Нам не терпится узнать, что же произошло с дирижаблем в последующие дни. Мастерских перелистывает несколько страниц, внимательно всматриваясь в кривые барических давлений, и неторопливо продолжает:

— В следующие двое суток направление ветров в Арктическом бассейне изменилось. И «виноват» в этом все тот же циклон. Обратите внимание: он продолжал свой путь на восток, и 26 мая его центр оказался уже юго-восточнее Шпицбергена. А еще сутки спустя подобрался уже к Новой Земле. Южный ветер в приполярной области между Гренландией и Шпицбергеном сменяется восточным, а потом северо-восточным. И если 26 мая его скорость составляла примерно 40 километров в час на высоте 1—2 километра — именно там мог дрейфовать дирижабль, то сутки спустя он ослабевает до 20 километров в час.

Теперь мы располагали вероятной картой ветров, по которой можно было прогнозировать варианты движения свободного аэростатического тела — им стал неуправляемый дирижабль.

«Запустили» воздушный корабль от места катастрофы. Двигаясь по сложной траектории вдоль линий изобар последовательными курсами северо-северо-запад, запад, юго-запад, «Италия» к вечеру 27 мая должна была закономерно оказаться над ледниковым щитом Гренландии. В одном из «затерянных миров» планеты.

А мог ли дирижабль продержаться в воздухе более двух суток? Да, в истории воздухоплавания немало подобных путешествий. О некоторых из них рассказано в очерке «Гибель дирижабля «Диксмюде»».

А теперь мысленно перенесемся на борт «Италии», медленно уплывающей все дальше и дальше на север. В тот момент, когда корабль жестко коснулся ледяной поверхности, внутри его корпуса свободно могли перемещаться только механик Ардуино и такелажник Алессандрини. Журналист Уго Лаго и профессор Понтремолли пострадали, должно быть, больше всех: они отдыхали в проходе на корме дирижабля, принявшей на себя первый удар. Мотористы Чокка и Каратти несли вахту на боковых моторах и отделались, возможно, лишь испугом и ушибами. Может быть, кто-нибудь из них и выбросил, как предполагал Нобиле, канистру с бензином, которая, разбившись о лед, воспламенилась.

Как и океан, белое безмолвие Арктики подолгу хранит свои тайны. Лежат где-нибудь в центре Гренландии искореженные обломки «Италии», уходя все глубже и глубже в многовековой лед, а ледяной ветер переворачивает листы дневника Уго Лаго, где поведано о судьбе дирижабля и его экипаже.

...На крутом берегу пролива Превен, отделяющего полярный остров Диксон от материка, стоит базальтовый обелиск. Короткое арктическое лето. Холодный ветер с Карского моря перебирает яркие цветы у подножия одинокой могилы. На мраморной доске выбита надпись: «П. Тессем. Норвежский моряк, член экспедиции моторной шхуны «Мод», погиб в 1920 году». Никто не узнает, что пришлось испытать этому человеку, прошедшему тяжелейший путь и встретившему смерть совсем близко от цели. Но почти полвека у историков Арктики не было сомнений, пожалуй, в одном: кто именно похоронен под базальтовой глыбой...

Мы не случайно вновь вернулись к давнишней истории полярной экспедиции известного норвежского исследователя Р. Амундсена на судне «Мод» и загадочной гибели зимой 1919 года его спутников — Петера Тессема и Пауля Кнутсена: совсем недавно советским специалистам удалось приоткрыть завесу над этой многолетней тайной. Прежде чем рассказать об этом уникальном расследовании, напомним читателям о событиях путешествия Тессема и Кнутсена.

Итак, осень 1919 года. Северная оконечность Таймырского полуострова. Вот уже год зимует шхуна «Мод» в укромной бухте недалеко от мыса Челюскин. Участники экспедиции (есть среди них и наш соотечественник Геннадий Олонкин) ждут не дождутся, когда вскроются наконец льды и они отправятся дальше на восток. Там судно ляжет в ледовый дрейф, как в свое время нансеновский «Фрам», и льды понесут его к Северному полюсу[94].

