— Слухаю!.. А-а-а… Здорова-здорова, Котька! Сколько лен, сколько зин! Чем обязан такому вниманию?.. Хорошо, давай без прелюдий… И насколько серьезное?.. А ты в курсе, что меня со службы, как бы это помягче выразиться… э-э-э-э-э… тоже ушли?.. Даже так? Вот уж не думал, что моя скромная персона в нашем городке настолько обсуждаема… В принципе, можно и сейчас. А где?.. Да, я знаю это место. Через часик устроит?.. Договорились…

— С кем это ты стрелки забиваешь? — заинтригованно спросил Купцов.

— Котька Зеленков неожиданно объявился. Бывший опер из «квартирного» отдела. Да ты его должен помнить.

— Зеленков, говоришь?

— Усатый, основательный такой. Шайба — во! — Петрухин изобразил руками размер «шайбы».

— Зеленков… Зеленков… — напряг память Леонид. — А! Кажется, вспомнил. Он мне еще кота голодного вечно напоминал.

— Кота?

— Ага. Хитрованского такого типажа котяру. Постоянно высматривающего: что бы такое украсть. И чего от тебя нужно бывшему квартирному оперу?

— Говорит: дело у него какое-то. Якобы много дороже, чем на сто рублей. Хочешь, вместе на Ваську прокатимся? На три «по»?

— На три чего?

— По-видаемся. По-ностальгируем. По-слухаем.

— А-а-а… Да вроде неудобно — он ведь тебя одного приглашал. Опять же, ну как Брюнету чего приспичит?

— Брось! Котька — свой человек. А за Брюнета обратно не вопрос, сейчас подстрахуемся, — Дмитрий пододвинул к себе телефонный аппарат, набрал три цифры приемной: — Здравствуй!.. Сияешь?.. Отрадно слышать. Солнышко, тут такое дело: нам с Купцовым нужно срочно отлучиться по очень важному делу. Засим, если босс вдруг станет интересоваться, скажешь, что мы убыли на секретное задание, предварительно поставив в известность… Кого поставили? Тебя, разумеется. Ага… А как же! Спасибо, милая. Целую крепко, ваша репка… — Петрухин положил трубку и заговорщицки подмигнул приятелю: — Вот и все. А ты боялась.

— Так вы с Аллой что? — немного смущенно, потому как дело-то интимное, спросил Купцов. — До сих пор… того?

Дмитрий одарил приятеля снисходительной усмешкой:

— Ты, наверное, хотел спросить, о мой целомудренный друг: продолжаю ли я поддерживать интимные отношения с секретаршей босса? Выражаясь простонародным: трахаемся ли мы по-прежнему? Ответ — нет, отрицательный. А вот продолжаем ли мы поддерживать отношения дружеско-деловые? Ответ — да, положительный. Хотя, конечно, в самой подобной формулировке уже есть что-то извращенно-противоестественное.

— Спорный момент. Вот, к примеру, доктор Астров говорил, что женщина может быть другом мужчины лишь в такой последовательности: «Сначала приятель, потом любовница, а затем уж друг».

— Доктор Астров? Это который из бюро судебно-медицинской экспертизы на Екатерининском?

— Нет. Это который из «Дяди Вани». Чеховский.

— Не знаю, не читал. Ну так чего, Лёньк, по коням?

— Знаешь, поезжай-ка ты, пожалуй, один.

— Хорош залупаться! — насупился Петрухин. — Между прочим, ты просто обязан доставить меня к месту встречи.

— Вот чего я совсем не обязан, так это выступать в качестве твоего извозчика. С какой стати?

— С такой, что я намереваюсь встретиться с бывшим собратом по оружию.

— И?

— И что же, по-твоему, на встрече выпускников ГУВД я должен употреблять безалкогольные напитки? Тебе вообще как? Не стыдно?

Последний аргумент крыть было нечем. Так что Леонид досадливо сплюнул и начал переобуваться из кабинетных тапочек в уличные кроссовки.

Менее часа спустя решальщики и Зеленков сидели на открытой летней веранде ресторана «Мама Рома», что в самом начале островного[3] Среднего проспекта, и вели неспешные разговоры за жизнь, потихонечку подбираясь к главному. Согласно последним веяниям, промеж бывших сотрудников сделалось хорошим тоном в ходе алкодискуссий подвергать уничижительной критике текущую реформу МВД. Так что, повспоминав немного минувшие дни и старых знакомых, бойцы перешли к обсуждению модной животрепещущей темы. Тем самым невольно продолжив диспут, начатый решальщиками еще в офисе «Магистрали».

