— Есть у меня адвокат!
— Вот и давай-ка пригласим его сюда, а он оценит ситуацию. Так сказать, в условиях, приближенных к боевым. А потом даст тебе профессиональный совет. На предмет «что лучше?»: отмазывать Митроху или спасать свой организм…
* * *
Адвоката вызвали, и уже через полчаса он был в «Фениксе».
Борис Ефимович Розинер оказался седым и тощим мужиком лет пятидесяти с сильной дальнозоркостью. Умные глаза его, увеличенные толстыми плюсовыми линзами, выглядели по-совиному огромными.
Решальщики минут за пять изложили адвокату ситуацию и в заключение прогнали пленку с признаниями Мирошникова.
— Вот эту кассетку и присовокупленные к ней прочие документы мы сегодня же отдадим в прокуратуру. Как вы думаете, господин адвокат, сколько времени при таких раскладах ваш клиент пробудет на свободе? — спросил Купцов.
Адвокат все понял и попросил возможности поговорить с клиентом приватно.
Им, разумеется, разрешили, и через четверть часа Бодуля вовсю «давал интервью» перед объективом видеокамеры. Интервью предшествовал невеликий комментарий господина Розинера о том, что его клиент дает показания добровольно, побуждаемый глубоким раскаянием.
Между прочим, сугубо «от раскаяния» Бодуля к тому времени успел врезать несколько полтинников коньяку и даже высказал робкое желание шмальнуть косячок. На что Котька решительно ответил: «А вот это уж хрен! Нечего мне тут притон устраивать!»
Под запись Коровин, понятное дело, попытался впарить свою версию событий, однако Дмитрий привел в кабинет Мирошникова.
И тогда Саша Кирюшу… э-э-э-э… чутка поправил.
А потом уже и сам адвокат отсоветовал Бодуле лапшу вешать.
Так что в конечном итоге у приятелей получилось вполне себе познавательное и аргументированное видео — и с Мирошниковым, и с Коровиным.
* * *
Пока шла работа с Бодулей, отряженный Зеленковым сотрудник СБ сгонял на Апрашку, где прикупил на рост и фигуру Мирошникова недорогих, но вполне сносных шмоток китайского шитья.
Вскоре после ухода Бодули Сашу переодели. В качестве последнего штриха Котька, не без брезгливости, сунул ему в нагрудный карман смятую тысячную купюру со словами: «Всё. Больше никто никому ничего не должен».
— А… что дальше? — обалдело спросил убивец.
— По коридору налево. До парадной лестницы. Там — вниз и через холл к вертушке.
— Вы что? Вы — правда меня отпускаете?
— Давай-давай! Вали в свою Тверь! — грубо сказал Петрухин. — Сиди там тихо. И больше не балуйся.
— А как же ЭТО? — Стоявший у окна Мирошников машинально кивнул вниз, на улицу. Туда, где на асфальте мерцал огонек свечи под стеклянным колпаком. — А как же ЭТО? — не получив ответа, повторил убийца.
По правде сказать, Петрухин не знал, что ему ответить, и обернулся за помощью к Леониду. Но тот лишь неопределенно пожал плечами и вдруг выдал нечто странное:
Это — беда во всем, что делается под солнцем,
Ибо участь для всех одна;
Потому-то осмеливаются люди на зло,
И пока они живы, в их сердцах — безумье,
А после этого — к мертвым.
[11] Петрухин с Зеленковым не поняли ничего. Мирошников тоже.
Тем не менее Саша побледнел и посмотрел на Купцова со страхом. Похоже, из всего услышанного он уловил одну только фразу: «А после этого — к мертвым» — и принял ее за приговор.
Мирошников побледнел, быстро пересек кабинет, распахнул дверь и выскочил в коридор. Слегка ошизевший Котька со словами «пойду, выведу его на улицу — а то охрана одного не выпустит» вышел следом.
За давно не мытым оконным стеклом сиял золотом солнечный августовский день. Решальщики стояли у окна и молча смотрели, как убийца уходит на волю. Как, выкатившись из парадного подъезда «Феникса», убийца миновал свечу — душу Людоеда и торопливо двинулся в сторону Невского. На свободу, на свободу…
Петрухин с Купцовым молча смотрели ему вслед.
