– Лео отключил сигнализацию – он у нас молодец. А Мэй – она же преторианка. Так что с ними все хорошо.

– Ты, я смотрю, всецело полагаешься на этих преторианцев, – заметил Доминик.

– Естественно! Они же смертоносные – в смысле, когда воюют, а не пьют алкоголь и не дурачатся.

– Если бы я был таким смертоносным, я бы еще не так пил и дурачился, – философски заметил Доминик. – Их носит из одной горячей точки в другую, и у них жизнь – экстрим, даже когда они в увольнительной. Они иначе не могут. Если уж играют – то до последней монеты, совокупляются – до безумия и так же дерутся. Один момент – и они уже готовы к бою. Ты хоть раз видел, как Мэй приходит в боевую готовность?

– А то!

– Когда она пару фанатиков-хулиганов отделала? Это ерунда. Ты сейчас на нее смотришь, всю такую красивую и воспитанную, и думаешь: ах, это дама из касты, ну и преторианка по совместительству. Так вот все совсем наоборот. Она – прежде всего преторианка, а потом уже дама из касты. В тот миг, когда она приходит в боеготовность, она становится кем-то другим. Даже не кем-то, а чем-то – машиной для убийства, вот чем. У нее тогда одна цель – драться и бить на поражение, больше ничего в голове нет. Дело не только в импланте и тренировках. Людей отбирают в преторианцы не только по физическим данным, но и по психологическому профилю. Они могут правильно действовать даже накачанные под завязку всякой химией. И эта химия, я тебе скажу, не такая уж для них безопасная.

– Я знаю – ты не любишь преторианцев, – проговорил Джастин.

Это если мягко выражаться.

– Я им не доверяю, – поправил его Доминик. – Они опасны для окружающих. И для самих себя – тоже.

Джастин на это ничего не ответил – мало ли как этот винодел отреагирует. Мэй могла иногда здорово напугать. Но Джастин ей верил. А вот заклятию, которое он на нее вроде как наложил, он доверял не сильно. Вороны последние два дня настойчиво учили его работе со знаком. Они важно сообщили, что в этом скрыты главные тайны их бога. Называли они его альгиз, – так же именовалась руна, – и всячески требовали заучить его смыслы. Проблема была в том, что они закидали его разнообразными дефинициями этого самого знака. Изначально он давал защиту – логично, раз нужно запечатлеть его на воине, который идет в бой. Потом вороны принялись давать другие толкования. Оказалось, альгиз – это еще и лось, и тис, и жизнь. Когда Джастин бодро огласил им все значения, ему снисходительным тоном заявили, что он еще ничего на самом деле не знает. Настоящее понимание требует всей жизни. В конце концов, вороны постановили, что Джастин освоил базовые навыки, чтобы наложить элементарное заклятие защиты на Мэй. Что из этого всего выйдет – непонятно, но оставалось только одно – ждать.

«Ты чувствуешь это?» – вдруг спросил Гораций, отрывая Джастина от размышлений.

«Что чувствую?».

Тут Джастин и впрямь почувствовал кое-что. По коже побежали крохотные мурашки. Он бы ничего не заметил, если бы ворон не сказал. Он чувствовал то же самое, когда сталкивался с подлинно верующими людьми.

«Откуда это идет?» – спросил он.

«А ты откуда думаешь? – сердито спросил Магнус. – Не от Доминика же, он у нас точно неверующий!»

Джастин не нуждался в дальнейших объяснениях. Он распахнул дверь машины и принялся быстро вылезать. Доминик встрепенулся и изумленно воскликнул:

– Ты что делаешь?

– Что-то не так!

И Джастин побежал через заросшее травой поле. Доминик быстро нагнал его и ухватил за плечо.

– Ты что, вот так туда и пойдешь? Ты даже не знаешь, что там происходит!

Джастин одарил его злобным взглядом, который Доминик не мог разглядеть в темноте:

– Я знаю, что там произошло одно из двух. Или там все в порядке, и тогда мы ничего не испортим, если туда заявимся. Или там все плохо, и тогда мы придем на помощь.

– Думаю, там может быть все не так однозначно.

– Да ты с самого начала стонал, что это слишком опасно.

И Джастин решительно развернулся к складу.

– Ты идешь со мной или нет?

