Однако в наше время человек перестал жить по велению природы. Благодаря современной медицине мы продлеваем жизнь любому индивиду, какими бы недугами он ни страдал.

В наше время выживают все — люди с пониженным зрением и ослабленным слухом (сорок тысяч лет назад звери давно бы пировали на их костях), люди с врожденными пороками сердца и почек (сорок тысяч лет назад они умерли бы, едва родившись), люди, наделенные самыми причудливыми наследственными болезнями (сорок тысяч лет назад природа истребляла их гены, как иной хозяин — сорняки). Итак, в далеком прошлом все эти больные немедленно бы погибли. В наше время их дефекты становятся частью общего достояния, частью генофонда человечества.

Все это хорошо — для конкретного человека с его проблемами, но последствия для всего нашего общества могут быть самыми серьезными. «С биологической точки зрения мы достигли предела», — такой суровый приговор вынес известный американский биолог Стивен Д. Гулд. Когда-то естественный отбор осуществлялся прежде всего за счет детской смертности. По оценке Ханса-Юргена Мюллера-Бека, «в каменном веке смертность среди грудных детей была невероятно высока. Выживал, быть может, только каждый четвертый ребенок». Теперь уровень детской смертности практически сведен на нет. Когда-то природа вознаграждала здоровыми, живучими детьми лучших представителей вида. Теперь — стараниями медиков — любой из нас, как ни цинично это звучит, способен родить (и выходить!) заморенного, недоношенного ребенка. Прежняя — жестокая — справедливость Природы потеснена человеческой справедливостью. Надолго ли?

Цивилизация зародилась, чтобы помочь людям выжить. В наше «прогрессивное» время она стала сдерживать, тормозить их дальнейшее развитие. Даже если в каком-нибудь уголке Земли возникнет неожиданная мутация — появятся люди, наделенные «сверхмозгом», своего рода прообраз грядущих Homo futurus, — то не успеем мы даже призадуматься: «Камо грядеши, человече?», как гены этих немногочисленных «сверхлюдей» моментально распылятся в «общем котле» — в этом весьма засоренном генофонде человечества. Люди будущего быстро сойдут на нет, исчезнут, словно струйка дождевой воды, пробежавшая по пустыне.

Изоляция — еще один важнейший движитель эволюции — давно уже сделалась невозможной. Уже неоткуда ждать «отборного семени». Все замутилось, перемешалось, равномерно распределилось. Нигде на Земле не осталось тех блаженных уголков, где люди могли бы исподволь развиваться вдали от остального человечества. «Разве что, ради спасения человеческой расы, остается основать где-нибудь в Космосе колонию и прекратить с ней всякое сообщение», — фантазировал Стивен Д. Гулд. На практике совершается обратное: мы врываемся в жизнь индейцев Амазонки или аборигенов Борнео — последних народов, живших в полном уединении, — и насильно втягиваем их в цивилизацию, обрекая все крупицы человечества на единую судьбу.

Человечество вырождается? Люди превращаются в неженок, вечно страдающих от стрессов и повышенного кровяного давления, вечно живущих от одной инъекции инсулина до другой таблетки валидола? Цивилизация защитила людей от Природы, Цивилизация — словно коварный, искусительный змей — задушила людей в своих объятиях? Стирая, стирая…

Как свидетельствуют результаты раскопок на берегу Генисаретского озера, обнародованные в 2004 году, неолитическая революция началась значительно раньше, чем считалось.

Два миллиона лет люди бродили по лесам и степям в поисках случайной добычи. Гордон Чайлд назвал образ жизни первобытного человека «паразитическим». Как часто человек был жертвой Природы, а не ее соперником!

Лишь в последние десять тысяч лет люди научились отвечать Природе ударом на удар. Вечные капризы погоды им надоели. Они перестали ждать милости от неведомых стихийных сил и сами заботились теперь о своем пропитании. Так началась неолитическая революция, как окрестил эту эпоху Гордон Чайлд. Это было время, когда «человек перешел от сбора и добычи продуктов питания к их производству», то есть начал намеренно менять окружавший его мир, возделывая полезные растения и выращивая домашних животных.