«И пока они живы, — колотилось в мозгу Леонида, — в их сердцах безумье! Да, наверное, так оно и есть. Вот только то, что творим нынче мы, — безумие вдвойне. Или в квадрате. Или в кубе… Я не знаю, как измерить или взвесить то, что мы творим… А убийца меж тем уходит, и шаг его легок…»
* * *
Примерно полчаса спустя Костя Зеленков пригласил решальщиков на доклад к боссам «Феникса». К двум «боссикам», как он их называл.
Историческая встреча состоялась в кабинете покойного Людоеда. В том самом, где на дальней стене, перед которой стояли стол и трон покойного, распростерла свои крылья мифологическая птица феникс.
После всего того, что произошло… А если называть вещи своими именами, то после того, как они отпустили убийцу, сия птичка уже не казалась Купцову фантастической. Впрочем, дело сейчас было вовсе не в Саше Мирошникове — век, как говорится, тому воли не видать! Тем паче что Леониду отчего-то верилось, что отныне бывший десантник больше никогда в жизни не возьмет в руки оружие. Много хужее было то, что в данную минуту они с Петрухиным готовились совершить преступление сами. А именно научить «боссиков» как бы понадежнее уличить заказчика, дабы… Дабы тут же объявить тому «амнистию» в обмен на некие коммерческие уступки.
«И пока они живы, в их сердцах — безумье…»
Словом, на душе у Леонида сейчас было до краю противно.
Ровно так, как всего сутки назад было невыносимо «липко» Петрухину…
Сразу после недолгого представления господин Безродный тревожно поинтересовался у Кости:
— Ну вы избавились от ЭТОГО?
Сопроводив сей вопрос очень неопределенным жестом «ну… от ЭТОГО».
Купцов с трудом сдержался, чтобы не доложиться заместо Зеленкова: «Само собой, конечно, избавились. Проломили голову и сбросили в канал Грибоедова!»
Но Леонид, разумеется, этого не сказал. А вот Костя, вполне себе нейтрально, ответил, что, мол, да, избавились, и никаких причин для беспокойства нет. ЭТОТ убрался в сторону Московского вокзала и теперь, наверное, добирается в Тверь на электричках.
«Нормально, — с тоскою подумал Купцов, — нормально. А чего в самом деле? Убийца на свободе, и никаких причин для беспокойства нет».
Самое паскудное, что именно Леониду и пришлось сейчас докладывать о проделанной работе. Так как Димке, с его «спецэффектом», ворочать языком было не комфортно.
* * *
— Вы прекрасно сделали свою работу, господа, — сдержанно подвел итог под докладом Купцова господин Безродный.
В свою очередь и господин Треплов снизошел до поощрительного кивка: да-да, хорошо сделали… молодцы.
— Спасибо, — буркнул Леонид.
— Особенно убедительны получились видеодокументы, — продолжил Безродный. — Скажите, реально прижать с такими козырями Митрофанова?
Вопрос был обращен к Купцову, но тот сделал вид, что не понял этого, и промолчал.
Пришлось отвечать непосредственному подчиненному Зеленкову:
— Это будет зависеть от…
— Я понял, — бесцеремонно перебил его Безродный. Судя по всему, это означало: «А вот твое мнение никого не интересует».
— Я понял, — повторил «боссик» и демонстративно отвернулся к решальщикам: — А что скажете вы, Дмитрий Борисыч? Можно его прижать?
— А что вы имеете в виду под словом «прижать»? — включая дурака, уточнил Дмитрий.
— Видите ли: у нас с компанией «Манхэттен», а точнее — с господином Митрофановым возникли… э-э… некоторые финансовые споры. С них-то, собственно, все и началось. Так вот, скажите как человек профессиональный: можно ли, имея на руках такие козыри, заставить господина Митрофанова пересмотреть финансовую политику?
— Почему нет? — равнодушно пожал плечами Петрухин. — Садиться, а эти материалы для Митрохи — явный приговор, ему вряд ли захочется. Так что, если вы толково и творчески подойдете к… хмм… процессу, то вполне сможете… «прижать».
