В одном управлении мне под ба-альшим секретом помните, как в детские времена: «Только из моих рук!») позволили посмотреть очередное указание Миннефтепрома. Главная рекомендация этого строго засекреченного документа была известна самому отпетому двоечнику нефтяного техникума — необходимо, указывало министерство, вести работы по обустройству месторождения. Приятно, конечно, что эта мысль наконец-то дошла до министерства; долгие годы оно, кроме тонн и метров, и слушать ни о чем не желало... Нынешние беды Самотлора не столь уж внезапны: обустройство этого прославленного месторождения, в конечном счете, та же бессмертная времянка, не сбалансированная с ростом добычи, не обеспечивающая ее стабильность.
Пока гремели фанфары, об этом старались не думать или думали слишком мало, а теперь... Теперь судорожным рывком дела не поправишь, работа предстоит мучительная и не сулящая лавров.
Генеральный директор объединения «Красноленинскнефтегаз» Борис Иса-оглы Нуриев (привычно откликавшийся и на имя Борис Исаевич), небольшого роста, крепко сбитый, с энергичной, или, говоря точнее, яростной, жестикуляцией, напористым, неукротимым голосом, начал беседу без предисловий и вводных слов:
— Главная задача — вывести объединение из прорыва. Для достижения этой цели необходимо скоординировать все средства и возможности — стратегические и тактические, производственные и социальные. Все в равной мере важно! В части стратегии — добиваемся созидания мощных строительных трестов и строительной базы. Мы пришли сюда не на один год! Еще: меняем первоначальное направление развития бурения и добычи. Я имею в виду Ем-Егу. Глупо на малоизученных, технологически и энергетически не обеспеченных площадях, без устойчивой транспортной схемы разворачивать эксплуатационное бурение. С нового года сосредоточиваемся на Талинке. И чуть южнее — в районе перспективных разведочных скважин восемьсот и восемьсот два. По дебитам — это явно куполок, дальнейшее разбуривание позволит увеличить добычу. Но просто увеличить — мало. Необходима стабильность. А стабильность — это надежное, грамотное обустройство. Стабильность — это грамотные, надежные кадры, а значит — это жилье, соцкульт, город. Пока не будет нормального города, нам не поднять ни инженерной, ни исполнительской культуры. Работать грамотно без этих условий нельзя. А с малограмотной работой мы больше мириться не можем и не станем! Слишком много людей и целых организаций, которые пригрелись у нефти и жили себе потихонечку, ни о чем не заботясь. Конечно, были и остаются объективные трудности. Но никакими трудностями нельзя оправдать, что НГДУ практически не работало с фондом скважин! Про это расскажешь где — не поверят. Нет, такого больше мы не потерпим!
И он прошелся по кабинету мягкой кошачьей походкой, но в этой мягкости, легко угадывалась готовность к прыжку. Под Новый год ему стукнет сорок девять. В Тюмени относительно недавно — шесть лет всего. А прежде, сразу после института, — двадцать один год в Татарии. Вырастил там семерых детей — и вдруг снялся с места, полетел на Север, Нижневартовск, Нефтеюганск, теперь вот — Нягань...
— Я так скажу: мы должны пробудить и людях гордое отношение к работе. В том, что в них накопилось слишком много безразличия, повинны не только они сами — обстоятельства тут тоже не последнюю роль сыграли...
— Борис Исаевич, — сказала секретарша. — Чаун на проводе.
— Соединяйте. — И в микрофон: — Слушаю, Владимир Григорьевич. Чем порадуешь? Что? На восьмисотой?! Голову ему надо оторвать, а не задвижку! Немедленно во всем разберитесь! — Положил трубку, пробормотал: — Еще и на восьмисотой скважине авария... А отчего? От распущенности и расхлябанности! От безответственности!.. Ладно, — оборвал себя Нуриев. — Разберемся. На чем мы остановились?
— На обстоятельствах, которые...
— Обстоятельства мы будем ломать! Понимаете? Ломать! — твердо произнес Нуриев. — Отношение к Нягани переменится. Оно уже меняется. Нам помогают. Нас поддерживают. Сегодня к нам первый секретарь окружкома приехал, Китаев Виктор Васильевич. Сейчас он на Талинке. А вечером, думаю, встретимся вместе со всеми руководителями служб, поговорим о наших проблемах и заботах. Откровенно поговорим.
