И теперь, когда она льнула к нему всем телом, Себастьян едва мог дышать, продолжая свои медленные ласки. Он не мог ни о чем думать, кроме ее томных вздохов и жгучих потребностей собственного тела, готового взорваться. Ему отчаянно хотелось двигаться, но он сдерживался, не доверяя себе. Его член стал твердым, как камень. «Я могу это, – повторял он про себя, – могу привести Абигайль к завершению, обуздав собственные нужды…»

Абигайль запрокинула голову, впившись пальцами в его шею и прерывисто дыша. Себастьян усилил давление, совершая круговые движения над тем местом, которое заставляло ее тело содрогаться, пока она не издала потрясенный возглас, превратившийся в долгий вздох облегчения.

Оглушенный ударами собственного сердца, он боролся с порывом задрать ее юбки и ощутить, какая она влажная, податливая и готовая к вторжению, какая она тесная, обжигающая и… девственная.

Себастьян крепко зажмурился, гоня прочь предательские мысли. Он был наполовину распростерт на ней, ее рука все еще обвивала его шею, ноги сплелись с его ногами, зажав его руку между бедрами. Он мог поклясться, что все еще ощущает под пальцами пульсацию, сопровождавшую ее высвобождение. Если бы он повернул голову хоть на дюйм, его губы коснулись бы ее груди. Даже ее вздымающаяся грудь была опасна для его изрядно ослабевшего чувства чести. С огромным сожалением Себастьян отстранился от Абигайль и лег рядом.

– Что заставило вас изменить свое мнение? – прошептала она севшим голосом. – Относительно меня?

Себастьян сел, скрипнув зубами. Его член все еще оставался таким твердым, что было больно двигаться.

– Никогда не изменял своего мнения о вас.

– Я имею в виду встречи со мной, – поправилась Абигайль. – Вы поклялись, что будете сторониться леса, чтобы случайно не встретиться со мной, и пожелали мне удачи в поисках грота. Вы отказались нанести визит в наш дом, заявив, что у нас нет ничего общего. Но вы прислали мне книгу и встретились сегодня со мной.

Он помедлил, глядя на нее, лежащую в чувственном самозабвении на потертом ковре и подушках, которые он принес из Монтроуз-Хилла.

– Я хотел убедиться, что мое предложение мира принято.

По лицу Абигайль скользнула тень.

– О! – только и произнесла она.

Себастьян пожалел о своем уклончивом ответе. Он схватил руку Абигайль и поднес к губам. Даже это невинное прикосновение заставило его член вновь восстать.

– Мне хотелось увидеть вас снова, пусть даже я этого не заслужил. Вам следовало отказаться, учитывая, как безобразно я себя вел в прошлый раз, но вот вы здесь. Я могу только повторить то, что уже говорил: вы редкая женщина, мисс Уэстон, и я не могу держаться вдали от вас.

Абигайль улыбнулась, и вокруг, казалось, стало светлей.

– Я знала, что вы это не всерьез.

Себастьян иронически усмехнулся. Он говорил более чем серьезно. Он так привык к одиночеству, всеми гонимый и презираемый, что забыл, каково это – иметь друга. Но Абигайль, вдруг понял он, была именно другом. Человеком, с которым ему легко, которого волнуют его мысли и чувства. Кто говорит в его защиту, вместо того чтобы шарахаться от него.

Но Абигайль также была гораздо большим. Желание заняться с ней любовью по-прежнему пульсировало в крови Себастьяна, ничуть не ослабев. Он перевернул руку Абигайль, поглаживая ладонь большим пальцем.

– Никто в Ричмонде не простил бы мое чудовищное поведение.

– Неужели вам никогда не хотелось изменить мнение людей?

Себастьян повернулся к ней, опираясь на вытянутую руку.

– Людей, которые верят, что я убил своего отца? Нет. Мне безразлично, что они думают. – Он поднес ее руку к губам и поцеловал в ладонь. – Но мне не все равно, что думаете вы.

Абигайль подняла глаза к потолку.

– Я думаю, что этот грот – самое восхитительное место в Ричмонде.

Себастьян улыбнулся. В его представлении любое место, где находилась она, было бы таким же восхитительным, как эта пещера.

– Не могу не согласиться.