Прологом к этой главной экономической революции древности стало научное открытие. Люди приметили, что там, где они ссыпали собранные ими съедобные зерна, по прошествии нескольких месяцев из земли пробивались ростки с теми же самыми зернами, — хотя прежде эти вкусные растения не встречались здесь, а росли «за той далекой горной грядой».

Стало понятно: если бросить в землю зерно — похоронить его, присыпать горсткой праха, как присыпают останки умершего человека, — то зерно не погибнет, а обретет новую жизнь, оно прорастет через несколько недель или месяцев (может быть, и человек по прошествии нескольких лет и десятилетий тоже поднимется из земли, куда был погребен?). Чтобы собрать пригоршню зерна на исходе лета, нужно кинуть в землю весной зерно. Так человек научился возделывать землю, повелевать землей, получая от нее столько пищи, сколько ему надо было.

Пища в обмен на труд. Хозяйствовать, а не искать, жить оседло, а не скитаться — вот под какими девизами торжествовала неолитическая революция. Охотники и собиратели, — в этих ипостасях мало чем отличавшиеся от животных, — превратились в культурных хозяев — земледельцев и скотоводов, разительно не похожих на животных.

Когда-когда это произошло? И где?

Десять тысяч лет назад на Ближнем Востоке, на землях «благословенного полумесяца» — вытянувшейся в виде дуги территории, включавшей Палестину и Северную Сирию; она простиралась от Египта до Анатолии. Здесь в достатке было речной и грунтовой воды, здесь часто проливались обильные дожди. «Полумесяц» изобиловал растениями и деревьями, приносившими плоды. Здесь росли виноград и груши, яблони и гранаты, грецкие орехи и инжир. Десять тысяч лет назад здесь не было недостатка в пище, и недавние охотники вели оседлый образ жизни, собирая еще и урожай с полей — ячмень, чечевицу, горох…

В 1997 году в одной из мексиканских пещер археологи обнаружили пригоршню тыквенных зерен, — очевидно, остатки возделываемых растений. Их возраст составлял около 10 тысяч лет. В это же время, как выяснилось, тыкву начинают возделывать и на территории современного Эквадора.

Значит, древние американцы занялись земледелием почти на четыре тысячи лет раньше, чем считалось? Занялись в то же время, что и на Ближнем Востоке? Что это, случайное совпадение? А может быть, в году 8000 до Рождества Христова состоялся слет делегаций Ближнего Востока, Америки и, например, Китая, где земледелием тоже занялись достаточно рано? Или те, и другие, и третьи лишь продолжали вековую традицию, бытовавшую с незапамятных времен — с тех времен, когда их предки жили, может быть, по соседству?

Открытие, сделанное недавно, уводит в те незапамятные времена. В 2004 году американские и израильские археологи обнародовали результаты раскопок в библейском краю, на юго-западном берегу Генисаретского озера.

Остатки древнего поселения — исследователи назвали его Ohalo — некогда были затоплены водами озера и все это время оставались под водой. Лишь полтора десятилетия назад, когда уровень воды в озере после длительной засухи упал на четыре метра, место, где когда-то стояло поселение, вновь показалось из-под воды.

Среди находок, сделанных археологами в прибрежном иле, — там были бисеринки, каменные орудия, кости газели, украшенные процарапанным узором, древнейший в мире травяной матрас (двухслойный, длина — 4,5 метра), — наибольший интерес ученых вызвали остатки растений, найденные здесь: множество зерен пшеницы и ячменя, следы малины, фиг и миндаля…

Датировка находок обернулась сенсацией. Оказывается, 23 тысячи лет назад, задолго до того, как люди стали заниматься земледелием, меню жителей поселения состояло в основном из растительно-зерновой пищи. До сих пор преобладало мнение, что люди того времени питались главным образом мясом животных, добытых на охоте, и лишь позднее стали включать в рацион такие растительные продукты, как дикие оливки, миндаль, фисташки. Однако данная находка свидетельствует, что люди начали употреблять в пищу семена злаковых растений на 10 тысяч лет раньше, чем предполагалось.