Доминик пошел следом за ним.

Они тут же обнаружили, где вошли Мэй с Лео. Двери были настежь распахнутыми, а сигнализацию перевели в дневной режим. Огромное помещение выглядело пустым и темным. Внутри, казалось, никого не было. Доминик пошел первым, поглядывая по сторонам и прикрывая Джастина – прямо как Мэй. Вдруг Доминик резко остановился и быстро утянул Джастина в сторону – за гору ящиков. Как только зрение привыкло к темноте, он увидел, куда показывает Доминик. Джастин разглядел пятно света в полу у дальней стены склада, а рядом с ним – темную человеческую фигуру. Это был явно не Лео. Человек ходил из стороны в сторону, как часовой, но их пока не заметил.

Джастин уже хотел спросить, что делать дальше, как Доминик вдруг поднялся и быстро двинулся вперед. Часовой у люка напрягся, но было поздно. Доминик повалил его на пол и держал за горло до тех пор, пока человек не потерял сознание.

– Ну и кошмар, – пробормотал Джастин, подбегая.

На поверженном охраннике поблескивал медальон с вороной.

– Это что такое было?

– Тихо, – прошептал Доминик. – Он наверняка не один!

Джастин всмотрелся в пятно света – вниз спиралью уходила лестница. По коже пробежал холод.

– Они там, внизу.

Доминик быстро посмотрел на эго – словно надеясь, что Лео только что отправил сообщение, в котором все разъяснялось. Но, судя по мрачному лицу, экран молчал.

– Жди здесь, – приказал он. Но Джастин тут же пустился следом за ним.

Доминик покачал головой – мол, что с тобой будешь делать, но возражать не стал.

Они крадучись спускались по спиральной лестнице. В самом низу Доминик остановился – показалась дверь, и он жестом показал Джастину: держись той стороны, чтобы изнутри не увидели. Доминик весь напрягся и сжал кулаки.

Хотя по большей части работа Джастина состояла в заполнении бумаг и разговорах с сектантами, ему пришлось повидать многое – в том числе и довольно неприятные храмы совершенно безумных фанатиков. Он сказал Мэй правду: он стал свидетелем невероятных событий, не имеющих никаких объяснений. Однако такого, как это святилище крови и смерти, ему видеть не приходилось. Подобные вещи обычно показывали в кино – когда хотели продемонстрировать зрителю зло религий…

Храмовая распись не шла ни в какое сравнение с жуткой сценой, которая разворачивалась у алтаря. Там стояли двое панкельтов, а женщина в углу держала под прицелом Лео – кстати, пистолет подозрительно напоминал оружие Мэй. Трое других панкельтов занимались ранеными – хотя одному врач уже, похоже, не требовался. И самое страшное – на алтаре лежала, распростертая, Мэй. Она глядела отсутствующим взглядом в потолок, а тело ее сотрясала дрожь. Доминик сделал глубокий вдох – пытался успокоиться.

– Это эпинефрин, – пробормотал он.

– Что?

– Эпинефрин. Они ей вкатили лошадиную дозу.

– Но это же просто адреналин, – изумился Джастин. – Это не яд!

– Для преторианцев – все равно что яд, – пояснил Доминик. – Это основной нейромедиатор в режиме «бей-или-беги». Имплант стимулирует его выработку, если чувствует малейшее повышение его уровня в крови. Видишь маленькую стрелу у нее в груди? – показал он. – Это не малейшее повышение, это огромная доза – имплант ее почувствовал и перестарался. Ее тело не может переработать выбрасываемые в кровь гормоны.

Джастин в ужасе смотрел на Мэй – непобедимая валькирия лежала, поверженная и беспомощная!

– Она умрет?

– Нет, но у нас бы от такого случился сердечный приступ. Имплант вскоре поймет, что телу столько адреналина не нужно, и начнет его перерабатывать.

И Доминик скроил недовольную гримасу:

– В общем, укол эпинефрина – самый эффективный способ справиться с преторианцем, причем с помощью препарата, который в любой аптеке продается. Действует быстрее, чем любой яд.

– А ты откуда знаешь?

Доминик помолчал.

– Похоже, у нас – серьезная ситуация и улик полно, – наконец заявил он, проигнорировав вопрос. – Вызывай подкрепление.