Правда, продолжат многолетний путь не все члены экипажа: судовой плотник Петер Тессем и штурман Пауль Кнутсен — два бывалых полярника — покидают своих товарищей. Вместе с почтой и научными материалами предстоит им вернуться на родину. Так решил Амундсен.

Сорокачетырехлетний Тессем был опытным моряком и полярником. Отличился в экспедиции Антони Фиалы к Северному полюсу в 1903 — 1905 годах. За выдержку и бесстрашие был награжден именными часами.

Пауль Кнутсен был моложе Тессема почти на четырнадцать лет. С юности плавал на промысловых судах. Потом окончил штурманское училище и в 1915 году отправился на «Эклипсе» на поиски пропавших без вести русских экспедиций В. Русанова и Г. Брусилова.

«...Тессем страдал головными болями, — напишет лишь спустя семь лет, объясняя свое решение, Амундсен, — и очень хотел вернуться на родину. Поэтому я, не задумываясь, отпустил его и также не возражал, когда Кнутсен изъявил желание сопровождать Тессема. Я даже обрадовался этой возможности отправить почту» (курсив наш. — Авт.). Чрезвычайно важное, как выяснится в дальнейшем, свидетельство о состоянии здоровья Тессема! Да и Кнутсен, оказывается, во время зимовки перенес очень опасное в экстремальных арктических условиях заболевание — воспаление почек.

После долгих размышлений Амундсен решил направить Тессема и Кнутсена на собачьей упряжке вдоль совершенно безлюдного в те времена западного побережья Таймыра к радиостанции на острове Диксон. Этот путь представлялся ему наилучшим. На побережье имелось несколько продовольственных складов, один из которых, на мысе Вильда, — примерно на полпути к Диксону — закладывал в свое время Кнутсен. Кроме того, он немного говорил по-русски и был знаком с окрестностями Диксона. На тамошней радиостанции Тессем как старший в группе должен был отправить телеграмму о положении экспедиции, а затем продолжить путь к поселку Дудинка.

12 сентября 1919 года «Мод» покинула свою тихую гавань, а Тессем с Кнутсеном остались на берегу, сложили из сланцевых плит хижину и почти месяц прожили в ней, поджидая, когда станет прибрежный лед. Спустя пятнадцать лет в этом домике побывали советские зимовщики с мыса Челюскин. Внутри все было в образцовом порядке. Консервы и инструменты прекрасно сохранились. Среди вещей нашли визитную карточку Кнутсена и записку, датированную 15 октября 1919 года. В ней два норвежца сообщали: «...мы намерены сегодня уйти в порт Диксон. У нас все в порядке, уходим с запасом пищи для себя и собак на 15 дней».

Тессему и Кнутсену предстоял нелегкий и опасный путь в 1000 километров в самый разгар полярной ночи. В это время только свет луны порой разрывает непроглядную тьму, морозы достигают 40°, а долгие пурги принуждают путников неделями не покидать своих убежищ. Двигаться норвежцам предстояло вдоль кромки берега от мыса к мысу без точных карт, полагаясь на интуицию и опыт.

Весной 1920 года Амундсену удалось связаться с Норвегией, но там, как и на Диксоне, ничего не слышали о его спутниках. Стало очевидно, что с Тессемом и Кнутсеном случилось несчастье...

Пропавших норвежцев безуспешно пытались искать сразу же по горячим следам—летом того же 1920 года. Больше повезло спустя год специальной экспедиции, организованной Советским правительством, несмотря на труднейшее положение страны после только что закончившейся гражданской войны, которую возглавлял опытный охотник и первопроходец Таймыра Никифор Бегичев[95]. Он нашел на мысе Вильда записку Тессема и Кнутсена. «Прибыли сюда 10 ноября, — сообщали путники. — Мы нашли склад в разбросанном состоянии... У нас все в порядке, мы собираемся уходить в порт Диксон сегодня...» Правда, записка эта судьбу Тессема и Кнутсена не прояснила. Они, как выяснилось, живыми и здоровыми добрались до мыса, пополнили свои запасы на 20 дней и 15 ноября продолжили свой нелегкий путь. Тогда многим представлялось, что выяснить что-либо большее вряд ли удастся.