— А у них в конечном итоге всё уперлось в сокращение. В сокращение и переаттестацию! — в запале спора разгоряченно рубал воздух рукой Зеленков. — Притом что сокращать аппарат и в самом деле давно нужно было. Здесь я, как говорится, обеими руками за советскую власть!

В строгом деловом костюме и белоснежной рубашке, при галстуке и золотом перстне-печатке, всем своим видом Котька являл собой идеальный образ топ-менеджера среднего звена, жизнь которого почти удалась. В данном случае «почти» включало в себя раннюю седину, одышку, круги под глазами и тревожный, усталый взгляд. Это по-прежнему был тот самый «хитрованского», по определению Купцова, вида рыжеусый котяра. Вот только ныне не высматривающий по сторонам «где бы чего украсть», а скорее настороженно и прижавши уши озирающийся «как бы откуда-нибудь случайно не огрести».

— Согласен, нужно, — подтвердил Купцов. — Причем сокращать не только конкретные штатные единицы, но и целые подразделения. А именно — те из них, деятельность которых сводится исключительно к имитации деятельности и «решению вопросов». Но вот сокращение в отношении территориальных подразделений лично мне, мягко говоря, непонятно. Равно как пинки под зад таким, не побоюсь этого слова, выдающимся персонажам, как присутствующий здесь товарищ Петрухин.

— Спасибо, дружок. Будем считать, что прогиб засчитан, — с ухмылочкой отозвался Дмитрий. — Но, в принципе, да — есть такая буква в этом слове. Сколько я с разными территориалами в последнее время ни общался, везде — одно и то же. Народ пребывает в полнейшем неведении относительно того, кого и как будут сокращать. А уж за «почему», ему, народу, вообще думать боязно.

Зеленков допил второе пиво, взялся за третье и, как бы между прочим, но не без дальнего прицела, отвесил как бы комплимент:

— Если уж тебя, Митрий, из органов попросили, тогда вся эта реформа и в самом деле не имеет никакого смысла.

— Меня-то, в отличие от того же Лёньки, правильно, как ты говоришь, «попросили», — возразил Петрухин, хотя и заглотил лесть. — Вот только в данном случае не персонально в нас с Купчиной дело.

— А «персонально» в чем? Или в ком?

— Я не очень люблю всяких там диссидентствующих псевдоэстетов. Но сейчас, пожалуй, соглашусь с пиздоболом Бродским: «Трагедия — это когда гибнет не солист, а хор».

— Ни фига себе! — поразился Котька. — Помнится, при мне ты не то что Бродского — Чуковского не мог процитировать. Растешь, однако!

— Я бы на сей счет не обольщался, — пояснил Купцов. — Просто мы недавно одну мутную темку крутили, как раз непосредственно с творчеством Бродского связанную. Вот он и понахватался… Кстати, Дим, а с чего вдруг ты нобелевского лауреата таким нехорошим словом назвал?

— А потому что мы с вами сейчас сидим на том самом Васильевском острове, на который сей деятель манерных искусств обещал приползти умирать, а сам взял и «двинул кони» в Нью-Йорке… А вот интересно, а у них там, в Штатах, тоже в обязательном порядке участкового вызывают, если человек дома загнулся?

— Побойся Бога! Откуда в Нью-Йорке участковые?

— А я знаю?.. Ну, может, не участковые, а эти… как их… шерифы. Котька, ты не в курсе: есть в Штатах институт участковых инспекторов?

— Не, братцы, за Штаты врать не буду, не знаю. Но вот примерно полгода назад мотался я со своим шефом в командировку в Париж. И так уж получилось, что парочку раз бухал там с местными фликами.[4]

— Ух ты! Ну и как там оно, в Париже? — мечтательно заинтересовался общей мизансценой Купцов.

— Небось кальвадос изволили кушать? — завистливо заинтересовался частными деталями Петрухин.

— Да нет, всю поездку в основном местное винище пили, — начал с ответа на второй вопрос Котька. — Да и то без фанатизма. Они там, в европах своих, щас все сплошь поголовно малопьющие. Новый тренд у них такой.