Уже самое название — «Континент» — заявляло о панъевропейской коалиции:

Понятно, что единый фронт, основанный на подобных «незыблемых принципах», не смог продержаться долго. Не стоит удивляться и тому, что журнал, с самого начала занявший столь жесткую религиозно-политическую позицию, больше запомнился качеством прозы и поэзии, которые в нем публиковались, нежели своей традиционалистской и тенденциозной литературной критикой. Во многих номерах критический отдел и вовсе отсутствовал.

Уже к 1978 году стало ясно, что единство, провозглашавшееся в первых номерах «Континента», было мнимым. Синявский ушел из редколлегии и вместе со своей женой Марией Розановой основал журнал «Синтаксис». Новое издание было названо так же, как первый самиздатский литературный журнал, который в начале 1960-х годов выпускал Александр Гинзбург. Синявский печатался в «Синтаксисе» под своим настоящим именем и под псевдонимом Абрам Терц. Статьи, в которых он разрабатывал собственную концепцию литературного творчества, обычно были подписаны его именем, а глубоко прочувствованные эссе об эмигрантской культурной политике — чаще именем Терца[1691]. Кроме того, Синявский публиковал свои литературоведческие работы в издательстве «Синтаксис» (последним, как и одноименным журналом, управляла Розанова). Журнал задумывался как площадка для высказываний самого Синявского (нечто вроде «Дневника писателя» Достоевского). Однако с самого начала и в нем, и в издательстве печатались также те, кто чувствовал, что не принадлежит к мейнстриму, не приемлет движения к реализму, сдобренному идеологией, и/или к националистической риторике — будь то писатели эмиграции или метрополии. Среди авторов «Синтаксиса» были такие значительные эмигрантские критики, как Ефим Эткинд, Игорь Голомшток, Вайль и Генис, Борис Гройс[1692].

В бурной полемике между «Континентом» и «Синтаксисом» обнаружилось фундаментальное противоречие между концепцией литературы и литературного языка, разработанной Синявским и его единомышленниками, и реалистической эстетикой, культивировавшейся не только в Советском Союзе (под знаменами социалистического реализма), но и в эмигрантском мейнстриме, сосредоточенном вокруг максимовского «Континента» и последователей Александра Солженицына. Жесткая дискуссия, формально литературная (между прогрессистами и традиционалистами), но с неизбежным политическим подтекстом, развернулась вокруг положения, выдвинутого частью сторонников Максимова и Солженицына, о неразрывной связи между языком, личностью и нацией. В год основания «Синтаксиса» вышли в свет «Прогулки с Пушкиным» Синявского, из-за которых разразился острый этико-эстетический конфликт.

Несомненно, Синявский-Терц — самый значительный литературный критик в эмиграции третьей волны. В критических работах, опубликованных в Советском Союзе, он уже расширил границы дозволенного официальной культурой, но все-таки был вынужден подчиняться правилам установленного критического дискурса.

В эмиграции же, будучи свободным от ограничений цензуры, Синявский развивал трансгрессивный подход к литературе; этот подход намечен в тамиздатских текстах, опубликованных под псевдонимом Абрам Терц, и в произведениях, написанных Синявским в заключении: «Прогулки с Пушкиным» и «В тени Гоголя». Все они размещаются на территории, названной Синявским «фантастическим литературоведением», к которому можно отнести его важнейшие эмигрантские эссе о литературе. Это понятие отсылает к «искусству фантасмагорическому, с гипотезами вместо цели»; о нем шла речь в первой тамиздатской статье Абрама Терца — «Что такое социалистический реализм». А поскольку книги о Пушкине и Гоголе в определенном смысле эмигрировали вместе с Синявским, появились в печати лишь на Западе и стали, таким образом, частью его эмигрантского творчества, мы считаем важным включить и их в наше рассмотрение.

Как большинство работ Синявского, «Прогулки с Пушкиным» и «В тени Гоголя» размывают границу между литературой и металитературой. Вслед за Якобсоном можно сказать, что тексты, написанные о литературе, обыкновенно метонимичны, тогда как основной массив постреалистической литературы — и поэзии, и прозы — опирается на метафорику. Книги Синявского о Пушкине и Гоголе полностью построены на игре метафор, а не на традиционных литературоведческих «смежных» условностях. Синявский пишет, следуя логике метафорической ассоциации, и использует трансгрессивную по существу стратегию, чтобы очистить как «отцов» русской литературы, так и их читателей от бессмысленных клише официозного литературоведения.

Книги Синявского, написанные и изданные в эмиграции, составлены им и Марией Розановой из лекций, прочитанных автором в Сорбонне. Если задача лагерных текстов — освободить мифических основателей русской литературы от гнетущего груза их канонического статуса, то книга «„Опавшие листья“ В. В. Розанова» (подписанная, что характерно, именем почтенного профессора Синявского, а не ренегата Абрама Терца) является яркой апологией одного из самых эксцентричных сыновей русского модернизма. Во фрагментарных, афористичных, противоречивых текстах Розанова Синявский словно находит предвестие своего собственного трансгрессивного подхода к литературе. С другой стороны, в книге «Иван-дурак: Очерк русской народной веры» (1991) Синявский (опять-таки под своим настоящим именем) излагает теорию архетипического характера русской фольклорной сказки. Здесь он вновь затрагивает тему отношений жизни и искусства, волшебной силы слова.

В эмиграции Синявский напечатал также (в основном в «Синтаксисе») несколько принципиально важных статей о литературе; некоторые — под псевдонимом Терц. Эти статьи, до сих пор не оцененные по достоинству, образуют единое целое, усиливая различные аспекты больших критических работ Синявского. Две из них особенно важны; их, к тому же, любопытно рассмотреть в контексте весьма нечетких границ между литературой и политикой, которые существовали в умах эмигрантов третьей волны. Так вышло, что вся жизнь Синявского в эмиграции заключена между этими двумя работами — первой из опубликованных в изгнании и последней прижизненной.

Первая большая критическая работа Синявского в эмиграции — «Литературный процесс в России» — появилась в дебютном номере «Континента», вскоре после отъезда автора из СССР. Хотя и удостоившаяся меньшего внимания, чем первый тамиздат Синявского («Что такое социалистический реализм»), она не уступает ему ни по остроте анализа, ни по степени важности в истории русской литературно-критической мысли. Синявский опубликовал эту статью под именем Терца, позаимствованным у легендарного вора-еврея из Одессы. После того как автор эмигрировал во Францию, псевдоним перестал служить ему маской, но превратился в своего рода знак отстаиваемой эстетической позиции. Синявский не только выстроил статью «Литературный процесс в России» вокруг метафор «писатель — преступник» и «писатель — еврей», но и впервые заговорил о том, что для его концепции литературного процесса эти метафоры — ключевые. Исходя из того, что всякая подлинная литература преступна и находится под запретом, Синявский-Терц развивал метафору писателя-парии, козла отпущения, виновного во всех напастях России: