Ошеломляющее признание!

Тем более запись в дневнике Беннетта иная: «...мы находились в полете восемь часов тридцать минут. В это время ко мне подошел Бэрд и крепко пожал мне руку... Я понял, что мы достигли наконец Северного полюса... Из-за рева моторов нельзя было разговаривать. Мы ничего не сбросили вниз на лед, так как Пири в свое время водрузил здесь флаг»[60].

Чему же верить?

Записи Беннетта, сделанной сразу по горячим следам, или реконструированному много лет спустя разговору с человеком, который в те далекие времена, по собственному утверждению, неважно владел английским.

В книге Бальхена ночного «признания» Флойда Беннетта нет. Но Монтегю утверждает, что в первоначальной редакции рукописи книги этот разговор приведен.

Опять же предположим, что это «признание» и было в черновике книги Бальхена. Но мотивы, по которым припомнились слова, якобы сказанные давно умершим человеком, может быть, даже другом, в данном случае весьма сомнительны.

...Успех северополярного полета давал предпосылки к расширению высокоширотных исследований. К тому же никто еще по воздуху не достиг Южного полюса. И Бэрд подбирает людей. Идеальным первым помощником он считает Беннетта.

Познакомились Бэрд и Беннетт далеко от Арктики, во Флориде, приблизительно в 1917 году. Исполнительный, простой, если не сказать простоватый, стандартный американский парень Беннетт приглянулся Бэрду. Оба они служили на военной базе. Через восемь лет Беннетт уже был первым пилотом в летном отряде Бэрда в Гренландской экспедиции Мак-Миллана. Вполне естественно, что, когда Бэрд готовился к полету на полюс, выбор пал на Беннетта. Предположим, шевельнулась к тому же у честолюбивого Бэрда мысль, что унтер-офицер не сможет ни при каких обстоятельствах претендовать на значительную долю славы и приоритета.

Впрочем, Беннетт не остался в тени славы. Как и Бэрд, он награжден специальной золотой медалью Географического общества, высшим американским орденом — Почетным орденом конгресса и тем самым возведен в ранг национального героя. Ему было за что поддерживать Бэрда и держать язык за зубами, если даже они и совершили в полете к полюсу что-то такое, что было бы нежелательно предавать огласке.

Видимо, Бэрд любил Беннетта искренне. Наверное, была между этими разными людьми большая дружба, которую стыдятся доверять прессе. Уж не был Бэрд насквозь ледяным. А Беннетт вот умер... И последними его словами была просьба к Бальхену: что бы ни случилось, тот непременно должен лететь на Южный полюс вместе с Бэрдом.

Более десятка лет совместной работы связывали Бэрда и Беннетта. Неспроста флагманский самолет южнополярной экспедиции назван именем покойного. И портрет его висит в рабочей каюте шефа на антарктической станции Литтл Америка. И камень с могилы сброшен над Южным полюсом. И многократные упоминания в дневниках.

Не представлял ли Бэрд характер молодого лейтенанта похожим на характер покойного друга? Но Бальхен был вообще иным. Другая натура. Ему бы самому руководить, а не подчиняться. Назревал поединок характеров...

На пути к берегам Антарктики Бэрд был прямо-таки холоден с Бальхеном, и тот терялся в догадках. Собственно говоря, почему его, одного из самых молодых авиаторов, шеф назначил начальником летного отряда вместо покойного Беннетта? Есть другие достойные ребята. Скажем, Дин Смит, взятый с линии Южной почты. Знаменитой Южной почты. Линии, на которой из тридцати двух пилотов за короткое время погибло двадцать восемь.

Но Бальхен не знал, что быть начальником летного отряда еще не значило лететь на Южный полюс. Право выбора пилота шеф оставил за собой. Скорее всего это будет американец. Да и Бэрд недвусмысленно намекает каждому из янки, что выбор падет на него.

Событиям же свойственно развиваться непланируемыми путями. Незадолго перед броском на Южный полюс, во время одного из полетов в глубь Антарктики для устройства промежуточной базы, Бэрд и его американский экипаж сделали вынужденную посадку[61]. Кончился бензин: вовремя не заметили течь. Бэрд явно недоволен. Нерасторопность летчиков чуть не привела к потере основного самолета. Мог сорваться полет к Южному полюсу!

