мишель и в самом деле сладко спал.
Глава 4
Тюремщики обходились с Инесс неплохо. Ее камера скорее походила на больничную палату. Правда, она сама предпочла бы этой стерильной чистоте и относительному комфорту решетки на окнах, мрак и затхлость подземелья. Долгое время белые гладкие стены были идеальным экраном для картин, нарисованных ее воображением. Нет ничего хуже четырех пустых стен: они как зеркала только умножают тревогу.
День проходил за днем. Карлик с головой цепода приносил еду; она уже привыкла и не приходила в ужас при его появлении. Они никогда не разговаривали, Инесс ни о чем его не спрашивала. Она ждала неизвестно чего и в ожидании старательно отрешалась от всего человеческого. Вскоре ей это удалось, и она теперь не жила-существовала с растительным равнодушием, покорно дожидаясь событий, ход которых был ей неподвластен.
Однажды в коридоре послышались шаги. Инесс, как обычно, бросилась на постель и отвернулась к стене. Замок щелкнул раз и другой, и шаги удалились.
Инесс обернулась, ожидая увидеть на маленьком столике у двери поднос с едой. Подноса на месте не было. Зато был какой-то мужчина.
Она узнала его не сразу: голова выбрита, лицо осунулось.
Тогда Мишель улыбнулся и произнес:
— “Солнечный рыцарь, облачный рыцарь,
Явись ко мне богом в изгнанье моем…”
…ну посмотри на меня, Инесс! Я не бог, и не сижу верхом на облаке, и все-таки я пришел!
Девушка оторопело открыла рот, но не смогла вымолвить ни слова. А Мишель продолжал:
— А меня тоже сцапали, хотя мне и казалось, что им будет сложнее это сделать.
Он неторопливо подошел к кровати. Инесс не двигалась, только губы ее сильно дрожали. И вдруг она бросилась к нему, захлебываясь рыданиями.
“Ну ладно, ладно, — думал Мишель, гладя ее по голове. — Ну хватит, а то и я расхныкаюсь… Паршиво мы оба выглядим, вот что. Проклятые цеподы… Разве можно так обращаться с девушками?!..”
Он терпеливо ждал. Наконец Инесс выплакалась. Тогда Мишель, коснувшись пальцами ее подбородка, заставил поднять глаза и сказал:
— Что бы ни случилось, ты уже не одна.
Она всхлипнула и кивнула, уткнувшись носиком в платочек. Мишель продолжал:
— Комната наверняка напичкана микрофонами и всякой электронной всячиной, но это меня уже не трогает. Мне прозондировали память — и мне теперь нечего скрывать ни от них, ни, тем более, от тебя. Я вовсе не коммивояжер, как сказал тогда, на борту звездолета. Я работаю в полиции и борюсь.: — он кивнул на дверь: — с этим свинством. И, как видишь, покрыл себя славой: одним ударом проник в самое сердце организации… Правда, лишь в качестве пленника… Тебя не обижали здесь?
— Нет, со мной все в порядке, только… — Она схватила его за руку. — Что им от нас надо?
Мишель, глядя в ее испуганные заплаканные глаза, представил, как вскрывают ей череп, как консервную банку, как освобождают место для цепода — гнусного слизняка с щупальцами, — и содрогнулся. Отвел глаза, прошептав:
— Не знаю…
— Вот видишь, не зря я испугалась, когда увидела одного из них впервые. Знаешь, я ведь не трусиха; сейчас мне кажется, что это было предчувствие…
Мишель не слушал. Он смотрел на нее, как будто видел впервые, и думал, что уберег свою малютку от судьбы худшей, чем смерть. Он до сих пор не мог понять, как удалось убедить цеподов оставить девушку в покое; в самом деле, что для них шпионом больше, шпионом меньше? А так пришлось бы делать тончайшую операцию, потом учить подсаженного цепода всем реакциям Инесс — слишком сложно. Лучше будет, если он приведет ее в целости и сохранности… Самое удивительное, что его вариант легенды прикрытия утвердили. Он сказал девушке правду. Хотя и не всю…
— Послушай, Инесс. Мы будем видеться с тобой каждый день. Они хотят, чтобы я тебя… соблазнил… не знаю, как это сказать… Словом, им хочется, чтобы ты влюбилась в меня. Они хотят знать, как люди ведут себя при этом… Надеюсь, роль в этом спектакле тебе не будет уж слишком неприятна? — закончил он, отводя глаза в сторону.
Потом он склонился к ее уху и шепнул:
— Доверься мне и мы выберемся отсюда. За нами наблюдают; оттолкни меня, сделай вид, что тебе надоели мои приставания!.. Ну?!
Инесс вспыхнула и неуверенным — движением отстранила его. Мишель притворно сконфузился, поцеловал ей руку и, кланяясь, отступил к двери.
— Что ж, до завтра, — попрощался он и постучал, подзывая стражника.
“Провалиться мне на месте, — подумал он, — если знаю, где кончается игра… Оказывается, не такая уж простая моя роль, если сам в ней путаюсь…”
Водить за нос цеподов — еще куда ни шло; и девушке всей правды говорить нельзя, чтобы не испугать ее. А ведь выигрыш в этой игре — две жизни: его и ее…
* * *
— Браво! — Этим восклицанием приветствовал Мишеля карлик, которого называли генералом. Он со смехом передразнил молодого человека: — “Надеюсь, роль в этом спектакле тебе не будет так уж неприятна?” Ловко! Оказывается, у вас, людей, сексуальные устремления обостряют сообразительность!
— Что вы понимаете в человеческих сексуальных устремлениях?! — буркнул Мишель. — Вы что, не заметили, как она меня оттолкнула?!
Карлик растерялся.
— Оттолкнула?! Удивительно! А вы уверены, что это означало отказ?
— Еще бы!
— Странно, а я читал, что отказ самки — только средство усилить желание самца! В итоге это должно быть одной из разновидностей любовной игры!
— К моему глубочайшему сожалению, должен разочаровать вас, генерал. В нашем случае это был обычный, ничем не прикрытый отказ, уж можете мне поверить. Это тонкая штука, и разъяснять было бы слишком долго.
— Значит, вы думаете, ее не удастся толкнуть на этот ваш инсценированный побег?!
— О нет, план несомненно удастся, но для этого нужно, чтобы девица прониклась ко мне безграничным, скрепленным чувством доверием. В противном случае она не пойдет со мной. Она не осмелится компрометировать себя, оставшись наедине с мужчиной даже в столь безнадежной ситуации, как сейчас. В ее лице перед нами ярко выраженный тип твердокаменной девственницы, органически неспособной преступить определенные табу.
— Я не уверен, что понимаю, что вы имеете в виду под выражением “девственница”, господин Ланс. Люди так сложны! Вы носите на себе груз психических отклонений, любви, ревности, чувств греховности и еще целый клубок непонятных мне чувств… Что же, по вашему мнению, следует делать?
— Эта девушка — романтическая натура. Поэтесса. Не пытайтесь этого понять, все равно не разберетесь. Я должен проявить себя, вырасти в ее глазах, показать себя героем. Кроме того, мне придется встречаться с ней на свежем воздухе, среди цветов, или на берегу моря, под плеск волн, лучше всего — при лунном свете. Правда, у этой планеты нет достаточно крупного спутника, который сошел бы за Луну; ладно, на худой конец хватит и звездного сияния.