Полдень, проведенный в гроте, уничтожил последние сомнения, которые еще оставались у Абигайль: она совершенно очарована Себастьяном Вейном.

Весь ее гнев по поводу того, как он вел себя раньше, рассеялся – не только из-за способа, которым он преподнес ей книгу своей матери, но и потому, что он расчистил подступы к гроту, даже не будучи уверенным, что она придет. Когда он рассказывал о своем отце, который медленно сходил с ума, прежде чем однажды ночью исчезнуть, а он был не в состоянии спасти его, Абигайль хотелось заткнуть уши. Как ужасно со стороны местной публики называть убийцей молодого человека, серьезно раненного на войне, столкнувшегося с потерей отца, крушением своих надежд и страдающего от увечья. Неудивительно, что мистер Вейн стал избегать соседей, считающих его злодеем.

Но Абигайль знала, что это неправда. Она отказывалась верить безосновательным предположениям окружающих и была достаточно возмущена их жестокостью, чтобы хотеть доказать, что они ошибаются.

– А почему мы не устроили обед для соседей? – поинтересовалась она на следующий день, сидя в гостиной с матерью и сестрой.

– Что ты имеешь в виду, Эбби? Мы давали бал всего лишь месяц назад и организовали пикник на прошлой неделе, – удивленно отозвалась миссис Уэстон. – Конечно, всегда приятно принимать гостей…

– Вот именно. И мы едва знакомы с ближайшим соседом, – сказала Абигайль, проигнорировав приподнятые брови сестры. – Разве нам не следует пригласить мистера Вейна? Если бы не он, Майло до сих пор блуждал бы по лесу, голодный и одичавший.

– Голодный и одичавший! – улыбнулась миссис Уэстон. – Что у тебя за манера выражаться, дорогая? Уверена, Джеймс нашел бы его, если бы там не оказалось мистера Вейна.

– Но мистер Вейн был там и действительно спас Майло, – возразила Абигайль.

– И я поблагодарила его, когда он был у нас с визитом, – ответила мать мягко, но твердо. – Не думаю, что он придет на обед. Твой отец говорит, что он замкнутый человек, который предпочитает держаться в одиночку.

– Тем более не будет вреда, если он не придет, – заметила Пенелопа. – Ты выполнишь долг вежливости, не приложив никаких усилий. К тому же на обед не нужно зазывать весь Ричмонд, как на бал.

– Конечно, – подхватила Абигайль, благодарная сестре. – Что плохого, если мы пошлем приглашение?

Миссис Уэстон откинулась на диване, устремив на нее острый взгляд и рассеянно поглаживая Майло.

– Зачем тебе это понадобилось, Абигайль?

– В знак благодарности, мама!

Мать ничего не сказала, но выражение ее лица оставалось подозрительным. Абигайль постаралась скрыть смущение, но поняла, что потерпела неудачу, когда ее мать сказала:

– Пенелопа, ты не могла бы сходить наверх и принести мою шкатулку для вышивания.

– О, она здесь, мама, на столе, – отозвалась та.

– Тогда поднимись наверх и найди моток голубого шелка.

– Я позвоню Марии, чтобы она принесла.

– Пенелопа, – сказала мать со стальными нотками в голосе, – сходи за ним сама.

Пенелопа раздосадованно поморщилась, недовольная, что ее выставляют из комнаты. Она неохотно встала, бросив на диван дамский журнал, который листала.

– Где он, мама?

– Не знаю, тебе придется поискать. – Миссис Уэстон отвела свой проницательный взгляд от Абигайль, устремив его на свою младшую дочь. – Иди, Пенелопа.

Пенелопа вышла, волоча за собой ноги.

Мать спустила на пол Майло и поманила Абигайль пальцем.

Сердце Абигайль упало. Она встала, так же медленно и неохотно, как сестра, и пересела на диван, к матери.

– Откуда такой интерес к мистеру Вейну? – прямо спросила та.

Абигайль взмолилась, чтобы не покраснеть.

– Мы соседи, мама. – Глаза матери сузились. – И, возможно, чуть больше, – добавила она, зная, что признание выглядит более искренним, если оно делается быстро и охотно.

– Насколько больше?

Щеки Абигайль вспыхнули, однако она не отвела глаза, сцепив пальцы на коленях, чтобы скрыть нервозность.