Не вдаваясь в подробности, скажем: Бальхен опять сумел проявить свои познания и сообразительность. Он прилетел на легком одномоторном самолете, выручил шефа. И тому пришлось подавить растущую неприязнь к самостоятельному неподвластному норвежцу и во имя здравого смысла назначить первым пилотом для полета на Южный полюс именно его. А — не из тех лихих ребят, двадцать восемь которых из тридцати двух погибли. Да вот и его самого по небрежности чуть не прикончили.

И — тоже не совсем складно. Ведь к лаврам Амундсена, покорившего Южный полюс на собачьих упряжках, добавляются лавры и этого норвежца. На американских крыльях. Как отреагирует американское общественное мнение?

А вот как.

Самый неприятный сюрприз ожидал Бальхена по возвращении в Штаты. Его не только не включили в число щедро награжденных участников американской экспедиции, но, более того, полиция нашла какую-то придирку в мелком нарушении иммиграционного закона и предъявила ордер на арест.

Разразился скандал. И чтобы его замять, Бальхену спешно дают американское, и теперь уже не временное, гражданство.

После Антарктики пути Бальхена и Бэрда разошлись. Норвежец продолжает служить в военно-воздушных силах, становится одним из крупных консультантов НАТО по Скандинавии и Арктике. Бэрд занимается Антарктикой.

Так вроде бы закончился негласный спор скандинавов и американцев о праве на воздушное покорение Северного полюса. Хотя Амундсен в 1926 году по-рыцарски позволил Бэрду себя опередить. И, по правде говоря, тем самым и вызвал взрыв скептицизма в скандинавской прессе.

Но поединок характеров не закончился: шрамы обиды не исчезают. Много лет спустя командиру одной из крупных арктических экспедиций американских ВВС, базирующихся в Гренландии, полковнику Бальхену после его вообще-то вполне обычного полета в глубь Арктики с залетом на полюс сержант аэродромной команды скажет:

— Сэр, а вы первый человек, побывавший над двумя полюсами?

— Как так? — удивился Бальхен.

— Да ребята болтают разное про адмирала...

И всколыхнется старое...

Они не встречались много лет. И вот оба приглашены на торжества по случаю пятидесятилетия первого полета братьев Райт.

Казалось, все былое быльем поросло. Адмиралу под семьдесят, и полковнику за пятьдесят. Им обняться бы, хлопнуть друг друга по плечу: «О’кей, старина! Все о’кей!»

Субординация, правда, не позволяет Бальхену это сделать первым. Медлит и Бэрд. Впрочем, вежливыми рукопожатиями они уже обменялись. Наконец адмирал приглашает полковника отойти в сторону. Он хочет что-то сказать. Бальхен торжествует. Неужели признание! Да, и будет снята натянутость их отношений. В конце концов имеет ли значение теперь тот давний полет? Черт с ним!

Но адмирал «срывается». Говорит грубости. Их ссору слышат журналисты. Опять сенсация. Сцепились герои!

Можно понять и адмирала. Честолюбивый, властный, он болезненно переживал то, что слава его неумолимо уходила в тень. Ну были еще экспедиции в Антарктику. Даже грандиозные, но ничего ошеломляющего они не принесли. Расширялась и углублялась сторона научная, спортивное рекордсменство закономерно отступало. И молодые ученые, оказывая номинальное уважение стареющему адмиралу, все же начинали его считать неким анахронизмом. И действительно, эпоха героических земных перелетов минула. Человечество стояло на пороге космической эры.

А тут еще прилипчивые обвинения — и над Северным полюсом-де не был. И своенравный скептик полковник Бальхен, сидящий там, в Гренландии, на военной базе и, судя по всему, преуспевающий, наверное, сплетничает. Ведь это миф, что скандинавы молчаливы.

Это была последняя их встреча. Спустя три года, в 1957 году, адмирал, увенчанный всеми возможными наградами, степенями и званиями, умирает.