— Надолго? — спросил я у Китаева.
— Дня на три. В субботу надо быть в Вартовске. Потом — Сургут. А ты?
— Думаю еще недельку побыть.
— И правильно. Хорошее ты местечко выбрал. Есть на что поглядеть и над чем подумать.
— Не я выбирал. Это вы выбрали... Да, как раз сегодня с утра, можно сказать, с карандашом в руках доклад твой читал. Ну, если точнее — отчет окружкома.
— Именно — точнее. Это же работа всего коллектива.
— Только...
— Что — только? — спросил Китаев.
— Раньше бы все это надо... Я не к тебе, Васильич, но...
— А я — к себе, — отрезал Китаев. — Быть может, надо было раньше... Наверное. Но важно сейчас время не упустить! Ситуация сложнейшая, сам, видимо, понимаешь.
— Давно тут не был, Васильич?
— С той поры и не был. Когда с Макарцевым на буровой повстречался... Ты его видел? Как он сейчас?
— По-прежнему на буровой. Так что видимся мы чаще на Талинке, чем дома.
— Понятно,— вздохнул Китаев. — Сложностей много, конечно. Как и раньше — много. Но и перемены заметны. Тебе не показалось? Настроение у людей стало иным — вот что важно. Тут привыкли считать, что задачи невыполнимы и нечего, мол, корячиться...
— Они и были невыполнимы.
— Но сейчас люди так не считают! Нуриеву удалось за четыре месяца многого добиться. Очень энергичный, знающий, болеющий за дело человек... Хотя Лазарев тоже за дело болел. Хороший был специалист и человек совестливый... Только уж слишком мягкий.
— Все он знал, чувствовал, мучаясь и страдая от этого безмерно...
— Зачем ты об этом? — поморщился Китаев.
— Понимаешь, об этом я все чаще и чаще думаю. О том, что приходится платить не за открытия, не за кубы, не за тонны или метры даже — за самонадеянность. Причем не свою, а чужую. Как можно задачу решить, если условий у тебя нет, а только ответ известен — плановая цифра? Подгонять ответ? Как бы то ни было, во что бы то ни стало? Не каждый это умеет, или, говоря точнее, не каждый может.
— Конечно, Лазареву и объективные причины мешали развернуться,— вслух размышлял Китаев.— Однако Нуриеву не будет проще. Я сказал, что настроение стало меняться. Но больше пока у руководителей, у опытных инженеров. А я обо всех говорю — о тех, от кого выполнение любых идей и планов зависит.
— Обещания им уже надоели, Васильич, — сказал я.— И призывы надоели. Им простые слова нужны, надежные, подкрепленные делом. Им правда нужна.
— Правда? Какая правда? Срыв государственного задания — вот она, правда, никуда от нее не денешься. А условия... Не в школе мы, Яклич, и не задачки решаем, а задачи.
— И невыдержавшее сердце Лазарева, и измотанная душа Макарцева, и напряженные нервы Нуриева — это тоже правда, Васильич. Ты же сам сказал: людям надо помочь. Людям! Помочь!
— Сказал! И все, что от меня зависит, сделаю! Но не надо упрощать, Яклич. И вообще: давай о другом.
— Давай.
— Удалось тебе сына тогда застать в Новом Уренгое?
— Да.
— И как он?
— Нормально.
— Я не о том. Как он дальше решил жизнь свою строить? Как ты: по Северу мотаться, в нефтяные дела лезть, себе и другим разными вопросами голову морочить?
— Ну вот. А говорил: давай о другом.
— А, — махнул рукой Китаев.— Какое тут другое!.. — И снова спросил: — Так что же он решил?
— Не знаю.
— Не знаешь?! — удивился Китаев. — Вроде ты про все знаешь, — ехидно усмехнулся он, — а про собственного сына — не знаешь. Кто же знает? Он сам, что ли?
— Вряд ли.
Китаев помолчал, потом произнес устало:
— Видишь, Яклич... Не подумай, что я подловить тебя хотел... Так уж вышло. У тебя с одним, родным тебе человечком полная неясность, а ты хочешь абсолютной ясности в делах, где сотни тысяч людей завязаны и десятки ведомств... Понимаешь?
