Это было похоже на ультиматум из вражеского стана. Но пришлось сцепить зубы и повелеть гордости молчать.

Противники унии злорадствовали, а их было большинство среди знати и духовенства. Они требовали созыва нового собора, притом непременно в Константинополе, дабы на нем присутствовали все иерархи Восточной церкви. Вот тогда-то, верили они, уния будет осуждена и истинная вера — православие — восторжествует.

Так или иначе, но осажденный Константинополь — животворный источник и оплот истинной веры — подвергался смертельной опасности, И христианский мир обязан был прийти ему на помощь.

Леонтарий направился в Венецию. Дож и сенат ограничились туманными обещаниями. То же произошло и в Генуе. Казалось, единоверцы отвернулись от некогда славного и сильного государства христиан на Востоке.

Король Неаполя и обеих Сардиний Альфонс V Арагонский вызвался было возглавить поход против неверных. Но при этом он недвусмысленно притязал на константинопольскую корону.

Греки воззвали к французскому королю Карлу VII. Франция, напоминали они, стояла всегда во главе крестовых походов во имя освобождения Гроба Господня, во имя торжества Христова учения.

Но Карл безмолвствовал. Он чувствовал, что трон под ним шатается, у него был опасный соперник — кузен Филипп Добрый.

Христианские государи были заняты своими заботами, им было не до Византии. Они наивно полагали, что новый султан молод и неопытен и не отважится напасть на столь сильное государство.

А между тем Византия была уже не та. И Константинополь утерял былую силу. Воинов, годных носить оружие, было мало, арсеналы полупусты. Горожане полагались на Господа, на Богоматерь-заступницу. И возносили молитвы во многих храмах города.

Нигде, я думаю, нет столько чиновников, столько коллегий, столько советов, как в России… число должностных лиц составляет около десятой части населения — явление удивительное в стране, где, несмотря на усилия Петра Великого… несмотря, наконец, на то, что Екатерина II, ныне царствующая, всеми мерами старается возвести своих подданных на уровень прочих обитателей Европы, цивилизация все еще много отстала… все зависит от трех или не более четырех особ, пользующихся неограниченным доверием государыни. Эти особы: князь Потемкин, граф Безбородко, князь Вяземский и Бакунин… Потемкин, близкий сердцу Екатерины… обладал дарованиями, способными вести политическую нить труднейших интриг, князь славился даром познавать людей с исключительной легкостью; его память служит ему вместо изучения — из немногого, что он прочел, и многого, что слышал, ничто не ускользнуло в его памяти… Князь утвердил свое влияние на ум царицы до такой степени, что существует мало примеров министров такого веса… Его передняя наполнена генералами, особами в лентах и знатнейшими лицами страны… Аудиенция дается нелегко. Иностранные министры остаются в каретах, пока не дадут знать примет ли Потемкин… Посетителей проводят прямо в его кабинет… где почти всегда находят его в халате… и, как некоторые уверяют, без штанов, под вечным предлогом нездоровья. Хотя он с места не встает, но нельзя сказать, чтобы он принимал слишком горделиво… Одарен способностью передразнивать всех, кого он знает, до изумительного сходства…

Маркиз де Парело, сардинский министр, — своему двору

В настоящем положении крымских дел весьма нужно знать вернее: кто из жителей сего полуострова прямо к России благонамеренны и кто недоброхоты, распространяя сие примечание не только на общества, но и на частных людей, особливо же имеющих силу и важность в народе, дабы таким образом можно было располагать с ними нам впредь поступки, соображаясь с усердием их или недоброжелательством. Я рекомендую вашему сиятельству употребить наипаче старание ваше к приобретению такового познания…

…По полученному мною из Константинополя от статского советника Булгакова уведомлению, что находящийся при капитан-паше один, называемый Трапезонли-Узун-Хуссейн, отправляется, по-видимому, в Крым, вашему сиятельству рекомендую принять меры к открытию сего шпиона, которого, схватя, прислать ко мне…

…Хану хочется пробовать играть со мною, но я ему докажу, что для меня высочайшие интересы святые. Странно мне, что г. Лашкарев принимает его каверзы на донесение; если бы ему отказали, то он меньше находил способов выигрывать время… Дожидаюсь пришествия полков, а потом начните, что предписано… а между тем смотрите за ханом недреманным оком.

Ордера Потемкина графу де Балшену, военному губернатору Крыма

Приходящий в запустение ханский дворец, именуемый Ашлама…привесть в то состояние, в котором он был прежде, и испорченное все исправить с таковым наблюдением, чтобы сохранен был вкус, с которым вес то настроено… Определить в надзиратели тамо человека надежного, подтверди ему особливо о том, чтобы все в саду тамошнем находящиеся деревья были сохранены…

Ордер Потемкина правителю Таврической области Василию Каховскому

Сокол в позлащенной клетке…

Это он, Шахин-Гирей, последний хан Улуса Джучи[21] Золотой Орды, некогда могущественного государства, съежившегося до размеров Крымского ханства.

Последний хан… Нет уже ханства, ясно, что его не воскресишь, что исчезло оно навсегда, поглощенное Россией. Русские перекрестили Крым в Тавриду, взявши имя от греков, и стал он Таврической областью, всего-то областью, управляемой российским правителем.

А он, Шахин-Гирей, изгнан из родных пределов русскими. Теми русскими, которым он пытался довериться в борьбе за ханский престол. Теми русскими, которые были некогда данниками Золотой Орды. Ее владения простирались тогда от нижнего Дуная до Оби. Ныне последний обломок ее, жалкий обломок, взят Россией. Взят без битв и кровопролития, как бывало прежде меж русских и турок, а, можно сказать, тихою сапой. И он, Шахин-Гирей, тому способствовал.

Теперь он расплачивается за свою податливость, за уступчивость и сговорчивость. Теперь он пленник. Он лишен права голоса, да и вообще какого-либо права. Его заточили в Калуге, которую почитал он краем земли, в некоем подобии дворца, жалком подобии, с малым числом дворни, со смехотворным гаремом… Его обиталище обнесено стеною.

Аллах окончательно отвернулся от него, потомка великого Батыя. Он в плену у неверных. Он добровольно перекинулся в плен, отдался русским в руки. Они улестили его мягкими речами, щедрыми обещаниями. О, если бы он знал, чем все это кончится!

Его первейший враг — Потемкин. Он вверг его в это жалкое состояние. Он опутал его льстивыми словами, как паук паутиной, спеленал, лишил силы, воли к сопротивляемости. Обещал сохранить престол, поселить во дворце, в Бахчисарае. И что же?

Вместо этого — Воронеж, и вот теперь того хуже — Калуга…

Потрескивают дрова в печи, субаши заталкивают в ее открытый зев полено за поленом. Шахин-Гирей зябко поеживается и кутается в бараний полукафтанчик. Ему холодно в этом холодном краю.

Он приникает к окну. А за окном все то же: неказистые избы, утопающие в снегу, — обиталища его челяди. Русские именовали их сначала придворными, а когда от двора остались жалкие крохи — услужающими. Им тоже худо, как и ему. Они тоже оторваны от родных очагов. Их преданность надобно ценить. И он ценит.

«Дворец» и его службы огорожены забором. Под нею ходят солдаты: стерегут. По уверению Потемкина, это почетная стража, охраняющая хана и его людей от злоумышлений. На самом же деле — тюремщики.